Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах - Леопольд фон Захер-Мазох

— Надеюсь, они больше не явятся, — проговорил Сергей. — Однако на всякий случай я вам оставлю старого Онисима.

— Так вы действительно собираетесь ехать в город?

— Разумеется, в такого рода делах следует, прежде всего, быть точным.

— Но вечером вы вернетесь?

— Вероятно, лишь завтра утром.

— Что ж, желаю удачи, — она сердечно подала ему руку. — Благодарю вас — впрочем, что значат слова? Вы должны чувствовать, что мне хотелось бы сказать вам и что я не в состоянии выразить.

— До встречи! — неожиданно загорланили в этот момент евреи, приветливо махая руками из крытых повозок. — В пять часов, господин благодетель, в гостинице «De Pologne».

— Катитесь к чертовой матери!

44. Факел Гименея

И сердце женщины, как нам ни думать о прожитом,

Останется для нас навеки лабиринтом,

Во мраке скрытом.

Ночью прошел дождь, а позднее ветер прошелестел в старых тополях, затем наступила тишина, высыпали звезды, и, когда они погасли, тысячи тоненьких, благоговейных голосов приветствовали вечный свет, золотое утро, весну, вдруг в одночасье пришедшую на эту землю.

Когда Наталья, зябко кутаясь в белый мех своей кацавейки, вышла на крыльцо, навстречу ей засверкал чудесный майский день. Она пересекла двор, углубилась в сад и с радостным изумлением огляделась.

Белый снег цветения лежал на кустарниках и деревьях, источая во все стороны незримые послания любви — облака ароматов. Повсюду, вблизи и вдали, расстилались по холмам и равнинам зелень всходов и синева леса. Клубящийся туман и дым очагов, сизыми колоннами поднимающийся к небу, казались фимиамом, воскуряемым благодарной землей.

Бисеринки росы повисли на стеблях и цветах, рассыпая вокруг золотые блики.

Все сони мигом проснулись, покинули свои зимние пристанища и приветствовали старых друзей, воротившихся в родные края с берегов Нила и Евфрата. Крупные жуки бежали по гравиевой дорожке, деловито шествовали муравьи, жужжали пчелы, мыши сновали туда и сюда на теплом воздухе.

Под навесом крыши устроила себе гнездо пара ласточек, а на колесе, на крыше амбара, неподвижно и задумчиво стоял аист. По плетню и вишневым деревьям, чирикая, перепархивали с места на место воробьи.

Со стороны деревни доносились перезвоны колокола.

Наталья присела на скамейку в беседке: она ждала Сергея.

Имперская дорога широкой белой шелковой лентой вилась между полями и рощами, оттуда он и должен был появиться.

Совсем рядом рос небольшой цветущий куст, вокруг которого слышалось непрерывное гудение и жужжание. Куст протянул одну из своих веток ждущей девушке, словно предлагая ей скромный букет. По усеянным красными крапинками лепесткам, точно по маленькому благоухающему дворцу, передвигался сейчас какой-то милый жучок и испытывал свои крылья.

Наталья трепетала, на душе у нее было тревожно и радостно: ей казалось, что этот золотой день и ей принесет что-то великолепное, что свершится какое-то чудо. Она ждала чего-то или кого-то, кто расскажет ей прекрасную сказку.

Цветущие деревья и кусты вокруг нее начали перешептываться, травинки и цветы выпрямились, ласковый майский ветер будто говорил ей весенние слова любви. Порхающие бабочки, жужжащие пчелы, золотистые мухи, маленькая мышь, умными глазами взирающая на нее из земляной норки, и зяблик, поющий брачную песнь на верхушке ближайшего дерева, — все они рассказывали ей что-то, что она понимала только наполовину.

Великая, блаженная тайна витала между небом и землей. И Наталья знала это, но не осмеливалась в нее поверить.

Наконец на дороге показалось легкое облачко пыли.

Это был он, он скакал верхом, и с ним рядом — старый Онисим.

Наталья встала, но тотчас снова опустилась на скамью. Нежная дрожь пробежала по всему телу, ее охватила сладостная истома, исстрадавшееся сердце учащенно забилось.

Сергей уже был во дворе и оглядывался по сторонам, затем соскочил с лошади и поспешил к ней.

Наталья поднялась и протянула ему навстречу руки.

— Какой замечательный день! — воскликнул Сергей. — Солнце светит во все окна и во все сердца. Небо и земля смеются, засмейтесь же и вы, Наталья. Я привез добрые вести.

Она взяла его под руку и благодарно улыбнулась.

— Пойдемте же в дом, — сказала она, — пусть и остальные послушают.

Менев с близкими как раз завтракал. Карол церемонно расхаживал взад и вперед, в то время как священник, Февадия, Винтерлих, Данила и Василий сидели по разным углам, точно в укрытии. Все дожидались Сергея.

— Рад вас приветствовать! — воскликнул Менев при его появлении. — С какими новостями пожаловали?

— Все складывается как нельзя лучше, — ответил Сергей, потом поцеловал руку Аспазии и пожал протянутую десницу Менева.

— Могу я предложить вам чашечку кофе? — спросила Аспазия.

— Не откажусь, — ответил Сергей и занял место за столом, предварительно поставив рядом с собой стул для Натальи.

— А где госпожа Федорович?

— У себя в комнате.

— Тем лучше.

— Вы, стало быть, действительно все уладили с нашими евреями? — поинтересовался Менев.

— Конечно, — сказал Сергей. — Все приведено в порядок, в том числе и ваши дела, господин Винтерлих, и ваши, господин Карол Богданович.

— Премного благодарен, — поклонился последний.

— Я вам по гроб жизни обязан, — краснея, пролепетал Винтерлих.

— Позднее я каждому из вас представлю подробный отчет, — продолжал Сергей. — Кроме того, я посетил директора гимназии. Мы с ним подали заявления в школьный совет, для проформы, но вопрос уже разрешился самым благоприятным образом: три наших молодых человека могут немедленно приступать к занятиям.

— О! Как нам перед вами стыдно, — прошептала Аспазия, тогда как Менев буквально засиял, а три студиозуса кинулись наперебой изливать свою благодарность.

— По дороге я еще — en passant[93] — организовал помолвку.

— У кого же, позвольте полюбопытствовать?

— У Бадени: Бронислава с майором отныне счастливая пара.

— Итак, вы, собственно говоря, одним махом со всем разделались, — констатировал Менев.

— Далеко не со всем, — не без иронии ответил Сергей. — Как раз сейчас наступает самая важная часть моей миссии.

— Что вы имеете в виду?

— Я попрошу вас немного набраться терпения: вы же видите, что я привык решать все вопросы быстро.

— Быстро и успешно, — заметил Винтерлих, который был теперь в полном восторге от Сергея.

— Однако прежде я переговорю с челядью, — заявил Сергей. — Простите меня, господа, я на несколько минут удалюсь.

Он направился в пекарню. Наталья собралась было последовать за ним, но он ей этого не позволил, предупредив:

— Мне не хотелось бы, чтобы вы познакомились с грубой стороной моей натуры.

Собрав вокруг себя слуг, он сразу заметил, что все они снова нарядись в прежнюю крестьянскую одежду. Следовательно, его увещевания все-таки не прошли даром. Даже у Ендруха исчез лорнет. Сергей не тратил лишних слов. Он говорил образно и убедительно, точно полевой капеллан, и под конец все были растроганы до слез. Когда он удалился, Тарас произнес:

— Вот это барин! За такого я в огонь и воду пойду!

А Мотуш добавил:

— Кто умеет приказывать, тому и подчиняются с охотой.

Вернувшись в столовую, Сергей первым делом обратился к Феофану, с которым пошептался у окна, после чего подошел к священнику.

— Батюшка, — начал он, — я должен сделать вам кое-какие разъяснения. Феофан увлечен вашей племянницей Аленой, и подлинным его намерением было похитить ее. Причиной тому, что это не удалось и он проделал санную прогулку с вашей супругой, была исключительно Зиновия, из озорства разыгравшая предательницу.

— Ну, разве я тебе не то же самое толковала? — победно вмешалась Февадия.

— Позвольте мне в этой связи, — закончил Сергей, — вложить вашу руку в руку вашей супруги — дамы, которую я от души уважаю.

Добившись таким образом примирения супругов, Сергей почтительно поцеловал Февадии руку. Она в этот момент была окончательно им покорена, а священник даже пригласил его посетить обсерваторию.

Потом Сергей взял под руку Аспазию и повел ее в салон, пригласив Менева последовать за ними. Наталья задрожала.

— Глубокоуважаемый господин Менев! — начал Сергей, затворив двери. — Я не желаю касаться неприятных для вас аспектов дела, однако мой долг — заверить вас в том, что у вас нет серьезных оснований сердиться на свою супругу. Я прошу вас обоих — ради меня, который испытывает к вам чувство искренней дружбы, и еще больше ради ваших детей — забыть о случившемся и простить друг другу все эти мелкие глупости.