Гипсовый трубач: дубль два - Юрий Поляков

– Видите ли, Дмитрий Антонович, – начал писодей, стараясь придать голосу эпическое спокойствие. – Если наш Борис – олигарх, значит, у него есть враги. Isn’t it? – от страшного напряжения он перешел на английский, которого почти не знал.

– Of course! – подтвердил Жарынин. – Недаром Сен-Жон Перс говаривал: «Богатство – это узаконенное преступление!» Ну и что с того?

– Бориса хотят убить.

– За что?

– Не важно.

– Кто?

– И это не важно! – Андрей Львович почувствовал себя Жарыниным. – Да хоть одноклассник, которому он не дал списать на экзамене…

– Нет, лучше – одноклассник, который всегда давал ему списывать, а Борька, разбогатев, пожалел ему штуку баксов на бедность. Знаете коллега, если бы я был одноклассником Вексельберга, мне бы тоже захотелось его убить. Ведь, согласитесь, есть какой-то предел обогащения? Скажем, десять миллионов евро.

– Пять, – поправил экономный литератор.

– Хорошо, пять. Далее: создаем Всемирную чрезвычайную комиссию по борьбе с аморальным богатством (ВЧК БАБ), которая вместе с «фискалами» отслеживает рост состояний, и как только лимит превышен, на дом к оплошавшему нуворишу выезжает специальное подразделение «Омега-Минус», тихо снимает охрану, входит в кабинет: «Вы такой-то?» – «Да, а в чем дело?» – «Вы нарушили мондиальный закон “О пределах личного обогащения”». – «Нет, это ошибка! Меня подставили…» – «Ошибки быть не может!» – «Я вызову адвоката!» – «Не надо адвоката!» – и бац в лоб из “Макарова”. – Честь имеем!» А утром портретик в газетах с наставительной надписью: «Он не умел считать деньги!». А как сосчитаешь? Особенность бизнеса состоит в том, что никогда до конца не знаешь, сколько у тебя денег. А ВЧК БАБ знает. Весь мир, коллега, изменится невероятно! Вообразите, едва только ваши накопления приблизятся к роковой черте, вы начнете нервничать, не спать ночами, соображая, как избавиться от опасных излишков и не получить пулю в лоб. Жена будет рыдать, прося не покупать ей новую шубу, любовница в ужасе отшатываться от дареных бриллиантов. Ведь все считается, все – до карата и норковой спинки! А сами вы станете метаться из одного детского дома в другой, умоляя принять добровольные пожертвования, чтобы отправить соответствующую справку в ВЧК БАБ. Цунами благотворительности захлестнет человечество, Черная Африка наестся досыта. За редкими, как розовые фламинго, нищими будут гоняться толпы миллионеров, плача и требуя: «Возьми миллион, будь человеком!» В каждом мусорном контейнере легко отыщется два-три нераспечатанных банковских брикета. Люди снова потянутся к станкам, кульманам, в поля и огороды, возвращаясь к счастью низкооплачиваемого труда… Зачем рисковать жизнью ради денег, когда можно встретить румяную зорю с косой в руках по пояс в росе? Ну, как вам?

– Занятно, – сухо отозвался Кокотов. – Но прошу вас больше меня по пустякам не перебивать!

– Извините, коллега, замечтался.

– Итак, Бориса хотят убить и, конечно, не одноклассники. Он кому-то мешает, очень мощной структуре. Возможно, власти…

– Это вы бросьте! Нашей власти мешает только народ.

– А если он решил пойти в политику, в Кремль? – предположил писодей.

– Посадят за неуплату налогов. Нет, его хочет убрать конкурент!

– Согласен. И тут начинается самое главное. Конкурент должен найти исполнителей, очень серьезных.

– Самые серьезные – это «Киллвипсервис». Кстати, обратите внимание, коллега, каков язык этих пуританских англосаксов! Он словно нарочно приспособлен к тому, чтобы болтовня не отвлекала от работы. Попробуйте то же самое сказать по-русски – получится: «Служба ликвидации особо влиятельных особ» Ну кто обратится в такую фирму за помощью?! Никто. Другое дело – «Киллвипсервис». Та к и хочется кого-нибудь заказать!

– Слово… – пробормотал Кокотов.

– Какое слово?

– «Служба ликвидации особо влиятельных особ» – сокращенно «СЛОВО».

– Гениально! Поварская улица. Доходный дом начала ХХ века в стиле модерн, давно избавленный от коммуналок и выкупленный под офисы. Рядом с тяжелой дубовой дверью дюжина золотых табличек, а среди них затерялась скромнейшая, с деликатными буковками: ЗАО «СЛОВО». Небольшой офис на четвертом этаже, куда поднимает старинный лифт с кованой решеткой в стиле «ар нуво». В офисе обстановка дружной частной редакции: молодые интеллектуалы сгрудились над столом, заваленным фотографиями Бориса, газетными вырезками, журналами с его интервью. Есть там и «Умный рынок», который принесла домой Варя. Первое впечатление – они срочно готовят к печати книгу о нашем герое. Или же собирают на него досье, чтобы продать конкурентам. Они, кстати, так его и называют: «наш герой». «А что там наш герой? Что нового у нашего героя?» До самого последнего момента мы не догадываемся, что это убийцы. И только…

– Может быть, вы откроете дверь и выпустите меня? – сварливо перебил обиженный писатель. – Я вам, кажется, здесь совсем не нужен!

– Молчу, молчу!

– Значит, главная задача убийц – выманить Борю в такое место, где он окажется беззащитен, а охрана беспомощна. И ребята из СЛОВО тщательно изучают его жизнь с самого детства, узнают и про Юлию, и про их первую любовь…

– А может, нам вообще снять фильм про первую любовь? – мечтательно перебил Жарынин, открывая последнюю бутылку пива. – Знаете, от того, как обошелся человек со своей первой любовью, зависит, в сущности, его судьба. Если предмет желания остался холоден и недоступен, мужчина потом всю жизнь суетливо добивается женщин, панически боясь отказа. Если первая любовь оказалась взаимной, подхватила, понесла, но постепенно иссякла и отпустила, мужчина потом спокоен, уверен в себе и срывает женщин по обочинам жизненного пути, как травинки для чистки зубов. Если же первая страсть по какой-то причине оборвалась на взлете, в момент самых разгоряченных иллюзий, он свято верит, что потерял главное в жизни, лишился единственного возможного счастья. Прерванный половой акт – это ужасно. Прерванная любовь – это прекрасно! Как раз наш случай.

– А если первая любовь окончилась браком? – осторожно спросил Кокотов.

– Это самое неприятное. Искусство такие вещи не любит из-за художественной бесперспективности. Но извините, я снова вас перебил, коллега!

– Я уже почти все сказал. Убийцы хотят выманить Бориса с помощью Юли. Но как заставить ее позвонить ему? Очень просто: они втягивают Костю в провальный бизнес, дают денег на открытие частной дефектологической школы, а потом включают счетчик и подсказывают: пусть жена позвонит своему разбогатевшему другу юности. Они уверены: встретившись, бывшие любовники обязательно пойдут к гипсовому трубачу. Разумеется, ребята из СЛОВО не говорят: ты нам его вымани, а мы убьем. Объясняют иначе: нам надо с ним серьезно поговорить, а он недоступен, окружен охраной.

– Неплохо, коллега! А если усложнить? Костя догадывается, что Бориса хотят убить, и в нем просыпается мстительное чувство неудачника, который вырастил неродного ребенка и двадцать лет имел в постели обломок чужой любви. А?

– Возможно…

– И вот после «Золотого трепанга» наша парочка едет к гипсовому трубачу.

– А в шале они уже не едут?

– Нет. Теперь все гораздо серьезней. Юля хочет признаться Борису, что Варя – его дочь.

– Она же не хотела!

– Слушайте, Кокотов, Пушкин не отвечал за свою Татьяну, а я не отвечаю за Юлию. Не хотела – и вдруг захотела. Что вы, женщин не знаете?! Но сказать она ничего не успела. Они вышли из бронированного джипа, охрана, конечно, оцепила школьный сад, но влюбленные только успели подойти к гипсовому трубачу и взяться за руки… Раздался страшный взрыв. Тр-ра-ах! Под пьедестал была заложена бомба, как под Кадырова, помните?…

– А я думал, снайпер… – с обидой произнес автор «Любви на бильярде».

– Снайпер убьет только Борьку, а мне надо, чтобы погибли оба.

– Зачем?

– Не понимаете?

– Не понимаю.

– Они не смогли быть вместе в жизни, но соединились в тротиловом огне. Навсегда. А концовка знаете какая?

– Теперь не знаю.

– Мы снова видим их роковое свидание двадцатилетней давности. Юля, почуяв измену, стремительно уходит прочь, но Борис ее догоняет, обнимает… И она, не выдержав, оттаяв, признается: «У нас будет ребенок!» Он подхватывает ее на руки и кружит, кружит вокруг гипсового горниста, который трубит в ночное небо гимн любви, верности и материнству. Но я сниму так, чтобы до конца никто не понял, что это: предсмертная греза, реальность или потустороннее воздаяние, когда душам разрешено исправить только одну, но самую большую земную ошибку… И они ее исправляют! Уф-ф-ф… Кокотов, я вами доволен!

– Неужели?!

– Да, вы заслужили краткосрочный отпуск. Сегодня гуляйте, а завтра садимся писать поэпизодный план. Ступайте! Нет, стойте, налейте мне на прощанье! – Игровод кивнул на бутылку, стоявшую на телевизоре. – И не лезьте к ней сразу! Лапузина очень непроста! А лучше, друг мой, женитесь на Вальке! Вам уступлю. Такой женщины вы нигде не найдете: чистоплотная, преданная, страстная… Ну, сами теперь знаете… Сен-Жон Перс говаривал: «Женское одиночество – это Клондайк для мужчин». А как она готовит сациви с кедровыми орехами! Просто фантастика!