И будет день - Ранджит Дхармакирти

со мной несет ответственность за семью. И, когда меня не станет, кому, как не ему, быть опорой. Сарат должен стать инженером не только ради себя самого, но и ради остальных детей. Ведь если он займет важный пост, ему легче будет помочь и остальным. Но как он сможет одновременно работать и учиться? Он и сам-то, наверное, не очень в это верит, хочет только меня успокоить. И если уж он решил идти работать, то никто не заставит его изменить это решение.

Я поднялся и зашел к Сарату.

— Куда же ты собираешься поступить? — спросил я.

— В компанию «Браун», — ответил он. — Главный инженер — приятель одного из наших преподавателей, и я легко смогу устроиться туда учеником.

— Я на твоем месте все же еще раз попробовал бы сдать экзамены.

— Нет, папа. Все уже решено. Я и заявление подал.

— Когда же?

— На прошлой неделе. Просто раньше времени не хотел говорить никому.

Я спустился во двор и долго ходил по дорожке между верандой и калиткой. В доме у Сирисены погасили свет — после того как Суджата вышла замуж и переехала к мужу, все ложатся спать рано. А раньше, когда Суджата жила дома, они до поздней ночи пили кофе, разговаривали, смеялись. Когда я теперь захожу к ним, о чем бы мы ни говорили, в конце концов речь заходит о Суджате. Приезжает она редко, но пишет регулярно и каждый раз просит передать привет мне и Суманавати. Жена Сирисены постоянно жалуется на разлуку с дочерью. На прошлой неделе они мне сказали, что решили переехать к дочери, а этот дом сдать в аренду. Мне стало совсем грустно от этой новости. «Ну хоть изредка приезжайте к нам», — только и смог я попросить их.

Когда я пришел в свою комнату, часы пробили десять. Едва задремал, как меня разбудила Суманавати.

— Ты уже спишь?

— Нет. А что?

— Сдается мне, что у Малини с Виджесундарой нелады. Сегодня он заходил к нам, и они крепко повздорили.

— А из-за чего?

— Не знаю. Не прислушивалась. Слышала только, что очень зло друг с другом разговаривали.

— Ничего страшного. Сами разберутся — не маленькие.

— Что-то сердце у меня не на месте, — вздохнула Суманавати. — Если они теперь уже ссорятся, то что будет потом?

— А что мы можем сделать? По крайней мере Малини упрекать нас не будет — сама Виджесундару нашла.

8

— Папа, а что, если нам переехать в какой-нибудь другой дом? Этот уже совсем старый, — заявил как-то Хиччи Махаттая.

— Может, тебе не нравится, что я и папа тоже постарели? Хочешь, ищи другой дом, а нас и этот устраивает, — не раздумывая, ответила Суманавати.

— Если бы я, мама, мог ходить…

— А чем тебе не нравится этот дом? — сказал я как можно ласковее. — Мы прожили в нем уже больше двадцати лет. И ты здесь родился. Хоть мы и снимаем его, он уже вроде как бы наш. И район тихий, спокойный.

— Но ведь когда-то придется уезжать отсюда, папа.

— Конечно, придется, — вздохнул я.

— Куда же мы переберемся?

— В деревню. В мамин дом.

Да, время для переезда в деревню уже не за горами. Через несколько лет я выйду на пенсию, и тогда мы не сможем платить арендную плату. Да и какой смысл здесь оставаться? Пока в деревенском доме Суманавати живет ее дальний родственник. Платы мы с него никакой не берем. Иногда мы ездим туда, и тогда он нас щедро одаряет рисом и кокосовыми орехами.

За последнее время характер у Хиччи Махаттаи сильно изменился. Заставить его слушаться — все труднее. Часто его можно увидеть перед зеркалом — прихорашивается, словно собирается на праздник. Иногда тихонько принимается напевать песни из кинофильмов о красавицах, о любви, о разбитых сердцах. Поделки свои он совсем забросил. Забавные вещицы, которые он с таким усердием мастерил, пылятся по углам. Когда я напоминаю ему об этом увлечении, он небрежно отмахивается — никчемные, мол, детские забавы, и вспоминать не стоит. Стал много читать. Но, боже, какие книги! Только про убийства и любовь. Да еще стихи. Обложки разрисованы такими картинками, что смотреть противно. Вначале я думал, что это чтиво дает ему Нималь, а потом узнал, что Хиччи Махаттая завел дружбу с девочками и обменивается с ними книгами. Как-то в книжке, которую Хиччи Махаттая приготовил для одной из девочек, мне попался листок с такими душевными излияниями в стихах, что мои редкие волосы встали дыбом.

— Не нравится мне, что Хиччи Махаттая завел дружбу с этими девочками, — принялся я однажды вечером жаловаться Суманавати. — Ни к чему хорошему это привести не может.

— Он уже не маленький.

— Именно поэтому я и беспокоюсь. Забивает себе голову всякой дурью, как Нималь.

— Нельзя же Хиччи Махаттаю запереть в четырех стенах, — возразила Суманавати. — Не понимаю, чего ты боишься. Все ребята в его возрасте такие же.

— А Нималь совсем свихнулся. Вчера на улице видел его с какой-то девицей в обнимку. Стыда совсем нет. Если так будет продолжаться, придется отправить меня в сумасшедший дом. У всех детей все шиворот-навыворот. Сарат дважды провалился на экзаменах. У Нималя молоко еще на губах, не обсохло, а он уже с девками шляется. Малини делает, что ей вздумается. Скоро все на нас пальцами будут показывать — хорошеньких деток вырастили, нечего сказать!

— Перестань ты себя накручивать! Чем наши дети хуже других? Таких шалопаев, как Нималь, кругом полным-полно. И разве один Сарат провалился на экзаменах? Мы-то сделали все, что от нас зависело. Если не судьба, то что же делать? А что случилось с Араччи из нашей деревни? Обе дочери убежали из дому. И ничего — жив и здоров. Малини сама себе жениха нашла. Есть из-за чего отчаиваться! Не может же все быть так, как нам хочется.

— Твоя правда.

— Надо выполнить свой родительский долг, а уж как в жизни все обернется, никто предугадать не может.

— Все родительский долг да родительский долг… А у детей что, никаких обязанностей нет? Кому же, как не им, позаботиться о нас, когда мы совсем состаримся! Кто подаст нам тогда воды напиться?

— Ты уже совсем заговорился. — Суманавати поднялась со ступенек. — Иди-ка лучше спать. Поздно уже.

В нашей семье пять человек, но порой мне кажется, что я совершенно одинок. Отчего такое ощущение — я и сам не знаю. А иногда я пытаюсь представить себе, что случится, если я вдруг умру. Бремя всех забот тогда ляжет на плечи Суманавати. И, когда я думаю об этом, меня охватывает дрожь, как при виде зловещего призрака. А порой я