Госпожа трех гаремов - Евгений Сухов

Солнце, едва взобравшись на небосвод, растопило утренний туман. Его белесые обрывки долго парили над стенами, а потом растаяли и они. Взорам предстали маковки соборов, крыши теремов. Костры успели погаснуть, и только красные уголья вспыхивали иной раз на сильном утреннем ветру да серый пепел стелился по лугам.

Ханский иноходец старательно обходил кострища и, послушный воле молодого седока, остановился перед строем пеших и всадников.

Тьма Девлет-Гирея ожидала напутственного слова своего господина.

Девлет сошел с коня. Джигиты по достоинству оценили поступок молодого хана — не каждый из великих способен снизойти до обычных смертных. Девлет-Гирей медленно обходил строй, он должен был запомнить каждого из них, для многих огланов это последняя встреча со своим господином.

Хан сумел подавить в себе жалость, такое чувство недостойно великого повелителя. Для каждого воина смерть за Аллаха и господина — высшее предназначение.

Хан вдел ногу в стремя. Джигиты недоуменно переглядывались: «Неужели придется умирать без напутственного слова? Молод господин, близкие боятся подсказать ему, что так никогда не поступил бы его отец».

Конь нетерпеливо загарцевал под всадником. Вот сейчас хан поднимет руку, и десятки барабанов ударят бой, завоют трубы и крымские воины пойдут навстречу судьбе.

— Господин, там на дороге гонец, — вывел хана из задумчивости голос Рашида.

По широкой дороге к стану Девлет-Гирея действительно спешил всадник. Большое облако пыли длинным хвостом тянулось следом. Всадник размахивал бунчуком, издавал протяжные крики, стараясь привлечь к себе внимание.

— Алла!

Гонец натянул поводья, и конь, закусив удила, жалобно заржал. Всадник молодцевато спешился и вытащил спрятанное в рукаве казакина послание.

— Прочти! — коротко распорядился крымский хан, едва взглянув на гонца.

Посланник развернул письмо и стал читать:

— «Первый из великих, солнце моего сердца, повелитель больших и малых народов, господин бескрайних земель и множества городов». — Гонец сделал паузу и посмотрел на Девлет-Гирея, стараясь разглядеть в глазах молодого хана честолюбивые искорки от неприкрытой лести.

— Дальше! — раздраженно приказал тот.

— «Пишет тебе твой раб, улан Вахит, посланный в Москву. Царь Иван идет в Тулу. Войск у него во множестве, глазами их не окинуть и за день не обойти…»

— Пошел прочь! — не дослушал Девлет-Гирей посланника и нагайкой огрел его по опущенным плечам.

Гонец принял удар плети словно благодарность, согнулся в поклоне и отошел в сторону, а грамота, выбитая из рук, ненужным хламом затерялась в густом можжевельнике.

Хан натянул поводья, и конь, развернувшись, красиво поскакал к строю. Джигиты напряженно ожидали. Они не слышали содержания письма, но по лицу Девлет-Гирея могли судить, что произошло нечто важное. Хан еще так молод и не всегда умеет прятать свои чувства.

Любимец турецкого султана колебался недолго.

— Видно, мы повинны перед Аллахом, и он не пожелал поддержать нас в этот раз. Пусть барабанщики бьют отбой! Мы возвращаемся в Бахчэ-Сарай.

Паша Рашид удивленно смотрел на хана. «Неужели Девлет-Гирей осмелится нарушить священный приказ турецкого султана?» На своей памяти он знал немало примеров, когда Сулейман Кануни охладевал к своим любимцам. Многие из них закончили земной путь на острых кольях подле императорского дворца.

Янычарский ага не спешил отдавать приказ спешиться, и его воины терпеливо дожидались слов своего господина. Может быть, Девлет-Гирей одумается?

— Так кто здесь хан? — неожиданно вспылил Девлет.

— Слушаюсь, мой повелитель, — поклонился старый воин.

Паша поднял руку вверх, и фанфары янычар известили округу о завершении похода.

Воинство Девлет-Гирея возвращалось в Бахчэ-Сарай.

«О чем же думает сейчас султан Сулейман?» — вспомнил крымский хан господина.

Сулейман Законодатель мыслями был далеко. Многотысячная турецкая эскадра, состоящая из тридцати кораблей, направилась из Суэца к берегам Омана. После двухнедельной бомбардировки шестнадцатитысячный десант овладел Маскатом — крупной крепостью португальцев.

Султан Сулейман праздновал победу.

С верой в завтрашний день

Ядигер в сопровождении небольшого отряда выехал на берег Камы ночью. У самого устья, при впадении ее в полноводную Итиль, сверкали далекие огни. Ядигер знал, что это костры застав князя Микулинского.

Астраханец натянул поводья, и жеребец скосил блестящий глаз на хозяйскую длань, которая заботливо перебирала длинную гриву.

Эмир не спешил отрывать Ядигера от размышлений и терпеливо ожидал распоряжений будущего хана.

— Прикажи завязать морды лошадям, чтобы ржанием не выдали нашего присутствия. Я хорошо знаю эти места и сам поведу отряд, — властно произнес астраханец, как будто он уже был казанским ханом.

— Слушаюсь, повелитель, — смирился перед волей Ядигера Нур-Али.

Конный отряд, напоминая тени шайтанов, спустился с высокого обрыва и, прячась среди дубравы, проследовал к каменному берегу.

— Господин, здесь тебя ожидает лодка, — произнес Нур-Али.

Ядигер сошел с коня, а потом легонько стукнул его по мощному крупу:

— Ступай! Теперь ты вольный.

— Сюда, господин.

Ядигер сделал шаг и почувствовал, как холодная вода проникла в ичиги, а полы кафтана намокли и стали тяжелыми. Он перевалил свое долговязое тело через борт. Три пары крепких рук бережно ухватили его за кафтан и втащили в лодку. Потом гребцы взмахнули веслами, и высокий нос лодки плавно рассек гребень волны, двигаясь навстречу песчаному плесу.

Жеребец некоторое время бил копытом землю, разбрасывая во все стороны гальку, а потом громко заржал, и овраги, заросшие частым дубравником, дружно подхватили прощальный плач аргамака.

Лодка удалялась все дальше, и тьма пожирала очертания фигур.

На той стороне Итили Ядигера уже ждал Чура Нарыков. Он слегка приобнял за плечи сошедшего на берег астраханца и позволил себе смелость коснуться щекой его лица.

— Казань и все ханство ждут тебя с нетерпением, — сказал эмир. — С тобой и твоим именем мы вернем нашему народу веру в справедливость и непременно победим. Позволь сделать тебе первый подарок. Извини, если он окажется скромным.

Чура Нарыков поднял руки, и из густого ивняка к Ядигеру вывели белого арабского скакуна. Уздечка была в алмазах, попона вышита серебряными и золотыми нитями, а высокое седло обито парчой.

Ядигер потянулся к жеребцу холеной ладонью, но конь отпрянул в сторону, прижав к небольшой голове короткие уши.

— Ничего, еще привыкнешь, — похлопал аргамака по гладкой атласной шее сын астраханского хана. — А теперь в Казань!

Отряд улан во главе с Ядигером под барабанный бой и звуки карная вошел в город через Ханские ворота. Улицы, несмотря на ранний час, были многолюдны: каждый казанец спешил поприветствовать будущего хана, мурзы и эмиры торопились оказать ему почтение и добиться благосклонности. В подарок Ядигеру подносились персидские ковры, кувшины, наполненные золотом и драгоценными камнями, а атласные сапоги господина ступали по ковровым дорожкам, которые услужливо стелили ему под ноги.

Ядигер видел улыбающиеся лица, пожимал протянутые к нему руки. Теперь он не сомневался в том, что это был его город; Ядигер вспомнил предсказание придворного звездочета, который, взглянув на атлас неба, объявил, что с появлением нового хана Казань превратится в могущественнейшую державу, какой была при славном Улу-Мухаммеде. Ученый муж поведал, что Ядигер родился под счастливой звездой и его ждет долгая жизнь и легкая смерть.

Будущий повелитель Казани улыбался всем: знатнейшим мурзам и беднякам, дервишам и женщинам. Его горячий скакун мял копытами нежную парчу, которой была покрыта дворцовая площадь.

— Слава Ядигеру!

Государство истосковалось по господину и нуждалось в нем точно так же, как добрая жена в ласке мужа. Уже никто не хотел вспоминать, что еще прошлым летом воинство ногаев под предводительством Ядигера стояло под стенами Казанского кремля. Каждый сознавал, что тогда это был воевода, состоящий на службе у урусского царя, а сейчас перед ними будущий казанский хан.

После утренней молитвы в главную мечеть пришли все виднейшие карачи. Прибыл и арский эмир. Он стоял обритый наголо, только так можно было замолить недавнее позорное пленение. Эмир хотел очиститься от налипшей скверны и проводил время в долгих молитвах.

Все ждали появления Ядигера и сеида. Наконец вошли и они.

Кулшериф вывел Ядигера в центр мечети и положил ему руку на плечо, и тот послушно преклонил колени. Для того чтобы возвыситься, сначала нужно согнуться. И когда на голову Ядигера возложили знаменитый ханский венец, мечеть наполнилась гулом одобрения.