Да не судимы будете. Дневники и воспоминания члена политбюро ЦК КПСС - Петр Шелест

16 августа. Со стороны Китая продолжаются большая клевета и провокации, мы никакого отпора не даем, терпеть дальше все это — значит терять свое достоинство. Люди возмущаются, руководители молчат, безмолвствуют средства массовой информации. Давать отповедь китайцам у Брежнева нет смелости, кое-кто из идеологов поддерживает его. Но ничего хорошего из этого не выйдет.

Пытался по этому вопросу высказать свое мнение — не нравится, но ведь все равно придется вести борьбу, а наше «молчание» работает не на нас. Китайцы говорят: «Кремль молчит — значит отвечать нечего».

17 августа. Автомашиной выехал в Запорожье, по дороге встречался с секретарями обкомов партии Киевской, Полтавской, Харьковской, Днепропетровской областей. Все информировали о состоянии дел. Культура полей, в особенности в Полтавской области, низкая. Видно, надо принимать дополнительные меры, повысить требовательность к работникам седьского хозяйства, в особенности к председателям колхозов, директорам совхозов и специалистам, в первую очередь к агрономам. В культуре земледелия залог повышения урожайности зерновых и всех сельхозкультур. Ох, как нам надо поднимать культуру земледелия по стране в целом!

В Запорожье посетил моторный завод и ОКБ-478, внимательно ознакомился с производством завода и конструкторскими разработками ОКБ. Вручил заводу орден Ленина, главному конструктору Ивченко Золотую Звезду Героя Социалистического Труда. Ивченко совсем плохо себя чувствует, разбит параличом. Группе рабочих и ИТР завода и ОКБ вручил ордена и медали. Все прошло хорошо, организованно.

25 августа. Из Симферополя в 10.00 в Киев прилетели Брежнев и Подгорный. План их пребывания: осмотр выставки птицеводства, она произвела огромное впечатление. Во второй половине дня уехали в Яготин на охоту на уток. Брежневу и Подгорному подарили по отличному ружью «Черчилль». Остались довольны.

26 августа вечером состоялась в Залесье встреча с членами политбюро ЦК КПУ — все шло хорошо, пока не вмешался подвыпивший «шляхтич» Щербицкий со своими глупыми и неуместными вопросами. Это вызвало раздражение наших гостей — остался неприятный осадок. Пришлось Коротченко Д. С. поправлять положение — опытный человек выступил хорошо и поставил на место бурбона Щербицкого.

Охота в Залесье прошла успешно, только Брежнев убил четырех кабанов и оленя. Утром 27 августа с Бориспольского аэродрома проводили гостей. Они улетели в Астрахань на охоту на гусей. Во время пребывания Брежнева в Киеве договорился с ним, что я продлю свой отпуск на несколько дней: уеду в Болгарию — страшно устал.

28 августа. Встретился с председателем Совмина ЧССР Юзефом Ленартом, уже тогда в разговоре с ним можно было определить, что в Чехословакии назревает политический кризис. О моей встрече и выводах я написал обстоятельную информацию в ЦК КПСС. Подготовил информацию в ЦК и о реакции разных слоев населения на «культурную революцию» в Китае[91]. Имеются разные толкования и оценки, много непонятного, надо выждать, что будет дальше. Делать политические выводы и заключения, что в этом провал Мао — это по меньшей мере преждевременно и смешно, ведь о Китае мы почти ничего не знаем. Китайцы — мудрый и коварный народ, а тем более его «вожди». Сразу не разгадаешь, ясно одно: что дальнейшие политические и идеологические осложнения с Китаем и его народом воспринимаются с опасением и тревогой, — все это надо учитывать.

29 августа. Стало много поступать писем на А. Титаренко из Запорожья, где он раньше работал. Пришлось принимать дополнительные меры, чтобы смягчить обстановку, не допустить подрыва авторитета секретаря ЦК КПУ. Надо брать на себя определенную ответственность. Ну что ж, без ответственности нельзя быть на ответственной работе.

Декабрь 1966 года. Первого числа выехал машиной в командировку в Винницкую, Хмельницкую, Тернопольскую, Станиславскую области. В этих областях я уже не однажды бывал, но надо было обновить впечатление, познакомиться на месте с делами, встретиться с людьми. Все это освежает мысль, пополняет опыт. Одним словом, не отрываешься от земли, от реальной жизни.

5 декабря я прибыл в Тернопольскую область. Поздно ночью ко мне попросился на прием для личной беседы начальник областного управления КГБ Л. Ступак. Беседа проходила с глазу на глаз. Долго и обстоятельно беседовали с ним, ибо в области были сложные обстоятельства: здесь около 30 тысяч бывших оуновцев[92], многие из них возвратились из заключений и поселений. Открыто себя не проявляют, но при определенных сложных обстоятельствах они могут сыграть отрицательную роль. Далеко не все они политически и идеологически разоружились, да и особой лояльности к нам не проявляют.

Затем самоинициативно Ступак мне рассказал следующее: «Днями в области с целью проверки работы областного управления КГБ из Москвы была большая группа работников союзного КГБ. Особых недостатков они не нашли, но кое-какие существенные замечания высказали.

Затем разговор с москвичами по их инициативе зашел о Л. И. Брежневе. Они очень отрицательно высказывались о нем. Москвичи его не любят и как политического руководителя, государственного деятеля всерьез не принимают. О нем в народе и партийном активе говорят, что это «случайный человек, стал во главе партии и руководства страны на волне политической перетасовки в «верхних» этажах политической власти. Он пришел вследствие «дворцового переворота», организованного им самим при активной поддержке хотя и не глупых людей, но доверчивых. Брежнев ни умом, ни организаторскими способностями далеко не блещет, хозяйства страны не знает, нигде на конкретной самостоятельной хозяйственной работе не был. Он большой интриган, артист, но артист не для большой сцены, а так, для провинциальных подмостков. Он большой корыстолюбец и властолюбец, изрядный пьяница, бабник и развратник. Можно только удивляться — как это могло случиться, что такой человек с такими личными качествами стал во главе ЦК КПСС». Много еще было сказано нелестного и просто убийственного в адрес Брежнева. Дальше Ступак, ссылаясь на москвичей, сказал: «Самое горькое и печальное, что он при помощи интриг, подхалимов и льстецов, приемов демагогии может долго продержаться у власти, а это, кроме огромного вреда для народа, нашей партии, ничего не даст».

Откровенно скажу, что все то, что я услыхал от Ступака, меня ошарашило. Хотя кое-какие замашки, выходки, проделки мне были известны, да не один раз мне говорил об этом откровенно Н. Подгорный. Но одно дело, когда мы кое-что знаем и говорим, а другое дело, когда все эти «достоинства» руководителя становятся известны и обсуждаются среди партийного актива, тем более среди работников КГБ. Я попросил т. Ступака назвать фамилии работников КГБ из Москвы, он долго не хотел говорить, колебался, но все же назвал одну фамилию — майор Лукьянов. Мое положение было довольно сложным и двойственным. Я не мог об этом молчать, тем более скрыть этот разговор. Но… И все же пришел к решению: обо всем мной услышанном в какой-то форме довести до сведения Л. Брежнева. Однако для большей убедительности и основания нужен был какой-то повод. Я о рассказанном мне попросил т. Ступака изложить все письменно. Он немного колебался и все же сам пришел к выводу, что по-другому он поступить не может. К утру я получил письмо от Ступака и, откровенно говоря, долго размышлял: как мне теперь поступить с «документом»? Я посоветовался с Н. Подгорным, высказал свое намерение лично доложить обо всем Л. Брежневу. Подгорный, выслушав все, только сказал: «Смотри сам, как поступить, но имей в виду — тебя могут неправильно понять».

Но поступить мне по-другому, как казалось, было нельзя. Письмо у меня, разговор со Ступаком был, я не уверен, что он по своей инициативе не проинформирует свою вышестоящую инстанцию. В письме еще говорилось, что «Брежнев низкопробный интриган, он играет в демократию, а как его демократия совмещается с организованным им заговором против Н. С. Хрущева? Брежнев исключался из комсомола за моральное, бытовое разложение». После всего этого я не мог умолчать и не сказать все Брежневу.

Возвратился из командировки. Дел накопилось много, одной специальной почты и телеграмм разбирать надо десятки часов, да текущих дел очень много.

Утром 8 декабря лично позвонил мне Л. Брежнев и просил завтра, к двенадцати часам быть у него, причем сказал, что за мной в Киев он высылает самолет Ил-18, чего раньше не было. Я сразу же подумал, что, очевидно, Подгорный в какой-то форме довел до сведения Брежнева информацию о письме Ступака и поэтому Брежнев проявляет такую «заботу» обо мне. При разговоре со мной Брежнев сказал: «Ты, Петр Ефимович, вылетай пораньше, нам надо с тобой встретиться и поговорить до заседания политбюро ЦК, которое состоится в 13.00».