Дальнейшие похождения царевича Нараваханадатты - Сомадева

Такую хорошо обдуманную речь повелителя земли внимательно слушали рассудительные министры, и со временем все с этим, начиная от царицы и кончая горожанами, согласились. Тогда царь вместе с мудрейшими из брахманов в благоприятный день, определенный звездочетами, совершил церемонию помазания на царство сына своего Мриганкадатты. И был в этот же день царский дворец полон людей, снующих туда и сюда по повелению устроителя церемоний, и были все чины во дворце заняты, и гудел сам дворец, словно в радости, от плясок лучших танцовщиц и песнопений странствующих поэтов. Когда пролилась на головы Мриганкадатты и его жены вода из святых мест, излились на них потоки радости из очей отца и матери, а когда вступил он, мощью подобный льву, на львиный трон, все недруги его, казалось, жалко пресмыкались перед ним, опасаясь возбудить его гнев.

Семь дней продолжался этот великий праздник, во время которого был нарядно украшен царский путь, а цари, собравшиеся на праздник, были вознаграждены в соответствии с достоинством каждого. На восьмой же день вместе с супругой покинул Амарадатта город и, заставив вернуться обливающихся слезами Мриганкадатту и горожан, провожавших его, в Айодхью, отправился с министром в священный город Варанаси. Там он, омывающийся в водах Ганги трижды в день, вместе с супругой совершал приношение Погубителю Трипуры, питался плодами и кореньями и совершал тяжелые подвиги.

Мриганкадатта же взошел на трон, как блистательное Солнце восходит на бескрайнее и чистое небо, и, подобно тому как лучами своими оно охватывает все горы, он, обложив всех царей данью, стал сверкать нарастающей мощью. Вместе с Маябату, и с другими союзными с ним царями, и с царем Кармасеной, и со всеми своими министрами, и с брахманом Шрутадхи, пройдя по всей земле, собрал он под один зонт все четыре страны света и правил ими[242]. И при нем там только в сказаниях о прежних временах существовали такие беды, как опасение вторжения, нападение разбойников или нищета, — наслаждалась земля счастьем и радовалась, словно вновь наступили благодетельные времена справедливого правления добродетельного Рамы. Долго верховный повелитель Мриганкадатта, утвердившийся со своими министрами в Айодхье, куда со всех сторон стекались цари, жаждущие почтить прикосновением лотосы его стоп, наслаждался вместе со своей женой счастьем, не омраченным врагами».

Такую повесть поведал мудрый Пишангаджата в лесу на горах Малая царевичу Нараваханадатте, тоскующему в разлуке, и молвил: «Так же вот, как Мриганкадатта, претерпев множество злоключений, обрел Шашанкавати, так и ты, сынок, добудешь свою Маданаманчуку».

Когда выслушал царевич Нараваханадатта эту сладостную речь из уст величайшего из мудрецов Пишангаджаты, в сердце его вселилась уверенность, что обретет он Маданаманчуку. Всеми помыслами сосредоточившись на ней, попрощался он с лучшим из мудрецов и стал бродить по горам Малая в надежде найти приведшую его в эти края и потерянную Лалиталочану.

Книга о Мадиравати

Те, кто без промедления вкусят сладость Океана рассказов, возникших из уст Хары, взволнованного страстью к дочери великого Повелителя гор, — а сладость их воистину подобна животворной амрите, извлеченной богами и асурами из глубин Молочного океана, — те беспрепятственно обретут богатства и еще на земле достигнут сана богов! 

Волна первая

И да пошлет вам благо Сокрушитель препятствий, с которым в сумерках между югами пританцовывает, то вздымаясь, то опускаясь, вселенная! Да будет ниспослано вам счастье благосклонным взором третьего ока Шивы, измазанного лаком прикоснувшейся к нему ступни Гаури!

Мы поклоняемся Сарасвати[243] воплощению речи, доставляющей радость ценителю, пчеле, устроившей свое жилище в лотосе духа величайшего поэта!

Истомленный разлукой, все еще не нашедший Маданаманчуку, сын царя ватсов Нараваханадатта скитался у подножий гор Малайских и в раскинувшихся по склонам их лесам, прекрасным весной, но нигде не мог он найти свою Рати. И казалось ему, что нежный побег манго, усеянный пчелами, — это тетива лука Камы, и чувствовал он, будто стрела, спущенная с той тетивы, разила его сердце. И невыносимо было уху царевича слышать сладостный призыв кояла, похожий на укоры бога любви. И даже прохладный, желтоватый от цветочной пыльцы ветерок с вершин гор Малайских, когда прикасался к телу царевича, казалось, обращался в пламя страсти. И покинул в конце концов истомленный разлукой Нараваханадатта чащи, наполненные оглушающим гулом пчелиных роев.

Шел он и шел, охраняемый богами, устремляясь к Ганге, и дошел до озера на опушке леса, на берегу которого под деревом сидели два красивых юных брахмана, погруженных в беседу, а те, заметя его, похожего на Мадану, поклонились и так к нему обратились: «Слава тебе, владыка! Скажи, о цветолукий бог, как случилось, что бродишь ты здесь, лишенный своего лука, сделанного из цветов? И где же твоя спутница Рати?» А им на это ответил сын повелителя ватсов: «Нет, не Кама я, а просто человек! Но, истинно, пропала моя Рати!» И после этого он им рассказал все, что с ним случилось, и сам, в свою очередь, спросил их: «А кто вы и о чем ведете здесь беседу?» Тогда один из них смиренно ответил: «Как можем мы, достойный, перед подобными тебе раскрыть нашу недостойную тайну? Но все же расскажу я тебе о ней, ничего не тая, из уважения к твоей просьбе, а ты соблаговоли выслушать.

Есть в краю калингов город, названный Шобхавати. Никогда не проникал туда Кали, не знали там злодеев, и жители не испытывали чужеземных вторжений — уж так он был создан творцом. Жил в нем брахман Яшаскара, мудрейший из мудрых, совершивший множество жертв, а у него была добродетельная супруга по имени Мекхала. Когда уже были они в годах, родился у них единственный сын — это был я. Когда же достиг я положенных лет, надели на меня брахманский шнур, и стал я учиться, а пока учился, случилось так, что в той стране не пришли вовремя дожди — поразила землю жестокая засуха, и наступил голод. По этой причине батюшка и матушка, забрав меня, все свое имущество и всех слуг, переселились в город Вишалу, ставший обиталищем счастья и мудрости благодаря тому, что Лакшми и Сарасвати, перестав ссориться, поселились в нем обе. Дал нам приют купец, друг отца, и стали мы там жить.

Определили меня для обучения наукам к наставнику, и стал я у него жить вместе с другими учениками, моими ровесниками. Подружился я с одним из них, добродетельным сыном кшатрия, по имени Виджаясена — был он из высокого кшатрийского рода. Однажды в дом нашего наставника пришла вместе с моим другом его сестра по имени Мадиравати, и понял я тогда, что творец создал луну, доставляющую радость людским очам, лишь после того, как сотворил ее лицо, а бог любви, я думаю, увидав ее стан, посчитал его шестым оружием покорения вселенной, более сильным, чем его пять стрел.

Увидав ее, и услышав от друга ее имя, и узнав о ее семье, я немедля оказался во власти бога любви, и вся душа моя устремилась к ней. Она же украдкой поглядывала на меня, робко и ласково, и пушок, поднявшийся на ее щеках, говорил о зародившейся любви. Долго оставалась она там под предлогом игры, а затем поспешила домой, бросив на меня искоса взгляд, истинный вестник любви. Я же, мучимый разлукой с ней, ушел домой и, кинувшись на пол, стал биться, словно рыба, выброшенная на берег: «Увижу ли я когда-нибудь ее милый лик, хранилище совершенства, прелести и красоты? Счастливы подруги ее, на которых с улыбкой смотрит она и с которыми непринужденно болтает своими прелестными устами». В таких и подобных им мыслях с трудом провел я остаток дня и ночь, а на следующий день снова пришел в дом наставника. Подошел ко мне дорогой друг Виджаясена и по секрету, радостный, вот что мне сообщил: «Услышав от моей сестры Мадиравати о тебе, как о моем друге, матушка моя захотела тебя повидать, ибо ты ей понравился. Так пойдем ко мне домой, и если ты ко мне благосклонен — да будет наш дом украшен пылью от твоих лотосоподобных ног!» Такая речь друга освежила меня, словно нежданный проливной дождь — путника, бредущего через песчаную пустыню. Согласился я. Пошли мы к нему домой, и увидел я его матушку, и был принят ею, как гость, и был счастлив тем, что смог повидать возлюбленную.

Потом Виджаясену позвал отец, и он ушел от меня, а ко мне подошла сводная сестра Мадиравати и, поклонившись, заговорила: «Взращена у нас в саду, царевич, царевной нашей Мадиравати лиана малати, и покрылась она вся только что раскрывшимися цветами, радостное сияние которых, нежность и свежесть возвещают приход Мадху. Хотя и трудно было собирать цветы из-за вившихся над ними пчел, но царевна наша сама их собрала и сделала из них, словно из жемчугов, гирлянду — посылает она ее тебе как новый подарок дорогому другу!» И при этих словах дала мне лукавая девушка гирлянду, а вместе с ней листья бетеля[244], камфору и пять плодов. Надел я на себя гирлянду, сделанную собственными руками моей любимой, и испытал счастье большее, чем от множества сладостных ее объятий, а затем, положив в рот бетель, обратился к подруге моей возлюбленной с такими словами: «Что говорить мне о том, милая, сколь велика в сердце моем любовь? Если смогу я жизнь свою отдать ради твоей подруги, значит, не напрасно я родился — она повелительница моей жизни!» И при этих словах отпустил я ее, а сам с вернувшимся в это время Виджаясеной отправился в дом наставника. А на другой день Виджаясена вместе с Мадиравати, к радости моих родителей, пришел к нам в дом. Стала день ото дня расти от таких взаимных посещений скрываемая нами страсть.