Большая игра. Война СССР в Афганистане - Фейфер Грегори

Семенова начала беспокоиться, когда Габараев, которого ждали домой в октябре 1982 года, так и не появился, и никто не мог объяснить почему. Проведя в беспокойстве два месяца, она обратилась в местный военкомат. Не получив помощи там, она послала телеграмму в Министерство обороны, чтобы получить информацию о своем сыне, но — снова напрасно, на этот раз ей даже не прислали никакого ответа. Все больше приходя в отчаяние, она принялась посылать телеграммы во все ведомства, которые могли иметь какое-то отношение к армии. Когда близился уже 1983 год, она обратилась за помощью к главному врачу своей больницы, племянник которого, как она узнала, был уволен в запас после службы в Афганистан в октябре 1982-го.

Когда Семенова встретилась с бывшим рядовым и упомянула имя ее сына, она заметила, как тот побледнел. Затем она потеряла сознание. Когда она пришла в себя, тот уже ушел. Позже другой врач сказал ей, что тот рядовой был сумасшедшим. «Они все там сходят с ума в Афганистане», — сказал он. Ее настойчивые просьбы позволить ей снова поговорить с бывшим солдатом не дали результата; ее лишь заверили, что он и ее сын в действительности никогда не встречались, и что «сумасшедший» молодой человек просто ошибся.

Четыре дня спустя главный врач все же передумал и снова вызвал Семенову к себе в кабинет. На этот раз доктор, откровенно сочувствовавший матери, подтвердил, что его племянник, который сам не смог встретиться с ней, действительно знал Габараева. БМП Константина, как рассказал ей доктор, сопровождала автоцистерну в окрестностях Кундуза — в городке Холм провинции Саманган, когда 19 сентября случилась поломка. Хотя согласно стандартной процедуре нужно была запустить сигнальную ракету и ждать помощи, неопытный лейтенант приказал Габараеву и другому прапорщику, которого звали Юрий Пучков, отправиться в ближайшее отделение полиции, то есть царандоя, которое находилось примерно на расстоянии одной мили от них. Спустя пятнадцать минут после того, как оба с автоматами отправились искать пост царандоя, экипаж заглохшей машины услышал стрельбу и взрывы. Найти двух прапорщиков так и не удалось.

Хотя Семенова и так уже готовилась к худшему, эта новость оглушила ее. Пытаясь преодолеть отчаяние, следующие два месяца она посвятила в основном поиску знакомых в КГБ, которые могли бы помочь ей узнать о том, что еще известно о местонахождении ее сына. В Москве один полковник министерства обороны согласился поговорить с ней, но при встрече лишь кратко объяснил, что узнать о судьбе одного лишь рядового практически невозможно. В Ташкенте, куда Семенова прилетела специально, чтобы встретиться с командующими Туркестанским военным округом, где 201-я дивизия Габараева базировалось до вторжения в Афганистан, ей только передали записку. В ней еще более кратко говорилось, что ее сын числится пропавшим без вести.

Военные, пропавшие без вести, вызывали у советских бюрократов практически не меньшее подозрение, чем военнопленные.

А вдруг они пропали потому, что дезертировали? Вдруг они зашли настолько далеко, чтобы сражаться против своей Родины? А даже если это и не так, то все равно никто не знает, какой антисоветской идеологии они там наслушались и, может быть, даже поверили ей. Мертвого Габараева похоронили бы с почестями. Живой же он считался возможным предателем.

В течение следующих лет Семенова написала несметное количество писем в адрес чиновников всех рангов. Она услышала много разных версий исчезновения ее сына. В одной из них, в частности, говорилось, что он и Пучков погибли в бою после того, как убили двух моджахедов и у них закончились боеприпасы. Иногда звонили из местного военкомата с настоятельными просьбами, чтобы Семенова принесла фотографии Габараева или образцы его почерка. Эти звонки на какое-то время повышали ее настроение, пока один сочувствующий знакомый не рассказал ей, что все это было не больше, чем бюрократической показухой, дальше которой дело не шло. Через четыре года после исчезновения Габараева, с началом перестройки официальная информация стала более доступна. Тогда Семенова узнала, что ей с самого начала не сообщили о смерти сына, потому что военные представители вели переговоры с местными моджахедами о его освобождении. Ей также сообщили, что на месте похищения были обнаружены пятна крови и советская каска. Было арестовано несколько афганцев для того, чтобы по возможности обменять на пропавших солдат или хотя бы их останки. Зная, что моджахеды взяли пленных для обмена на захваченных повстанцев, эта новость внушила Семеновой новую надежду. Еще больше оптимизма вселила в нее новая информация о том, что после исчезновения Габараева, его командир приказал перекопать расположенный неподалеку сад, где, по слухам, могли быть захоронены его останки. Однако в результате поиска никаких тел найдено не было.

Правда, Семенова узнала также и о заявлении советского правительства о том, что оно не желает вести переговоры с «бандитами»-моджахедами о возвращении без вести пропавших военнослужащих. Более того, прокуратура возбудила уголовные дела в отношении пропавших без вести солдат, включая и Габараева.

Семенова была полна решимости не бросать поиски сына. В декабре 1988 года она наткнулась на небольшую заметку в «Литературной газете», выступавшей против последнего заявления советских властей. В заметке сообщалось, что родственники солдат, пропавших в Афганистане, планируют провести демонстрацию перед пакистанским посольством на одной из главных улиц в центре Москвы. Хотя Пакистан официально не был участником Афганской войны, советские граждане слышали, что некоторые пленные солдаты Красной Армии были освобождены из тамошних тюрем, за границей Афганистана. Семенова прилетела в столицу, чтобы присоединиться к акции протеста, организованной журналистом по имени Иона Андронов. Во время демонстрации Андронов был приглашен в здание посольства. Затем он появился, чтобы сообщить, что посол согласен говорить с ним и еще с тремя матерями пропавших солдат. Семенова была одной них.

Сын одной из двух других матерей исчез без следа из одного из советских гарнизонов. Третья мать рассказала, что ее сын пропал всего лишь через неделю после того, как прибыл в Афганистан. Это произошло во время ночной операции по освобождению нескольких активистов НДПА, которых держали в заключении в одной из мечетей. Когда их воинская часть приготовилась вернуться на базу, его автомат выпал из кузова грузовика, и он спрыгнул, чтобы подобрать его. Именно тогда он был захвачен в плен, а затем, как слышала его мать, подвергся пыткам, и его израненное тело везли на муле. Пакистанский посол согласился помочь и обсудить этот вопрос с Беназир Бхутто, недавно избранной новым премьер-министром Пакистана.

В 1989 году Семенова присутствовала на пресс-конференции с министром обороны Дмитрием Язовым, во время которой его спросили о военнопленных в Афганистане. «Нет таких пленных!» — рявкнул он в ответ, добавив, что все пропавшие в бою военнослужащие на самом деле погибли. Но как раз незадолго до того Бхутто согласилась помочь родственникам пропавших советских солдат посетить Исламабад, и Язов, несмотря на свою недавнюю вспышку гнева, также согласился встретиться с ними. Рано утром на следующий день, в своем кабинете в здании министерства обороны, расположенном неподалеку от Кремля, он показал Семеновой и другим официальный список из 314 советских граждан, пропавших без вести в Афганистане.

Министерство обороны доставило родственников в Исламабад. Хотя Семенова мало надеялась на эту поездку, ее в какой-то степени утешало то, что она находилась относительно недалеко от того места, где пропал ее сын. В течение недели, проведенной в Пакистане, группа встретилась с одним военнопленным из Белоруссии по имени Андрей Лохов. Выглядевший несколько отстраненно, этот молодой человек с призрачно-бледным лицом рассказал о своем обращение в ислам, но на вопрос, хотел бы он вернуться домой, он смог ответить лишь одно: «Я не хочу воевать». Передав группе письмо для своих родителей, он сказал им: «Забудьте обо мне, моя жизнь кончена». Бхутто заявила, что благодаря этой поездке она надеялась освободить хотя бы одного советского солдата. Но, несмотря на попытки группы уговорить Лохова возвратиться домой, он был не волен улететь вместе с ними по каким-то причинам, которые советские матери так и не смогли выяснить.