Заклание волков. Блаженны скудоумные - Рут Ренделл

— Смотри, куда прешь!

Глава 29

Почему-то мне не сразу удалось уснуть, и в среду я поднялся с кровати аж без четверти одиннадцать. Натягивая одежду, я продолжал переживать свои сновидения, сводившиеся едва ли не к одним падениям с огромной высоты в пасть желтоглазой кошки, похожей на «кадиллак». В итоге я лишь с третьей попытки сумел надеть одинаковые носки. Умывшись и выпив чашку кофе, я почувствовал себя немного лучше и решил начать день с просмотра приношений почтальона.

Почтальон, по обыкновению, принес всякий хлам. Я сел в кресло у камина и принялся читать.

Моей двоюродной сестрице Мейбл приспичило заниматься в театральной студии. Граждане против преступности (почетный председатель — сенатор Эрл Данбар) снова просила у меня денег на искоренение всяческой уголовщины.

«Субботние вечерние известия» хотела, чтобы я позолотил кармашек «да» в редакционной анкете, за что обещала мне восемнадцатилетнюю подписку на себя всего по двадцать семь центов за номер. Какой-то слепой, не нуждающийся в посторонней помощи, уведомлял меня о том, что вышил моими инициалами недорогие носовые платки и шлет мне образцы. Некая спятившая фирма направляла маленький квадратный кусочек прозрачной клеенки и сообщала, что я еще могу успеть заказать сшитые из того же ужасного материала чехлы для сидений своего автомобиля. Национальное общество борьбы с минускальным митозом нуждалось в деньгах, чтобы избавить мир от этого страшного недуга.

Я прочел все письма (и все инициалы) с великой дотошностью, после чего швырнул их в камин. Уцелел только кусок клеенки: я подозревал, что он не загорится, а расплавится и наверняка будет вонять.

Едва не сохранил я и письмо из ГПП. Казалось, оно адресовано мне лично.

Я даже подумал, а не дядюшка ли Мэтт составил его? Послание начиналось словами: «Уважаемый гражданин! Если тебя когда-либо обманывал один из восемнадцати тысяч мошенников, которые вершат свой грязный промысел в наших Соединенных Штатах; если ты — член трехмиллионной армии жертв взломщиков и домушников…» И т. д. и т. п. Дальше шли более общие фразы, но первые строки задели меня за живое. Был ли я обманут одним из восемнадцати тысяч ныне действующих мошенников? Слушайте, почетный председатель Эрл Данбар, автор означенной бумаги: да меня обманывали все эти мошенники! И письмо тоже отправилось в огонь.

Собирая завтрак, я снова принялся размышлять, как мне быть с деньгами.

Возможно, профессор Килрой прав, и я не буду в безопасности, пока не избавлюсь от них, отдав на благотворительные нужды. Может, тогда братья Коппо оставят меня в покое? Я уже мусолил этот вопрос вчера вечером, когда пытался заснуть, но так и не нашел толкового ответа на него. И вот сегодня он снова стоит передо мной.

Беда была в том, что вопрос подразделялся на тысячу подвопросов, а те, в свою очередь, имели по тысяче вариантов положительных, отрицательных и уклончивых подответов. Я должен отказаться от этих денег, потому что на них кровь, потому что ради них люди лгали и убивали ближних. Но нельзя позволить братьям Коппо запугать себя. Но они уже меня запугали. Но с такими деньгами я смогу нанять себе какую-нибудь охрану. Но разве могу я при таких деньгах доверять этой охране? Но ведь деньги мои, и я имею право распоряжаться ими по собственному усмотрению. Но ведь, по сути дела, они мне не нужны, ибо я уже имею все, что хочу иметь. И т. д. и т. п. и проч. Но, но, но, но, но ведь, но ведь, но ведь, однако, однако, хотя…

Что ж, я могу быстро избавиться от этих денег, пожертвовав понемножку каждому чокнутому, приславшему мне письмо. И глазом не успею моргнуть, как деньги исчезнут без следа. Но вот поверят ли мне братья Коппо? И, что гораздо важнее, хочу ли я, чтобы братья Коппо указывали мне, как жить?

Наконец, самое важное: хочу ли я, чтобы братья Коппо указывали, сколько мне жить и когда умереть?

Если подумать, то зачем мне эти деньги? Я не собирался вселяться в квартиру дяди Мэтта, равно как и в любое другое роскошное жилище. Я был вполне доволен своей работой и не намеревался ее бросать. Чем еще мне заниматься и куда девать время? Эти деньги могли помочь мне только в одном — стать нервным и издерганным стражем собственной мошны, навеки превратиться в то, что профессор Килрой так метко назвал пуганой вороной.

При моей глупой доверчивости я попаду в дурдом меньше чем через полгода.

Так, может, и впрямь стоило найти хороший благотворительный фонд, отдать туда всю кубышку, раструбить об этом и вернуться к привычной жизни, которая вполне устраивает меня?

Как бы не так! Это равноценно признанию поражения! Я не хотел идти на поводу у горстки воров, не хотел чувствовать себя побежденным, затюканным и запуганным. И т. д. и т. п. и проч. Снова и снова. Одно и то же.

А, черт с ним. Не буду спешить с решением. В моем колчане еще оставалась одна стрела. Сегодня же загляну к Прескотту Уилксу, стряпчему, чье раздраженное и несколько загадочное письмо я обнаружил в квартире дяди Мэтта. Мне хотелось узнать, какого рода юридические услуги оказывала дядьке фирма Прескотта, почему дядька отказался от этих услуг и что означала завуалированная угроза в письме.

Позавтракав, я просмотрел телефонный справочник и узнал, что «Лэтэм, Кортни, Уилкс и Уилкс» обретается по адресу Пятая авеню, 630. Ага, да это же Рокфеллеровский центр. Очень хорошо.

В начале первого я вышел на улицу и тотчас угодил в объятия Райли.

Схватив меня в охапку, он заорал:

— Попался, чертов дурень!

И поволок меня к полицейской машине без опознавательных знаков.

Глава 30

На последнюю автомобильную прогулку меня все-таки не повезли. Райли подкатил к полицейскому участку и завел меня внутрь.

— Телефонный звонок, — потребовал я.

— Потом, потом, — ответил он, после чего отволок меня к камерам в глубине здания, велел запереть в одну из них и добавил:

— Это для твоей же пользы.

— Требую телефон, — повторил я, но Райли только покачал головой и удалился.

Какое-то время я неистовствовал и бушевал — орал, тряс лязгающую дверь своего узилища, и так далее. Но никто не обращал на меня ни малейшего внимания, и вскоре я затих.

Хорошо, что я плотно позавтракал, ибо принесенный мне обед даже не выглядел съедобным. Спустя какое-то время сонный охранник забрал поднос, а когда я напомнил, что имею право на один телефонный звонок, он притворился глухонемым и зашаркал прочь.

В начале третьего другой охранник отодвинул засов моей камеры, и я сказал ему:

— Мне надо позвонить.

— К вам посетитель, — ответил он.

— Что? — я недоверчиво выглянул в коридор. Интересно, кто это ко мне пожаловал?

— Посетитель, — терпеливо повторил охранник. — Хорошенькая молоденькая женщина. Не заставляйте ее ждать.

— Герти? — я не хотел произносить это имя вслух, но оно само сорвалось с языка.

— Она не назвалась, — ответил охранник. — Пошли.

Мы пошли. Он отвел меня в грязное помещение, где стоял длинный стол, окруженный стульями, на одном из которых сидела Карен Смит. Я посмотрел на нее и сказал:

— О!

— Джек сообщил мне, что ты тут, — ответила Карен. — Я пришла тайком от него.

— Правда? — я покосился на охранника, который стоял в дверях и делал вид, будто не слушает нас, потом опять посмотрел на Карен. Мне не показалось, что от нее исходит большая опасность. Пальто Карен было расстегнуто, являя миру розовый свитер и белую юбку. Коль скоро я принял решение выяснить, кто что замышляет, то подошел к столу, сел напротив Карен и спросил:

— Итак?

— Ты сердишься на меня, — ответила она. — Я знаю, это все из-за расписки.

— Из-за расписки?

— Той, что ты оставил на кофейном столике. Районный совет по благоустройству, кажется.

— О! — в угаре последующих событий я напрочь забыл об этой проклятущей расписке, но теперь вспомнил. А заодно вспомнил, где взял деньги, которыми заплатил за нее, и почувствовал, что заливаюсь краской.

Тем временем Карен вела такую речь:

— Я чувствую себя виноватой. Ты не мог знать, что я не давала согласия на взнос. Ведь проситель вполне мог прийти с моего ведома. Поэтому я считаю, что должна возвратить тебе деньги. А когда Джек поймает того человека, он…

— Карен полезла в сумочку, но я замахал руками и сказал:

— Нет, нет, пожалуйста, не надо. Все в порядке, право слово, не надо.

— Я так хочу, — заявила она. — В конце концов, ты был моим гостем.

— Нет, — ответил я. — Пожалуйста. Ты ничего мне не должна.

— Но я чувствую себя…

— Э… нет. По правде сказать, — я откашлялся и посмотрел на охранника, который, казалось, заснул стоймя. — По правде сказать, это я твой должник. Видишь ли, у меня не нашлось достаточной суммы, и…

— Но в доме не было денег, — сказала Карен.