Крестоносцы 1410 - Юзеф Игнаций Крашевский

из них, кто хотел. Кое-где у костра варили себе оруженосцы мясо, жарили солонину или готовили грибы, ибо всего было в достатке. По дороге приставал к путешественнику, кто хотел, то коня шлёпая, то подстрекая человека, то кулаками ему грозя, но Войтек постоянно отгонял, повторяя, что он ведёт пленника Брохоцкого. Имени пана Анджея было достаточно, потому что во всём войске он был известен как настоящий рыцарь, король его тоже любил и дал ему уже другое владение, Штум. Отпустили всадника, хоть не без насмешки, а он, то краснея, то бледнея, всматривался и слушал.

Когда они так протиснулись среди шатров, ища ближайшей дороги, послышался колокол, все поснимали шапки и шлемы, некоторые опустились на колени; Войтек отошёл в сторону: заметили ксендза в белом стихаре, который шёл, спешно неся в руке чашу, покрытую тувальней.

Был это ксендз Ян, который спешил к больному, так как, временно прибывший сюда с Брохоцким, он заменял других духовных. С опущенной головой, задумчивый, бежал он, спеша, и не увидел бы стоящего на пути пленника, если бы тот его по-христиански не приветствовал латинским:

– Laudetur Jesus Christus!

Изумлённый ксендз остановился, перекрестился и тихим голосом спросил:

– Что вы здесь делали?

– Случай меня привёл, а вот страж ведёт к пану Анджею.

– Ищите его в шатре ксендза Яна, епископа Куявского, – быстро сказал ксендз и последовал дальше к шалашам.

Солдаты указали Войтеку тот шатёр епископа Куявского, стоящий неподалёко от королевского.

Также можно было узнать, что ни кто попало в нём гостил, по той причине, что один первый шатёр был весь покрыт узорчатой красной материей и тут при нём стояло несколько похуже, в которых суетилась многочисленная служба.

Шатёр архиепископа был также великолепен, как королевский, и так вокруг него людно выглядело, словно все теснились к величию. Более десяти великолепно одетых рыцарей стояло перед ним, а в середине их также было полно.

Столы, сбитые из досок, в два ряда и красиво покрытые скамьи, вокруг сидели паны. На столе видно было множество серебряных и позолоченных кувшинов.

Мужчина в фиолетовой шапочке, больше на солдата, чем на духовного похожий, в ботинках со шпорами и охваченной поясом одежде, с весёлым и румяным лицом, с маленькой бородкой и усами, подкрученными вверх, разговаривал у входа в шатёр с несколькими панами.

Тут уже путешественнику пришлось спешиться, потому что среди них он увидел пана Анджея, который всматривался в него издалека. Лишь, когда он приблизился на несколько шагов, узнал его Брохоцкий и подошёл к нему.

– А тебя, что сюда, несчастный графчик, снова принесло? – воскликнул он, увидев Дингейма.

– Любопытство, – отпарировал Куно, – но меня стража перед лагерем за воротник схватила, а бумага с вашей печатью потерпела поражение.

– Что солдату до бумаги! – бесцеремонно рассмеялся пан Анджей. – Они были очень правы, ложных и предательских бумаг на свете больше, чем людей. Но что же ты думаешь делать? Ведь тебе не воевать с нами?

Дингейм покраснел.

– Тогда хоть посмотреть на войну.

– И даже этого тебе не дадут, – ответил Штумский владелец, – пожалуй, отдал бы я тебя тут кому под покровительство, так как тебя печальная судьба может встретить. Рыцарство высокомерное и не переносит вид немца.

– Если ваша благосклонность, дайте мне покровительство, – сказал Куно.

– На сегодняшнюю ночь мы оба у Куявского епископа останемся. Человек это, каких мало, так как крестоносцев терпеть не может, а нам помогает чем и как умеет. Кормит, поит, платит, одаряет. Смотри же на него, не сказали бы, что сам солдат и для копий созданный?

Говоря это, он указал на стоящего перед шатром, который указывая пальцем на замки, о чём-то разговаривал и громко командовал.

Взяв в свою руку снова пленника, отпустил Брохоцкий солдата, который его привёл. Тут же находился гостеприимный шатёр, который епископ приказал выставить для общего рыцарства; таким образом, Брохоцкий посадил его с другими за стол, а коня велел принять своим. Дингейм очутился в центре весёлого товарищества, которое приняло его по-рыцарски. Тот и этот сторонились немца, но злого не чинили.

Громкие разговоры шли о замке, скоро ли он сдастся, и с которой стороны лучше и как пролом сделать.

Старый Гневош из Трчины поднялся угрюмый.

– Теперь нужно делать пролом, а когда мы пришли, был ведь готовый; ночью его, должнобыть, завалить. Немного пораньше и пролом бы нам не понадобился, замок был безоружен и сдался бы, как другие.

– Зачем же говорить о том, что было? – прервал другой.

– Для того это говорится, – докончил Гневош, – что теперь всё не вовремя, кто крестоносцев знает. Теперь они дурачить нас будут, о мире просить, затягивать; нас тут болезнь истребит, других измучит пребывание тут, солдаты рассыпятся и мы пойдём к дому с обещаниями.

Перекричали старика.

– Разве не видно, что сдаются.

Гневош отделался от них какой-то общей пословицей. Все смеялись.

Между тем на западе последние ядра с башни святого Яна ещё летели в замки и за каждым выстрелом, те, что стояли выше, искали их следы и говорили, где они упали. Другие пушки, поставленные между Витольдовым лагерем, перед стенами и у того места, где на Висле был мост, который крестоносцы спалили, также редко откликались.

Начал уже опускаться сумрак, когда к шатру, в котором сидел Дингейм, разглядывая замок, подошёл, ищущий его ксендз Ян, любопытствуя узнать, где он был и как тут очутился. Он возвращался от солдата, который, как многие другие в это время, от жары, труда и запущенной раны, потому что некому было её перевязывать, попрощавшись с миром, скончался на вязанке соломы.

Граф рад был этому знакомому и скоро подошёл к нему.

Ему также казалось, что теперь обязанности выполнены и никому вреда не учинит, когда ознакомит дядю с судьбой племянницы. Не хотел и не было необходимости признаваться, что её провожал он из Морунга, но о пребывании в Торуни таить не имел нужды.

– Где же вы бывали? – спросил ксендз.

– По-разному бродил, – ответил Куно, – доброй волей и случаем прибился аж к Торуни, откуда вам, быть может, неплохую весть принёс.

– Что его наши заняли, ведь мы знаем, – промолвил ксендз Ян.

– Это все знают, но что панна Офка там уже в безопасности в собственном доме, после стольких приключений, этого вы, небось, не знали, не догадывались.

– Слава Богу! – сказал ксендз Ян. – Это действительно неожиданная и приятная новость, за которую благодарю вас. Но как же она там оказалась?

– Как оказалась? Вы знаете, – говорил Дингейм, – от неё нелегко что-либо вытянуть. Достаточно, что жива и здорова, и там ожидает мать.

– Я надеюсь, что она заперта