Том 6. Пьесы, очерки, статьи - Константин Паустовский

А Прохоров спокойно ответил со своего места:

– Ты, Гусева, поживи с мое, тогда на старшее поколение и наскакивай. А то хорохоришься на пустом месте!

– Ладно, ладно! – ответила Клава. – И протраву я вспомнила вовсе не зря. Надо ясную мысль держать в своей голове и вперед ее видеть и как бы воображать. Вот я и воображаю, как зацветет-заиграет эта степь, когда мы закончим канал. Что же касается вопроса о зимней работе, когда от мороза закаменеет земля, то без разрыхлителей с этой глиной не справишься. Каждым двум-трем скреперам нужно дать в подмогу по одному разрыхлителю и на этом настаивать. И про осеннее время есть у меня тоже одно маленькое соображение. Бывает, что тракторы буксуют в грязи на дне канала и никак не тянут за собой скрепера. Роешь гусеницами землю на одном месте, месишь ее, как тесто, без всякого толку. А время идет. Так вот я предлагаю в такую погоду брать трактор со скрепером на буксир второго трактора; Поставить второй трактор на сухом месте, зацепить буксующий трактор тросом и работать двойной тягой. Тогда дело пойдет.

– Это, пожалуй, верно, – сказал Прохоров, но его слова потонули в общем шуме одобрения.

Клава откинула со лба несносную прядь волос, подошла к открытому окну и села на подоконник. Из степи дуло теплым ветром. И тут только Клава заметила, что среди скреперистов сидит с каким-то незнакомым человеком начальник участка инженер Земляной. И услышала, как Земляной сказал незнакомому человеку:

– Девушка с характером!

Клава только повела плечами. Чудак этот Земляной! Хороший партиец и инженер, требовательный и знающий, но любит иногда разговаривать словами из кинокартин, опер и книг. Что это за привычка такая!

Действительно, инженер Земляной разговаривал именно так. Когда по утрам к нему сходились помощники с докладами о предстоящей работе, он встречал их неизменным вопросом: «Что день грядущий нам готовит?»

Эта манера Земляного разговаривать настораживала новых людей. Но они быстро привыкали к ней, и она даже начинала им нравиться. Здесь не было и следа той сверхделовой сухости, которая, по мнению иных начальников, является единственным способом общения с людьми.

Пока Клава разглядывала сидевшего рядом с Земляным рыжеватого молодого человека в сером костюме и гадала, кто он такой, по комнате прокатился веселый гул: к столу продирался толстый и красный от негодования производитель работ на плотине товарищ Гармаш.

О таких, как Гармаш, принято говорить, что они «горят» на работе. И Гармаш в полном смысле этого слова горел. Он кричал, приходил в отчаяние, так же бурно радовался, тряс собеседника за плечи, жаловался и неистово требовал исключительного внимания к своему участку.

Маленькая порыжевшая кепка с пуговкой на макушке едва держалась на голове у Гармаша.

Гармаш снял кепку и швырнул на стол. От кепки поднялось облако пыли. Тогда Гармаш закричал:

– Товарищи! И, кстати, товарищ начальник!

Гармаш кричал, как в степи. Он привык надсаживать голос, чтобы перекрикивать грохот скреперов и экскаваторов.

– Я вас спрашиваю, товарищ начальник, может ли у нас на строительстве находиться человек без малейшего намека на совесть?

Гармаш в упор посмотрел на Земляного. Земляной только загадочно улыбнулся. Тогда Гармаш пришел в полное негодование и ударил кулаком по столу. Стакан на столе вздрогнул от неожиданности и звякнул, стукнувшись о графин.

– А такой человек определенно есть! – закричал Гармаш. – Есть! Такой, можете себе представить, бобик и доставало! Я говорю про товарища Зензинова, моего соседа по объекту. Поменьше бы таких соседей мне иметь в жизни, так я бы, может, прожил сто с небольшим лет. И не знал бы, почем кило лиха!

– На что жалуетесь, товарищ Гармаш? – невозмутимо спросил черный юноша в пыльном берете. Все рассмеялись. Но Гармаш юноше не ответил.

– Долги надо отдавать! – закричал он со слезой в голосе. – Долги! Мыслимое ли дело, чтобы я или кто другой занял у человека кровный рубль и отказался отдать! Да мне бы все вслед плевали, как самому последнему человеку на земле! А Зензинову все можно. Зензинов занял у меня еще зимой десять тысяч кубов привозного грунта. Крупнозернистого дубовского песка. Это же дефицитный материал, – вы понимаете. Взял этот песок из моей нормы. Занял и клятвенно обещал вернуть через месяц. И вот уже полгода, как не отдает. Да еще и прячется от меня, вражий сын! Вот и здесь, на совещании, я его что-то не вижу. А мне этот песок сейчас нужен для плотины, как воздух. Мне план надо выполнять или нет? Я вас спрашиваю, товарищ начальник.

– Еще как надо, – спокойно сказал со своего места Земляной.

– Так будьте настолько любезны, прикажите Зензинову вернуть мне песок. Вот, говорят, Зензинов – хороший производственник и общественный работник. Может быть, оно и так. Но прямо скажу, такого увертливого товарища я лицом к лицу еще не встречал.

Гармаш замолчал, отдуваясь.

– Так как же, товарищ начальник? – спросил он тонким голосом и просительно улыбнулся. – Какое будет ваше решение?

– Вы что же, – спросил Земляной, – хотите сказать, что Зензинов положил ваши десять тысяч кубов песка себе в боковой карман? Или они пошли в дело?

– Ну, ясно, пошли в дело. Кто же об этом спорит!

– Ну и баста! – решительно сказал Земляной. – Выполняйте план без расчета на эти кубы. Некогда нам сейчас заниматься отдачей долгов.

– Что же мне остается делать?! – горестно воскликнул Гармаш.

– «Пусть неудачник плачет, кляня свою судьбу». Знаете такое выражение? А кроме того, и первее всего остается – работать! И наипаче всего не забывать, что вы с Зензиновым делаете одно дело. И что сотни лет люди бесплодно мечтали об этом канале. Понятно? Или нет?

– Понятно! – согласился Гармаш, виновато рассмеялся и надел пыльную кепку. – Мне просто было неловко, что меня Зензинов обкрутил, как цуцика. А работа за нами не станет, товарищ – начальник.

– Это я знаю. Погодите, товарищ Гармаш. Здесь у нас гость из Ленинграда. Инженер Старостин. Он разрабатывает проект нового гидротехнического сооружения. Оно будет гораздо масштабнее нашего.

– Ого! – сказал кто-то в углу. – Нас перекрыть не так уж просто!

– Так вот. Товарищ Старостин приехал к нам, чтобы подробно ознакомиться со строительством и нашими способами работы. Для начала покажите ему плотину…

Земляной обвел глазами комнату и остановился на Клаве. Клава отвернулась и начала очень внимательно смотреть за окно, где как раз ничего интересного не было, а только стоял запыленный «газик» и шофер протирал его тряпкой.

– И товарищ Гусева тоже с вами пойдет, – сказал Земляной. – Так сказать, представительницей от передовых скреперистов. Ей это полезно!

– «Какой памятливый этот Земляной!» – подумала Клава и с благодарностью посмотрела на Земляного. Запомнил, как она ему говорила, что собирается после строительства учиться с тем, чтобы стать инженером-гидротехником.

Но вслух Клава сказала:

– У меня пропуска нет на плотину.

– «Разве для девушек двери затворены, входы заказаны?» – спросил Земляной. – Ничего! Устроим.

Когда Старостин, Гармаш и Клава вышли из длинного деревянного дома управления, к ним подошел сменившийся с работы подавальщик бетона Кондратий Сидоренко.

– Заранее извиняюсь за беспокойство, – сказал он, – но только разрешите и мне с вами пойти. Потому что я стариннейший здешний житель. Я в этих местах обитаю еще с той поры, когда люди и в уме не держали, что тут будет канал или орошение. Так что кое-что касаемо прошлого я тоже могу рассказать.

Старостин оказался человеком спокойным и молчаливым. Он только расспрашивал, но сам говорил мало. Улыбался он хорошо, немного застенчиво и был вежлив – всегда пропускал Клаву вперед. А Клава от этого очень смущалась.

Старостин расспрашивал Гармаша о плотине, новых способах бетонирования, о насосной станции и иглофильтрах, а Клаву – о работе скреперов. Клава удивлялась. Ей было совершенно ясно, что Старостин – крупный инженер и проектировщик – знает гораздо больше, чем Гармаш, а между тем он входит во все мелочи их строительной жизни.

Гармаш называл много цифр – просто сыпал ими, как горохом. Клава привыкла, что прорабы любят уснащать ими свою речь, и потому опять удивилась, когда Старостин намекнул, что с цифрами надо обращаться осторожно и тем осторожнее, чем более грандиозными числами мы оперируем в своих проектах и в работе.

– Ясное дело! – согласился Гармаш, хотя Клава была уверена, что он не совсем понял Старостина.

– А вот наш секретарь партийной организации товарищ Карпов, – сказала Клава, – человек по части цифр просто замечательный. Чуть что, сейчас же заглянет в свою записную книжку и так расскажет про цифры, что их потом всю жизнь помнишь. Он недавно подсчитал, что семнадцать человек экипажа большого шагающего экскаватора за первый год работы вынули столько земли, что семнадцати простым землекопам понадобилось бы для этого пятьсот лет.