Тяжелая корона - Софи Ларк

на нее сзади. Двор усеян мертвыми русскими и, по крайней мере, двумя людьми Миколаша. Я вижу фигуру лицом вниз, которая похожа на Боско Бьянки.

Но стрельба прекратилась. Где-то рядом воют сирены, и я не думаю, что осталось с кем сражаться.

— Поехали! — Аида говорит.

— Где Миколаш? — я спрашиваю.

— Он уже уехал со своими людьми.

— Нам лучше сделать тоже самое, прямо сейчас, черт возьми, — говорит Каллум. — Или никакие взятки не помогут нам выбраться из этого дерьмового шторма.

Тяжело опираясь на Елену, я ковыляю, насколько могу, обратно к машине Каллума. Мы с Еленой садимся сзади, в то время как Каллум занимает водительское сиденье, а Аида садится на пассажирское.

Пока Каллум мчится прочь по улице, Аида бросает один опустошенный взгляд назад, на наш горящий дом. Зеркало заднего вида пестрит мигалками патрульных машин, пожарных машин и машин скорой помощи.

Я предполагаю, что они найдут Адриана со временем, но я надеюсь, что они этого не сделают.

32. Елена

Я прижимаюсь к Себастьяну на заднем сиденье машины. Его тяжелая, теплая рука на моих плечах, единственное, что сейчас удерживает меня в здравом уме.

Я не могу выбросить из головы образ моего брата, его красивое лицо так сильно сгорело с правой стороны, и, что еще хуже, ненависть в его глазах, когда он смотрел на меня. Я никогда, никогда, никогда бы не подумала, что мы с ним окажемся по разные стороны баррикад. Но это был последний поступок моего отца — вклиниться между нами, как он всегда пытался сделать, когда был жив.

Я видела его мертвое тело, лежащее на улице.

В отличие от Адриана, вид моего окровавленного и избитого отца не вызвал никакого сочувствия вообще. Я также не почувствовала облегчения, которого ожидала. Вместо этого мне захотелось закрыть книгу. Наконец-то ему пришел конец.

Я прижимаюсь лицом к плечу Себастьяна. От него пахнет дымом и кровью. Под этим я нахожу запах его кожи.

Он нежно гладит мои волосы, не заботясь о том, насколько они стали грязными или спутанными.

— Куда ты едешь? — он говорит Каллуму, когда машина делает поворот.

— В больницу, — говорит Кэл. — Неро скоро должен быть прооперирован. И, похоже, вам двоим тоже может понадобиться врач…

— Я в порядке, — упрямо говорит Себастьян. Я действительно сомневаюсь, что это так. Ему пришлось сильно опереться на меня, чтобы добраться до машины. Я думаю, у него снова повреждено колено.

Каллум отвозит нас в больницу Мидтаун. Он останавливается, сбитый с толку, когда видит, что вся дорога оцеплена.

— Что здесь происходит? — он говорит.

— Что- то на той стороне улицы… — говорит Аида, выглядывая из окна со стороны пассажира. — Я не могу увидеть, что…

— Кто-то упал с крыши того жилого комплекса, — говорю я им.

Они поворачиваются и уставляются на меня.

— Кто упал? — Требует Каллум.

— Родион, — говорю я, в основном обращаясь к Себу.

— Ро… как ты… — он смотрит на меня в замешательстве, а затем я вижу понимание и ужас на его лице. — Елена, — говорит он. — Ты была там, наверху?

Я киваю, внезапно обнаружив, что не могу говорить.

— Но как… почему ты…

Я вижу, как он переводит взгляд с жилого комплекса на больницу, прямо напротив, и я вижу, как краска отходит с его лица.

— Боже мой, — говорит он.

Мое сердце учащенно бьется, когда те моменты на крыше вспоминаются мне слишком красочно. Ощущение руки Родиона на моем горле, и мои ноги, болтающиеся в воздухе, когда он нес меня к выступу…

Каллум и Аида не могут так же хорошо сложить кусочки вместе.

— Кто такой Родион? — спрашивает Аида.

— Он старший лейтенант Енина, — объясняет Себастьян. — Он был здесь, чтобы убить Неро, не так ли?

— Да, — говорю я тихо.

— И ты остановила его? — Аида говорит.

— Ты спасла жизнь Неро, — говорит Себастьян, глядя на меня с изумлением.

— Я хотела последовать за Адрианом, — признаюсь я Себу. — Вот почему я ушла этим утром. Я надеялась найти брата до того, как… — Мне приходится подавить всхлип. — Прежде чем с ним что-нибудь могло случиться. Я надеялась, что смогу убедить его уйти. Отказаться от нашего отца.

Рот Себастьяна открыт. Я вижу, что он понимает решение, которое я приняла здесь, на этой улице, между моим братом и его. На этот раз я выбрала семью Себастьяна вместо своей собственной. Я сделала все, что могла, чтобы исправить свои ошибки. Но именно Адриан заплатил за это.

Себастьян обнимает меня и крепко прижимает к себе. Честно говоря, немного сильно, потому что мое плечо все еще горит и ноет там, где Родион ударил его, снова разорвав швы. Но мне все равно, я лучше почувствую боль, если она придет вместе с теплом его рук.

— Спасибо тебе, — говорит Себастьян мне на ухо.

— Как ты это сделала? — с любопытством спрашивает Аида. — Ты сбросила его с крыши? Ты застрелила его?

Видя, как я морщусь, Себастьян говорит:

— Оставь ее в покое, если она не хочет говорить об этом.

Я все еще чувствую, что чертовски многим обязана Аиде за то, что она так легко простила меня, поэтому я все равно отвечаю.

— Я застрелила его, — говорю я. — Но было близко. Это я чуть было не переступила через край.

Я вижу страх на лице Себастьяна. Он держит меня крепче, чем когда-либо, как будто драка на крыше — это то, от чего он все еще может защитить меня сейчас, а не что-то законченное и в прошлом.

— Я, блять, не могу в это поверить, — говорит он. — Я имею в виду, я думаю, что могу. Я видел тебя, когда ты злилась. Но, Господи Иисусе, Елена, он гребаный людоед…

— Это не был мой любимый полдень, — говорю я.

Когда мы входим в больницу, медсестра, судя по состоянию всех нас, сильно подозревает, что мы здесь просто, как посетители. Даже Каллум и Аида выглядят растрепанными и грязными, несмотря на то, что мы прибыли, когда бой почти закончился.

Медсестра неохотно выдает нам наши бейджики и позволяет подняться на верхний этаж. Двое людей Себастьяна охраняют лифт и коридор. Тот, что повыше, говорит Себу: — У него закончилась операция. Он в комнате с Камиллой.

Мы все спешим по коридору, стараясь вести себя тихо на случай, если Неро все еще спит.

Но когда мы заглядываем, он сидит в постели, бледный и худой, но на удивление бдительный.

— Почему вы все выглядите хуже, чем я? — говорит он.

— Енин мертв, — говорит Себ в качестве объяснения. — Он сжег дом дотла.