Человек без души - Игорь Борисенко

Колени отказывались разгибаться, чтобы толкать вперед и вверх скрученное болью пополам тело, пальцы рвала на куски боль, требующая разжать кисть и бросить меч, но Дальвиг продолжал брести, жалобно стеная, так как на крик ему просто не хватало сил. Сверху, из-за краев рассекаемой плоти чудовища, на него лилась густым потоком липкая, терпкая и сладкая жижа, валились влажные комки внутренностей, которые шлепали по спине и ниже, так и норовя сбить с предательски дрожащих ног.

Не достигнув шеи, Дальвиг все-таки оступился или был наконец сбит наземь какой-нибудь печенкой или селезенкой зверя. Каким-то образом он смог не выпустить меч и, даже оказавшись на траве, срубить торчавшую сверху лапу. Затем он перекатился на бок и тут же подпрыгнул, когда следом вниз рухнула туша умирающего чудовища. Затем воздух потряс рев, полный боли, гнева и отчаяния. Отрубленная лапа врезалась когтями глубоко в землю совсем рядом с лицом Дальвига, уткнувшимся в перемазанную грязью траву. Из ран тарпалуса били несколько мощных потоков белой крови, дымящейся и почти мгновенно смешивающейся с дождем и землей. Из пасти вырвалось последнее облако пламени, оставившее вокруг морды чудища круг обугленной травы. Через мгновение зверь издох.

Еще долго Дальвиг без движения лежал под дождем рядом с невыносимо воняющей мертвой тушей. Дождь все не переставал, словно желая побыстрее смыть с жалких доспехов человека все следы, оставленные битвой. Кровь, слизь… Наконец, когда Дальвиг почувствовал, что страшно замерз, он нашел в себе немного сил и с трудом сел. Туша тарпалуса, лежавшая в паре шагов от него, теперь казалась всего лишь небольшим каменным гребнем, торчавшим из земли. Только эта отвратительная, дурманящая голову вонь… Нужно отойти подальше.

Пару раз он попытался опереться на меч, чтобы подняться, но с таким же успехом можно было упираться ложкой в сметану. Сосредоточившись, Дальвиг понял, в чем тут дело, и приказал Вальдевулу не рубить. После этого волшебный меч стал не острее только что сломанного сука и послушно послужил хозяину костылем. Тяжело опираясь на Вальдевул, Эт Кобос побрел мимо недвижного тарпалуса и где-то в глубинах его разума, застывшего от пережитого, шевельнулось удивление. Неужели этого монстра он только что уложил… победил… одолел? Нет, не он – они, вдвоем с графом Гердоманном. Каким бы наивным тупицей он ни был, без помощи Милсера Дальвиг не смог был нанести смертельный удар… Ха! Какой же это удар. Он ведь вспорол тарпалусу брюхо, словно это был судак, пойманный в речке. Аи да Дальвиг! Могуч, ничего не скажешь.

Отчего-то он не испытывал ни капли радости. Может, слишком измучился, чтобы родить внутри себя какие-то чувства? К тому же убийство зверя – цель жизни Гердоманна, а не Эт Кобоса. Если бы имелась возможность найти золото каким-то другим способом, Дальвиг с радостью согласился бы на него. А сейчас… остается только пойти и проверить: не есть ли рассказы о богатствах тарпалусов такими же выдумками, как многое другое? Дальвиг безрадостно подумал, что ежели гнездо вдруг окажется пустым, впору ложиться рядом с поверженным зверем. Это будет такое разочарование!

Пока он шаркающей походкой достиг края оврага, дождь незаметно сошел на нет. Над сожженными зарослями поднимались жидкие струи дыма, а по склонам протачивали себе тоненькие канавки десятки ручейков. В глубокой яме, на дне, заваленном здоровенными комьями глины и залитом мутно-желтой водой, что-то едва заметно поблескивало. Может, доспехи рыцарей, сожранных тарпалусом лет сто назад? Или осколок слюды. Дальвиг тяжело осел на задницу и неуклюже съехал вниз. Там было довольно сумрачно, но в небе пелена облаков стремительно таяла, отчего света прибавлялось с каждым мгновением. Эт Кобос откинул со лба мокрую грязную прядь – она показалась ему отлитой из чугуна – и сразу разглядел рядом с носком сапога сгнивший кошель. Редкие толстые нити лопнули, обнажая потемневшие от долгого лежания в земле монеты и робкий блеск какого-то маленького драгоценного камешка. Чуть дальше среди расплывшихся кусков глины торчала высокая крышка сундука с кольцом в самой верхушке, а рядом плавало в луже грязное, но явно не медное блюдце…

Дальвиг расковырял носком сапога кошель под ногами, лениво пнул одну монетку и проследил, как она с бульканьем исчезла в луже. Что же, теперь он может себе позволить сорить деньгами? Осторожно, боясь потревожить лишний раз гудящую голову, Дальвиг нагнулся и поднял другую монету, величиной с треть ладони, с непонятными буквами с одной стороны и неизвестным зверем на другой. Потом он освободил от кокона гнили маленький сундучок: доски его сгнили, оставив только раму из тусклого серебра. Внутри каким-то загадочным способом держалась плотная кучка одинаковых по размеру и способу огранки кристаллов, увенчанных овальной золотой пластиной. С пластины на Дальвига глянуло жуткое человекообразное лицо с широким щелеобразным ртом, круглой дырой вместо носа и шапкой в виде птичьей головы. Стерев грязь с пары камней, Эт Кобос узнал в них кроваво-красные гранаты, которые в Империи почти не ценились, и одним ударом разметал содержимое сгнившего сундука по всему оврагу. К чему эти безделушки, если вокруг столько другого, более ценного добра? Золотых и серебряных монет, размером от ногтя до такой, что не обхватишь пальцами обеих рук. Был шлем, весь изукрашенный алмазами, рубинами и сапфирами (а внутри – иссохший серый череп), рукоять меча с гигантским александритом и небольшой кусок сломанного лезвия при нем, груды разнообразных женских и мужских украшений.

Все это Дальвиг сгребал в большую кучу, вместе с грязью, жухлой травой, костями и камнями. Равнодушно разглядывая баснословное богатство, он отчего-то думал о тарпалусе. Глупые блестки, дурацкие побрякушки… Он таскал их в свое гнездо на протяжении долгих лет. Сотен? Тысяч? Никто, в том числе он сам, не помнил о тех народах, которых он ограбил в незапамятные времена. Должно быть, эти сокровища служили тарпалусу мерилом его многовековой силы и величия. Символом, ставившим намного выше суетливых и слабых людишек. Его, первого властителя здешних земель – одинокого, древнего, непобежденного. Но тут пришел Дальвиг, мальчишка, возжелавший бренного золота, что служило самому чудовищу только мертвым подтверждением собственного могущества. Должно быть, ему было очень обидно умирать от руки столь ничтожного существа.

– Эй! – Строгий оклик вывел Дальвига из прострации. Сощурившись, он с трудом разглядел на фоне светло-голубого неба, на краю оврага, жалкую фигуру Милсера. Левую щеку покрывали волдыри, ухо стало черным, волосы вокруг него исчезли; левая рука была плотно прижата к телу и покрыта словно бы трухлявой горелой корой. Придерживая поврежденную руку здоровой, Милсер смотрел вниз со скривившимся в плаче лицом.