Мужей много не бывает - Адель Паркс

Я никогда специально не задумывалась, почему я с такой неохотой делюсь с кем бы то ни было своими истинными мыслями и чувствами, объясняя это в лучшем случае проявлением вежливости с моей стороны, а в худшем — нежеланием распинаться перед людьми, придерживающимися, прямо сказать, нелепых и смехотворных взглядов.

Но сейчас я стараюсь это проанализировать.

Я сбрасываю туфли и разминаю уставшие за день стопы. И почему женщины до сих пор ходят на шпильках? Разве нельзя придумать что-нибудь одновременно сексуальное и удобное?

Правда состоит в том, что мои взгляды не статичны, они постоянно изменяются. Я не знаю твердо, что я думаю и во что верю, — и даже кем являюсь; потому что на самом деле во мне два человека.

Я — Белинда Макдоннел, тощая девчонка из Кёркспи. Я ношу отвратительные обноски, оставшиеся от старших братьев или соседских детей, или дешевые шмотки, купленные на рынке и подходящие скорее для девиц легкого поведения. Я живу в старом доме с двумя спальнями, таком маленьком, что переднюю, как называла закуток перед дверью мама, отдали мне под спальню. Это попытка нашей семьи сохранить видимость респектабельности — альтернативой было бы делить комнату с братьями. Телевизор и обшарпанный обеденный стол теснятся в гостиной в компании с велосипедом и старым диваном. Посудомоечная машина остается для нас недосягаемой мечтой, на полу в кухне лежит липкий линолеум, все ковры вытерты до дыр, а туалет находится во дворе. Где вы еще такое видели в наше время?

Я — Белла Эдвардс, богатая, утонченная женщина, одевающаяся в дизайнерские вещи и купившая отдельный шкаф специально для сумочек и туфель. Я живу в огромном доме с четырнадцатью комнатами. Кухня и подсобные помещения оборудованы по последнему слову техники: блоки измельчения отходов под раковинами, полы с подогревом и холодильник с диспенсером льда. В моем доме четыре туалета, и ни один из них не находится на улице. Даже сиденья унитазов у нас с подогревом. Вообще-то на самом деле я думаю, что сиденья с подогревом — это уж слишком. Каждый раз я не могу удержаться от мысли, что сиденье потому теплое, что кто-то только что был в туалете и нагрел его, извиняюсь, задницей. Это весьма неприятная мысль, напоминающая о Кёркспи. Я не сказала Филу, что ненавижу такие сиденья, когда он устанавливал их — за большие деньги, между прочим. И зря не сказала.

Как получилось, что я до сих пор Белинда Макдоннел? Почему, вопреки моим надеждам, дизайнерская одежда не в силах защитить меня, подобно рыцарским доспехам?

Я не готова ответить на эти вопросы сейчас и, быть может, не буду готова к этому никогда. Но я также не собираюсь позволять этому самодовольному всезнайке бармену высказывать свои суждения обо мне, не проинформировав его об обстоятельствах моего вступления в законный брак.

— На самом деле я обрела статус замужней женщины в стенах бюро записи актов гражданского состояния в Абердине. Это в Шотландии, — любезно уточняю я. — На мне были джинсы «Ливайс», приобретенные в магазине подержанной одежды. Они были мне длинны, поэтому их приходилось подворачивать — в то время это было очень модно. Я была обута в ботинки «Док Мартенс» с тартановыми шнурками. Но стилю рабочего наряда я следовала не полностью, потому что на мне была голубая женская блуза, полупрозрачная, очень красивая и раньше принадлежавшая моей матери. — Эта блуза вообще была одна из немногих красивых вещей, что у нее были. — В руках я несла несколько гвоздик, за относительно большие деньги купленных у уличного торговца цветами. По общечеловеческим меркам, их нельзя даже назвать букетом — действительно просто несколько гвоздик. Свидетелей мы позвали с улицы. Женщина шла на прием к дантисту. Она уверила нас, что не расстроится, если даже несколько опоздает на экзекуцию. На вид ей можно было дать лет сорок. Она сказала, что не любит ходить к зубному врачу, и в последние годы ей нечасто удается побывать на свадьбе. Вторым свидетелем был мужчина лет тридцати. У него не было работы, и он без дела слонялся по улице. Вся процедура заняла около десяти минут. Затем мы обменялись со свидетелями адресами и следующую пару лет посылали им открытки на Рождество. Наш торжественный свадебный обед состоялся в закусочной «Пицца-Хат». Тогда у них уже был салатный шведский стол. Так как мы учились в университете, такие мелочи были для нас важны. Еще мы ели тягучий тоффи-пудинг. Мы было девятнадцать лет, и я была влюблена по уши.

Невзирая на продолжительность моей речи, бармен воспринимает ее с искренним восторгом. Он улыбается широчайшей улыбкой, наполняет бренди еще два стакана и двигает их ко мне.

— Ничего себе! Отличная история, леди. Вы вернули мне веру в чистую и непорочную любовь. Это просто здорово, что вы двое до сих пор вместе. Эти два — за мой счет. — Он удаляется к другому концу стойки и принимается протирать стаканы.

Я нахожусь в полной растерянности до тех пор, пока не обнаруживаю, что у меня на талии лежит чья-то рука. Я оборачиваюсь и оказываюсь нос к носу с улыбающимся Стиви.

— Ой, слава богу, это ты, — говорю я. Меня окатывает болезненная волна облегчения, и я чуть не теряю сознание. — Я испугалась, что это Фил меня выследил и что он все слышал.

— Я тебя не выслеживал. Мне не хотелось спать, поэтому я решил погулять по саду. Я и не думал тебя искать. — Его горячность заставляет меня усомниться в том, что он говорит правду. — Отличная история.

Я краснею.

— Слегка увлеклась. — Я прокручиваю в голове все, что только что сказала бармену. То, что Стиви подслушал, как я в подробностях описываю день нашей с ним свадьбы, слегка унизительно. Ранее я притворялась, будто едва помню его. И, как бы с целью еще усилить мое смущение, Стиви по-прежнему обнимает меня за талию.

Легко проникая сквозь тонкую ткань платья, его прикосновение заставляет меня трепетать. В надежде унять дрожь, я делаю большой глоток бренди.

— Этот парень нападал на людей, вступающих в брак под влиянием момента. Мне показалось, что будет неправильно позволить ему остаться при мнении, что все такие браки — несусветная глупость и что все они заканчиваются плохо.

— А! Но ты ведь думаешь, что наш брак был несусветной глупостью и что он закончился плохо.

— Я никогда такого не говорила.

Стиви не собирается так просто отвязываться.

— Значит, пусть думает, что мы и теперь, по прошествии десяти с лишним лет, состоим в счастливом браке?

Я пожимаю плечами, понимая, что снова не была до конца честной — даже в той ситуации, когда лгать было не обязательно. Горькая пилюля, принимая во внимание тот факт, что моя речь задумывалась как краткий эксперимент, призванный доказать, что я еще способна на проявление искренности.