Встретимся через 500 лет! - Руслан Белов

– Я всего лишь императрица, не ученый. Спросите об этом Пелкастера. Однако, если позволите, я изложу свое дилетантское мнение. Вы представили наш человеческий кристалл, как скопище расставленных по своим местам людей. Но это, извините, неправильное представление. Это будет кристалл, составленный не из смертных людей, это будет кристалл, составленный из энергий и сознаний всех когда-либо живших людей. И ваши бьющие фонтаном энергия и сознание, которые в этой жизни не смогли найти себе места, увеличат энергию этого кристалла, сделают его всемогущим. Представьте себе скопище энергий и сознаний Аристотеля, Александра Македонского, Эйнштейна, Федорова, Планка, Наполеона, Сталина, миллиарда других энергий и сознаний, не сумевших найти в отличие от перечисленных персон применения в личных жизнях! Какой у этого кристалла будет потенциал! Бесконечный!

– Нет, ничего из этого не выйдет. Кристалл – это дисциплина. А дисциплина десяток из сотни коробит, мнет, как бумагу.

– Да, это так. Но эта дисциплина будет сладкой, ибо даст возможность быть бесконечно свободным. Благодаря этой дисциплине, вы приобретете возможность путешествовать по времени, благодаря ней, вы сможете жить, где хотите…

– А как насчет идиотов и прочих дебилов?? Они же превратят ваш кристалл в психушку?

– Все люди, большинство людей, рождаются здоровыми. Неполноценными их делает жизнь. И мы возьмем их к себе в том возрасте, в котором они еще не стали, как вы говорите, идиотами. Эти люди, эти дети, станут нашим будущим. Среди нас они станут теми, кем могли бы стать.

– Вы потрясаете меня своей логикой, императрица…

– Это не моя логика. Эта логика будущего.

– Пусть так. Однако позвольте сделать вывод из нашей беседы. Как я понял, Эльсинор – это своего рода перевалочный пункт. Каким-то образом вас здесь воссоздают, подучивают или перевоспитывают и затем отправляют в будущее, во всечеловеческий кристалл. Это так?

– Примерно так.

– Знаете, мне сейчас пришло в голову, что в Эльсиноре не один такой класс переподготовки, как ваш. Наверняка есть еще несколько, в которых переучивают Гитлера, Чингисхана и Александра Македонского…

– Насколько мне известно, такие, как вы выразились, классы переподготовки есть. Один из них составлен из личностей, лишивших жизни миллионы людей…

– Они переучиваются в кандалах?

– Отнюдь. Потому что слушателю Адольфу Гитлеру всего девятнадцать лет, Иосифу Сталину двадцать, то есть они в том возрасте, когда были еще не злодеи.

– Послушайте, а как происходит переселение в будущее?

– Очень просто. Мы умираем и тут же оказываемся там.

– А тела ваши Перен разбирает на запчасти…

Жозефина рассмеялась.

– Да нет, какие запасные части! Просто некоторые из нас не хотят расставаться со своими физическими оболочками, и профессору Перену приходится с ними возиться. Вот вы наверняка захотите иметь свое тело при себе и путешествовать по временам и галактикам именно в нем, и я вас понимаю – вы видный мужчина. Но далеко ли в нем улетите? Сердечко барахлит, печени осталось меньше половины, да?

– Если не осьмушка, – вздохнув, потянулся Жеглов к графину с коньяком.

– Ну вот! А профессор органокомплекс из вас вынет, выцедит, что надо, что надо отсканирует и отправит в будущее в цифровом виде. И там вы получите свое тело в юношеском состоянии.

– А что он делает, извините за выражение, со спермой? Насколько я знаю, ее в Эльсиноре чуть ли не тоннами добывают?

– К сожалению, я в этом вопросе не компетентна, – порозовела Жозефина, тем показав свою сопричастность к тайному процессу. – Нет, я, конечно, слышала кое-что, но лучше вам все это растолкует мадмуазель Генриетта.

Услышав это имя, дремавший до того червь сомнения встрепенулся, очувствовался и всеми своими зубками впился в мозг Жеглова. «Дурит, она меня дурит, по наущению Генриетты, дурит».

– Послушайте, – сказал он, – по физиологии я скептик, и мне нужны факты.

– Факты?! Вам нужны факты? А разве я и все эти дамы не есть факты?

– Таких фактов, извините за прямоту, у меня вагон и маленькая тележка. Я хорошо знаю, что являюсь психически нездоровым человеком, и потому вынужден все подвергать сомнению. В Эльсиноре побывали и Мегре, и Пуаро, но они не были Мегре и Пуаро! Они были люди, подверженные мании Мегре и Пуаро!

– Мне жаль вас, молодой человек. И знаете почему? Потому что неверующие люди не воскресают в Раю, а умирают, умирают совсем. Нет, их воскресят, как и всех. Но, поймите, умирая, они умирают! То есть испытывают бесконечный страх, хронически калечащий душу страх. А что касается фактов, разве вы не убедились еще, что находитесь в чудесном месте? Разве вы не видели, как исчезает без вас Эльсинор, и как вы без него исчезаете? Разве вы не слышали радио, вещающее из всех радиофицированных времен?

– Все это может быть подстроено…

– Если вы не верите, я могу показать вам свою попу, – улучила момент симпатичная женщина, оставшаяся не представленной Жеглову.

– Это королева Марго, наша двоечница по поведению. Она собирается продемонстрировать вам свой зад, в порыве страсти укушенный Генрихом IV.

Жеглов посмотрел на королеву более чем заинтересовано. Представил ее, подняв полы длинного платья, стоящей на столе. Подавив желание сказать: «Хочу!», обратил взор на Жозефину:

– Мудрая вы императрица. Все так объяснили, что захотелось поверить…

– Это не я мудрая, это Пелкастер. А я легкомысленна, и люблю танцы.

– А музыка у вас есть?

– Есть! Ренет, включи магнитофон, дамы приглашают кавалеров.

Через пару минут магнитофон был найден и включен, и Жеглов танцевал с Жозефиной.

– А здорово вас восстановили, – говорил он ей на ушко. – Так и тянет поцеловать в девичье ваше ушко.

– Не стоит! – рассмеялась Жозефина. – Астарта этого мне не простит.

– А кто такая Астарта?

– Так мы величаем мадмуазель Генриетту.

– Господи, опять Генриетта, – крепче обхватил талию женщины Жеглов.

– Давайте, договоримся общаться платонически, – чмокнула Жеглова в губы. – Сейчас общаться. А потом, когда все получится, вы пошлете мне весточку, и мы с вами встретимся романтически, скажем, на Венере или в садах Семирамиды?

– Заметано, – сказал Жеглов, и закружил женщину в стремительном танце.

26. Счастье – не форма

Жеглов перетанцевал всех, потом подали молочного поросенка, фазанов, фаршированных куропатками, и перловую кашу в воспитательных целях. Домой он явился лишь в двенадцатом часу. Войдя в номер, увидел Генриетту, в длинном белом платье с короткими рукавами, Генриетту, прямо стоявшую у окна.

– Ты так стоишь, будто бы я тебя бросил, – сказал он ей в спину, довольный тем, что день, судя по всему, далеко еще не закончился.

Она обернулась, и Глеб увидел: женщина улыбается.

– Вы не осуждаете меня? – спросила виновато.

– Напротив, я рад. Не люблю быть один. Присядем?

Они сели рядом.

– Жозефина мне сказала, что вы никто иная, как Иштар-Астарта-Афродита, богиня любви.

– Да, я богиня любви, но любви больше плотской. А хочется чего-то большего.

– Большого хочется всем, – усмехнулся Жеглов. – И мужчинам, и женщинам.

– Пойдемте ко мне? – спросила просто, улыбнувшись каламбуру. – Вы ведь спать теперь не сможете?

– Не смогу, если представлю, что нахожусь в пионерском лагере.

– Пионеры – это советские бойскауты? – подошла вплотную, и Жеглов почувствовал запах ее кожи, пленительный и расслабляющий.

– Да. Они обожают гулять по ночам направо, потому что по ночам воспитатели гуляют налево.

– Так пойдемте?

– Пойдемте, – простер руку Жеглов в сторону двери.

Они вышли в парк, не спеша, пошли к «Трем Дубам». Было тепло и тихо. Пахло землей. На своих плацах колоннами выклевывались тюльпаны. В соснах какая-то птица сетовала на бессонницу.

– Вы как здесь оказались? – спросил Жеглов, чтобы не молчать. – Я имею в виду, в Эльсиноре?

– Как многие.

– Как многие?

– Профессор меня воплотил, чтобы тут же пожалеть об этом.

– Пожалеть?!

– Да. Я мешала ему работать.

– Так отправил бы в будущее?

– Я еще не готова. Вы разве не видите, что я… что я – стерва? – игриво улыбнувшись, положила головку ему на плечо.

– А что, стервам там места нет? – губы ее, тонкие и мягкие, расслабляли, заставляли думать о других губах.

– Нет. Там все порядочные, – залилась смехом, – стервы!

– Как это так? – обнял ее Жеглов за талию. Желание комкало его мысли, требовало действий.

– Видите ли, там где все красивы, умны и свободны и нет болезней, секс и любовь не опутаны условностями. Если у людей возникает взаимное стремление, они отдаются друг другу без жадности и задних мыслей.

– Мне говорили, что большинство людей предпочитают там иные формы бытия, бестелесные например.

– А какая разница? Счастье ведь не форма и не материя, а бесконечное единение…