Перебежчик - Бернард Корнуэлл

Адам поскакал на запад. Там, где дорога шла по лесу, воздух казался даже еще более тяжелым. Листья застыли без движения, и это спокойствие выглядело как-то странно угрожающи.

День казался столь же ненастоящим, как и многое в окружающем Адама мире в последние дни, даже Джулия, и мысль о ней напомнила ему, что ему нужно постараться побыстрее с ней увидеться.

Она написала загадочный призыв, и несмотря на ее заверения в том, что это сообщение не касается личных отношений, Адам не мог отделаться от подозрения, что Джулия хочет положить конец их помолвке.

В последнее время Адаму стало казаться, что он на самом деле не понимает Джулию, и начал опасаться, как бы ее желания не оказались сложнее, чем он предполагал.

Внешне она была всё той же приличной, благочестивой и смиренной юной леди, но Адам подсознательно замечал за ней живость, которую Джулия старательно скрывала. И именно эта черта заставляла Адама чувствовать себя недостойным ее. Он подозревал, что его мать обладала подобным характером, который выбил из нее его же отец.

Адам остановил коня у лесополосы. В поле зрения не было ни одного военного лагеря. Проскакав мимо нескольких полков, разбивших палаточные лагеря, сейчас он внезапно обнаружил, что стоит в одиночестве среди деревьев темного и неподвижного леса. Мысль, притаившаяся в уголке его подсознания, снова обнаружила себя. Адам открыл подсумок и извлек переданные ему сообщения.

Оба послания хранились в одинаковых светло-коричневых конвертах, запечатанных одинаковыми сургучными печатями и подписанные одним и тем же заостренным почерком. Конверт с приказами на ощупь был толще конверта с дополнительными инструкциями, но в остальном никаких отличий конверты не имели.

Он извлек расписку. В ней упоминался лишь один комплект приказов. Адам перевел взгляд на конверты. Ему пришла в голову мысль… допустим, он просто- напросто «забыл» доставить приказы? Допустим, Хьюджер не выступит завтра утром?

Допустим, северяне одержат победу и возьмут Ричмонд — кому какое будет дело до одного пропавшего сообщения? А если по некоему капризу судьбы южане всё-таки победят, но без войск Хьюджера — опять же, кому какое будет дело?

И даже если подобный промах со стороны Адама обнаружат — а он был не настолько наивен, чтобы предполагать обратное — его действия будут рассматриваться не как акт измены, а всего лишь как результат забывчивости или, в худшем случае, безответственности.

Безусловно, ценой станет отстранение его от работы в штабе Джонстона, но грозить ему будет лишь репутация ненадежного человека, не бесчестье.

И возможно, сказал он себе, ему стоит провести остаток войны под крылом отца. Может быть, он станет счастливее в качестве начальника штаба Фалконера, где он хотя бы попытается удержать арендаторов и соседей отца от худших проявлений войны.

— Господи Боже, — пробормотал он вслух. И это действительно была молитва, молитва на удачу, не о наставлении на путь истинный, ибо он уже знал, как поступит.

Медленно, целенаправленно, с приличествующей моменту церемонностью он разорвал приказы к битве. Сначала пополам, затем еще раз пополам, и наконец разодрал бумаги так, словно эти клочки были самой историей. Адам разбросал мелкие обрывки, в которые превратилось письмо, по поверхности воды, заполнившей придорожную канаву.

Совершив этот акт измены, он внезапно почувствовал, что его распирает от счастья. Он помешал победе южан! В этот черный день он совершил деяние, угодное Господу, и выматывающий груз вины и нерешительности словно бы свалился с его плеч.

Пришпорив коня, он поскакал на запад.

Полчаса спустя Адам остановился у небольшого домика, приютившего штаб Хьюджера. С настойчивостью, граничащей с неподчинением, он добился подписи генерала и передал один конверт. Пока Хьюджер открывал и читал письмо, Адам уважительно держался рядом.

Генерал, гордившийся своими французскими корнями, суетливый, но осторожный человек, построивший успешную карьеру в старой Армии США, ныне смаковал не самые приятные сравнения старого начальства с новым.

— Не понимаю! — возмутился он, дважды прочтя сообщение.

— Прошу прощения, сэр? — Адам вместе с помощниками генерала стоял на веранде, выходящей в сторону Гиллис-Крик. Штабное здание располагалось так близко к Ричмонду, что Адам видел дымоходы и крыши городских домов позади пристани Рокетт, где в вечернем мраке возвышались мачты десятка судов, запертых баррикадой у утеса Дрюри.

За зданием, в конце длинного луга, заставленного то тут, то там повозками и орудиями, составлявшими артиллерийский парк Хьюджера, пролегала железная дорога Ричмнод-Йорк, проходившая за ручьем. По этой дороге, освещаемый угасающим солнцем на фоне сгущающихся темных облаков, неспешно тащился, выплевывая клубы дыма, поезд.

Состав представлял собой странное собрание платформ с обслуживающим воздушный шар армии Конфедерации подразделением. Сам воздушный шар был изготовлен из лучшего шелка, пожертвованного ричмондскими дамами. Он поднимался и опускался лебедкой, установленной на платформе.

Другие же платформы перевозили химические установки для подачи водорода. Воздушный шар, использовавшийся для наблюдения за позициями врага у станции Фэйр-Оук, по-прежнему удерживался лебедкой на месте, пока поезд со стуком, грохотом и пыхтением тащился мимо штаба генерала Хьюджера.

— Правильно ли я понял? — убеленный сединами Хьюджер уставился на Адама поверх очков: — Часть моих людей отдана под командование генерала Лонгстрита?

— Полагаю, что так, сэр, — ответил Адам. Хьюджер выдал серию коротких гнусавых смешков, которые, по-видимому, должны были изображать саркастический смех.

— И я полагаю, — заметил Хьюджер, — генерал Джонстон в курсе, хотя бы приблизительно, что я старше генерала Лонгстрита по званию?

— Уверен, он в курсе, сэр.

Хьюджер старательно изобразил обиду, демонстрируя задетое тщеславие:

— Генерал Лонгстрит, если мне не изменяет память, заведовал казной в прежней армии, будучи простым майором. Я думаю, ему не доверяли ничего, кроме выплаты жалования солдатам. А теперь он будет раздавать моим людям приказы?

— Лишь некоторым из них, сэр, — тактично поправил генерала Адам.

— И с какой стати? — возмутился Хьюджер. — У Джонстона есть на то причины? Возможно, он озвучил эти причины вам, юноша?

Джонстон и впрямь их озвучил, но объяснять их Хьюджеру означало поставить под удар все намерения Адама, так что он удовлетворился весьма неубедительной отговоркой, мол, дивизия Лонгстрита расположена ближе к врагу, поэтому решено было усилить его бригады.

— Я уверен, это всё лишь временно, сэр, — заверил генерала Адам. Он посмотрел мимо раздосадованного Хьюджера на остановившийся поезд и платформу с воздушным шаром, неспешно прокатившуюся еще несколько футов. Дым из трубы локомотива казался неестественно белым и ярким на фоне темных облаков.

— Я не жалуюсь, — возмущенно ответил Хьюджер. — Я выше подобной мелочности, и, конечно, в армии, настолько остро терпящей нужду, такие выпады неизбежны. Но разве банальная вежливость не требует от Джонстона поинтересоваться у меня, не возражаю ли я против перевода моих солдат под командование какого-то казначея? Этого требует вежливость, разве нет? — обратился он к двум своим помощникам. Те, в свою очередь, с энтузиазмом закивали головой в знак горячего одобрения.

— Уверяю вас, сэр, у генерала Джонстона и в мыслях не было вас обидеть, — сказал Адам.

— Уверяйте меня, юноша, сколько хотите, но у меня в этих делах опыта побольше, — Хьюджер, считавший себя кем-то вроде настоящего аристократа, выпрямился, что позволило ему взглянуть на Адама сверху вниз.

— Вероятно, генерал Джонстон приставит моих людей охранять армейскую казну, а? — сопроводившие шутку гнусавые смешки заставили адъютантов генерала с готовностью улыбнуться.

— Были времена в Северной Америке, — сказал Хьюджер, сворачивая бумагу в плотный квадратик, — когда военные вопросы решались должным образом. Такие вещи делали правильно, как подобает солдатам хорошо организованной армии, — он швырнул сложенную бумагу на качели, подвешенные на свисающих с перекладин веранды цепях.

— Ладно, юноша, передайте Джонстону: приказы его я получил, пусть и не доходит до меня их смысл. Уверен, вы хотите вернуться к своему начальству, пока дождь не пошел, так что желаю вам хорошего дня, — короткое резкое прощание, даже без предложения выпить воды, представляло собой намеренную колкость, но Адаму было всё равно.

Он пошел на огромный риск, но всё же сумел грамотно разыграть свои карты. Но это не значило, что он может до бесконечности отвечать на вопросы генерала. На Адама внезапно накатил ужас. Господи Боже, подумал он, какой же ад разверзнется, когда Джонстон поймет, что произошло. Но затем он снова успокоил себя, ведь его вина заключалась исключительно в забывчивости.