Ты покоришься мне, тигр! - Александр Александров-Федотов

Зрители своей реакцией не только корректируют исполняемые трюки, но часто подсказывают важные решения. Поэтому я считаю, что должен рассказать о зрителях особо, о наших тайных взаимоотношениях, о которых они, быть может, и не подозревают.

Начав выступать с хищниками на манеже, я очень скоро почувствовал противоречивость моего номера. И тогда же понял, что необходимо хотя бы для себя найти критерий и определить суть своей профессии.

А противоречие это заключается вот в чем. Ежедневно я выхожу на манеж, показываю дрессированных хищников и при этом рискую жизнью. И все знают, что я рискую. И чем больше риска, тем с большим успехом проходит номер — не будем лицемерить и назовем вещи своими именами.

В то же время всем своим поведением я должен подчеркивать, что номер этот гуманный, что в нем нет ничего страшного. Но чем больше я буду это подчеркивать, тем меньше он будет вызывать интерес.

Именно с тех времен, когда укротители хищников увлекались превращением диких зверей в ласковых домашних кошек, во всяком случае, старались подчеркнуть эту «домашность» всеми способами, чаще всего и приходилось слышать самые обидные для дрессировщика слова: да эти звери — мирные; да они доведены до такого состояния, что уже не тронут укротителя; да они такие сытые, что совершенно не опасны; да у них клыки вырваны да и когти тоже. И, наконец, самое обидное: разве это тигры? Вот раньше были тигры — это да!

Как ни нелепы такие утверждения, я все же хочу их опровергнуть примерами.

Я то знаю, что такими бесстрашными эти маловеры бывают только до тех пор, пока звери за решеткой. А представьте себе, что эти «беззубые», «закормленные», «одуревшие» и «выродившиеся» хищники окажутся среди зрителей. Что будет? Наверно, примерно то же самое, что было однажды в Филадельфии: во время работы номера с тиграми и львами в зале погас свет, как у меня когда-то на дебюте. Дрессировщик вышел из клетки через запасную дверцу и забыл закрыть ее за собой. Вслед за ним вышли и звери. Среди зрителей началась паника, все бросились к выходам, давя друг друга. Самое интересное, что звери-то никого не тронули. Люди подавили себя сами — были десятки человеческих жертв.

Но так мирно тоже не всегда бывает. У Маргариты Назаровой, например, убежавший из клетки тигр нанес серьезные ранения одной артистке цирка. Поэтому нельзя сказать с уверенностью, чем закончится их выход «в свет».

Разве не обидно слышать подобные заявления человеку, который ежедневно, а по праздникам и воскресеньям три раза в день рискует попасть на эти клыки и когти?

Легенды окружают цирковую жизнь, и, к сожалению, не только романтические, а и скептические, принижающие. Это я назвал бы не легендами, а ложными представлениями. Их источник понятен. Все, что делается в цирке, бывает настолько необычно, что зрителям, особенно неискушенным и склонным к скепсису или лишенным романтической жилки, трудно поверить во всамделишность того, что им показывают. Им всюду мерещатся пружины и двойные стенки, потайные ходы и люки, короче говоря — обман. Они никак не могут поверить, что все дело в ловкости рук, в мастерстве, в бесстрашии.

— Смотрите, смотрите, не иначе, как магнитом притянуло…

— Видите, сбоку идет шнурок, — это его током на проволоке держит.

Слыша подобные рассуждения, так и хочется снять рубаху и продемонстрировать свои царапины и шрамы. И тут же предостеречь неверующих: не вздумайте проверять эти ваши убеждения на собственном опыте.

Но таких неверующих подчас бывает нелегко убедить, даже вид шрамов не может их поколебать. Некий студент — это было в конце 30-х годов в Германии — неоднократно пытался уговорить укротителя, чтобы тот впустил его в клетку со львам: он хотел доказать, что львы смирные и его не тронут. Укротитель, конечно, не соглашался. Цирк переехал в другой город. Студент за ним. И однажды, заметив, что клетка со зверями оказалась не запертой на замок, этот любитель острых ощущений вошел в неё. Львы набросились на непрошеного гостя и стали рвать. На его неистовые крики прибежали находившиеся, к счастью, поблизости служители и насилу отбили у зверей. Студента отправили в больницу на многомесячное лечение.

Что же касается сытости, то сытый зверь хочет спать, а не работать, и сытого его работать заставить трудно. По тому-то на репетиции и представлении звери всегда голодные. А «мысль» об ужине после работы особенно возбуждает их «творческий темперамент».

А уж о том, чтобы давать наркотики, и говорить нечего. Это сущий бред. Дрессированные звери вдвое ценнее. Если же применять обессиливающие или наркотические средства, животные могут быстро погибнуть. А знаете ли вы, маловеры, что опьяненный наркотиками зверь намного опаснее?

Говорят еще, что огонь, через который прыгают звери, — не горячий. Это все равно, что сказать: сахар не сладкий, соль не соленая, вода не мокрая. Зверь прыгает в огонь, потому что постепенно к этому приучен. На природе ему иногда приходится прыгать через огонь. Он знает, что это опасно, но преодолимо. К тому же я стараюсь все сделать так, чтобы как можно меньше травмировать зверя. Для этого я придумал обруч, у которого асбестная лента проложена в бороздке с внешней стороны, и если случайно тигр ляжет на кольцо брюхом, то ляжет не на огонь, а просто на горячий обруч — это все-таки легче. Молниеносный прыжок через кольцо ничем тигру не грозит, от этого не может быть ни ожога, ни воспламенения шерсти. Кроме того, кольцо висит свободно, это тоже смягчает удар. Чаще всего этот трюк в цирке исполняется через кольцо, нижняя часть которого не горит. У меня же больше всего языков пламени выходит именно из нижней части.

Итак, дилемма: с одной стороны, я должен показывать настоящих диких и свирепых зверей, которые, несмотря и вопреки своей свирепости, исполняют забавные вещи, а с другой — «не потакать низменным инстинктам» и «не смаковать опасность», как это обычно называлось в рецензиях. С одной стороны, не надо подчеркивать опасность, но, с другой стороны, я ставлю совершенно мне необходимого пожарника со шлангом. С одной стороны, соблюдение техники безопасности, а с другой — нельзя не заметить, как оживляется администрация цирка, когда со мной что то происходит, когда звери настроены воинственно и народ валит валом.

Я долго думал над этой дилеммой, пробовал разные стили в показе хищников. В свое время меня упрекали, что мои леопарды похожи на овечек. Но даже когда я старался показывать хищников в несвойственном им «овечьем» наряде, внутренне не переставал быть убежденным в том, что цирк без риска не имел бы своей прелести. Именно в торжестве человека над опасностью привлекательность цирка.