Видимо-невидимо - Аше Гарридо

Он слегка прикусил губу: обещать не следовало. Ах, если бы здесь было крепкое место! Если бы знать, что слова произнесенные — неотвратимо сбудутся… Не дано. Ну и не надо, обойдемся. Он торопливо поклонился, скрывая тревогу, и оставил добрых сестер.

В Семиозерье по-прежнему шел дождь, мастера однако не расходились, ждали хозяина. При жизни Хейно дом был не сказать чтобы гостеприимным, но у Видаля все стало по-другому, все сюда дорогу знали и знали, что где лежит. Поэтому хозяйничали вовсю, к полной растерянности Рутгера, пытавшегося быть за хозяина в отсутствие учителя. Что он сам от ученичества отказался, ему не напоминали, но и не очень-то на него внимание обращали, когда он пытался о гостях позаботиться. Присутствие Кукунтая смущало парня еще больше, он старался не оставаться с шаманом наедине, обходил его так, чтобы случайно не задеть, отводил взгляд — но, едва оказавшись у него за спиной, глаз не отрывал. Кукунтай терпеливо притворялся, что это его не касается, и для облегчения своей участи Рутгера вовсе не замечал, а когда рассвело, вышел с Мэри погулять на опушку.

Олесь тихонько разговаривал с Лукасом, привалившись боком к теплой печи.

Мак-Грегор ушел на озера, прихватив удочки и Хо.

Ао бродил под дождем, их пряди перепутались, их души слились воедино — и Ао стал так же прозрачен и текуч, почти незаметен среди намокших ветвей.

Нелегкая это была забота, и впрямь: оказать гостеприимство мастерам.

Ганна перебрала почту, сложила письма по адресам, потом метнулась было к печи… Но остановила себя, вспомнив как окоротил ее Кукунтай. Хотела взлелеять обиду — но тут оказалось, что у печи возится Мьяфте, гремит посудой, шлет Рутгера в подпол, сердито оглядывается: что нейдешь помогать? На такую ораву поди наготовь! Ганна только рукава вздернула — и за дело.

Засобирались по домам, когда второй день гостевания перевалил за полдень. Видаля уже и не ждали, наверное. А он — вот он, сам собой и с птицей на шляпе, как в старые добрые времена, будто и не было ничего: ни волны над Суматохой, ни смерти, ни скорбного бдения, ни буйного пира. Просто вышел из-за поваленной березы и сказал: вы куда? Мне есть что сказать, и помощь ваша нужна. Срочно. Сейчас. Поднялся на крыльцо, посмотрел на всех. И начал говорить. О конце света, о звезде по имени Матильда, о сердце Ашры, о музыке звезд и о происхождении ууйхо. И о том, что Сурья Беспощадная, фарфоровая барышня с камина, восковая кукла, столовый прибор Холодных господ — ждет от него помощи и спасения, и он спасет ее. Просто потому, что больше некому. На самом деле некому, сказал он, глядя в глаза Хо. Это мое дело, сказал он. Но одному с этим не справиться никак.

— И если вы пойдете со мной сегодня, — сказал он, — вы будете делать такое… Вы будете делать то, чего никогда не делали. Обещаю.

Видаль поднял брови и губы прикусил: что это обещания сами собой выпрыгивают, и именно сегодня?

— Такое вот… Чего не делали никогда.

Мастера смотрели на него. Он был младшим из них, если не считать Рутгера, который и не мастер… И если не считать того, что половина жизни Хейно Кууселы текла в жилах Видаля — и ничего, через край не переливалась. Хватило ей места в теле и в душе Хосеито. И все же он был младшим, пришел позже всех — и они смотрели, как он указывает им путь и дело, и взгляды их были пристальны и строги.

Видаль вдохнул поглубже и зачем-то повторил:

— Чего не делали никогда.

И добавил:

— И у вас получится.

И сжал кулаки.

— Я обещаю.

Он дышал глубоко и часто и жалел, что здесь не крепкое место, где всякое слово сбывается, потому что не может не сбыться. Но Хо посмотрел на него исподлобья и сказал веселым голосом:

— Если у нас получится, это место станет крепким. А откуда, ты думал, берутся крепкие места?

Видаль прислонился спиной к стене. Голова кружилась. В теле словно звенели натянутые струны.

— Но нам придется хорошенько потрудиться, да? И ты еще сам не знаешь, что нам придется делать, да? Оно хоть стоит того?

Видаль не ответил. Это его дело, а им-то что? Но без них он ничего не сможет, это он знал точно.

— Ладно, я спрашиваю не вообще. Для тебя — оно того стоит?

— Да, — выдохнул Видаль мгновенно, даже не дав договорить. — Да!

— Ну так и говорить нечего, — сказал Мак-Грегор и поднялся на крыльцо — поставить удочки.

— Да, — сказал Видаль, схватив его за рукав. — Ты!

И потащил вниз с крыльца.

— Ао! Можно без дождя теперь?

— Некоторые дела легче начать, чем закончить, — проворчал Ао. — Кажется, сейчас ты начинаешь как раз такое. Дождь, мальчик, останавливается сам. Когда ему хватит. Но я его все же попрошу. Для тебя. Это никак на него не повлияет, но я попрошу.

Видаль повернулся к Мак-Грегору.

— Хэмиш, послушай… Мне нужен мост. Отсюда — дотуда. Понимаешь?

Капли дождя стали реже и медленнее.

Мак-Грегор кивнул, прищурился, глядя в небо. Мэри с криком заметалась вокруг его колен, привставая на задних ногах, пытаясь заглянуть в запрокинутое лицо. Но Мак-Грегор опустился на колено, притянул Мэри к себе, положил руку ей на голову: не бойся.

— Нет, — сказал Мак-Грегор. — Далеко. Не дотяну. Очень, очень далеко. А что же ты сам? Ты ведь ходишь, где хочешь.

— Далеко. Я не знаю, куда. И… страшно мне. Там — ничего… пустота, первородная тьма… Куда угодно — могу. В никуда — не умею.

— А я не дотяну, — опустил глаза Хэмиш. — Слишком длинный мост нужен.

— Слишком длинный, говоришь? — встрепенулся Видаль и встрепенулась птица на шляпе. — Слишком… Хм. Рутгер, дитя мое… А построй-ка ты мне лестницу в небо.

— Куда?

— В небо.

— А там — куда?

— Ты строй, там разберемся. В небо, за небо, пока не упрется… Как упрется — так нам туда и надо.

Рутгер вздохнул, облизал губы, зачем-то оглянулся на Кукунтая, пошире расставил ноги, подышал еще — и снова оглянулся. И Кукунтай вдруг опустил плечи, откинул голову и прикрыл глаза. И подошел к Рутгеру и встал рядом с ним.

И тогда от дома покойного Хейно Кууселы, от самого крыльца, рванулась в небо лестница, каких не бывало — жерди с перекладинами, привязанными лубом, в сучках и занозах, зато до самого неба. Она поднималась над землей, достигала низких облаков, уходила в них, едва просвечивая, и терялась в их ватной глубине.

— Я не вижу дальше, — обернулся Рутгер. Лестница заколыхалась на ветру.

— Смотри на нее, смотри! — закричал Видаль.

— Да, — откликнулся Рутгер. — Я буду смотреть.

И первым взялся за перекладину и полез наверх.

Видаль придержал Кукунтая.

— Моя очередь. А ты за мной, и держи ее. Нам еще по ней возвращаться.