Жизнь экспромтом - Александра Поттер

— Я рада увидеть тебя снова, Рилли, — не удержалась она, чтобы не сказать ему это.

С минуту она думала, что он ее не слышит, потому что в ответ он ничего не сказал.

Потому что он не мог этого сделать.

Слова Фрэнки были сказаны так тихо, но они звучали в его ушах, как колокол. Глядя на бумагу, невозможно понять, насколько они показались ему многозначительными: в конце концов, она же не признавалась ему в вечной любви. Но он-то знал, какое значение в них скрыто, гораздо более глубокое, нежели простое, брошенное на ходу «Рада тебя видеть». Впервые она признавала, что он для нее кое-что значит. Впервые в жизни он почувствовал, что она думает о нем.

Он выехал на дорогу, поставил машину на тормоз и повернулся к ней. И посмотрел ей прямо в глаза.

— Я тоже рад тебя видеть, Фрэнки.

Так они смотрели друг на друга, и никто из них не произносил ни слова, потому что этого и не надо было делать. Наконец Рилли отвернулся, нажал на педаль газа, и они поехали в сторону Лаврового каньона, бок о бок с другими машинами, образующими на шоссе сплошной светящийся поток фар и габаритных огней.

ГЛАВА 31

Дом Рилли располагался в конце узкой извилистой улочки, и до него можно было добраться, только въехав вверх по довольно крутому склону, а потом проехав через заросший сад по узкой дорожке, сплошь усеянной спелыми раздавленными фигами, которые падали с растущих по обочинам деревьев. В саду болтался старый гамак. Судя по его автомобилю, Фрэнки ожидала увидеть перед собой неряшливое холостяцкое пристанище — какую-нибудь жалкую нору, заваленную грязным бельем, старыми коробками и разным хламом, в котором мусор не выносился неделями, а раковина до краев наполнена немытыми и щербатыми кофейными чашками. И была несказанно удивлена, когда не нашла ничего подобного. Стоит сказать, что его жилье было прежде всего очень опрятным.

— Уборщик только недавно навел чистоту, — застенчиво сказал Рилли, когда они вошли в сводчатую гостиную и он зажег свет.

Фрэнки огляделась кругом. В комнате стояли два больших и старых бархатных дивана, местами протертые до дыр и выцветшие от солнца, огромная книжная полка, битком набитая книгами и компакт-дисками, из которых все, судя по некоторым признакам, были распиханы по чужим упаковкам, и низкий деревянный стол, отмеченный следами тысяч выпитых за ним чашек кофе, бутылок красного вина и оливкового масла. Гостиная производила приятное впечатление. У дальней стены стоял настоящий камин с почерневшими внутри кирпичами, на его полке стояло множество безделушек, привезенных из разных экзотических стран: кусок сплавной древесины, резная африканская скульптура с утраченным копьем, игрушечная модель самолета, сделанная из жестяной банки из-под пива «Будвайзер», серебряная рамка для фотографий лежала лицом вниз.

Фрэнки ее подняла. Стекло выпало или разбилось, но фотография все еще была на месте. Она поднесла ее к свету, чтобы лучше разглядеть. На ней был сфотографирован Рилли с женщиной, с той самой женщиной, снимок которой она уже видела у него в бумажнике. Оба они стояли на берегу моря, тесно обнявшись. Женщина смеялась прямо в камеру и придерживала волосы, которые от ветра падали ей прямо на лицо, а Рилли смотрел на нее и улыбался. На фотографии он выглядел совершенно другим. Моложе, тоньше, счастливее. Волосы его в то время были гораздо короче.

— Это твоя бывшая жена?

Он молча кивнул головой, чиркнул спичкой и наклонился, чтобы зажечь свечи в подсвечнике, который стоял на каминной решетке и был покрыт толстым слоем расплавленного воска.

— Да, это Келли и я. Еще до того, как мы поженились.

— А где же стекло?

— Разбилось. — Он виновато улыбнулся. — Не могу припомнить, кто его уронил: она или я. — Он исчез на кухню и снова появился оттуда с бутылкой «Джека Дэниэля» и двумя стаканами. — Хочешь выпить?

— Хочу, почему бы и нет? — Алкоголь, возможно, несколько умерит ее похмельный синдром, и, кроме того, ей даже понравилась идея пить виски в кожаных штанах, находясь при этом в доме мужчины — в доме Рилли — в три часа утра. Она взяла стакан и отхлебнула коричневую жидкость, наслаждаясь ее обжигающим вкусом. Она улыбнулась про себя. Вот если бы Хью мог ее сейчас видеть. Она снова посмотрела на фотографию, стерла с нее пыль большим пальцем.

— А как долго вы были женаты? — Разглядывая лицо Келли, Фрэнки сама удивилась, что чувствует к ней ревность.

— Меньше двух лет. В разводе я провел больше времени, чем в браке.

— А ты скучаешь по ней? — Стоило ей это сказать, как она тут же пожалела о своих словах. — Прошу прощения, это не мое дело. — Она снова поставила фотографию на прежнее место, потом передумала и положила ее, как было, лицом вниз.

Рилли с минуту наблюдал за ней, не говоря ни слова, потом открыл ящик стола и начал что-то искать среди наваленного там хлама. Потом наконец он нашел то, что искал, и вытащил на поверхность пачку папиросной бумаги «Ризла» и прозрачный пластиковый пакет с порошком.

— А ты скучаешь по своему бывшему другу? — Он лизнул липкую сторону бумаги «Ризла» и начал скручивать папиросу.

Фрэнки заколебалась. Ее первой рефлекторной реакцией было желание закричать «Да!», но что-то ее остановило.

— Я думаю о нем. — Она провела рукой по шершавой, покрытой обоями стене и подошла к окну. Повернувшись спиной к Рилли, она стала смотреть в открытое окно, в темноту сада, слушать отдаленный вой койотов. — Я иногда спрашиваю себя, что он делает, с кем проводит время. И скучает ли по мне. — Она говорила очень спокойно, словно сама с собой.

— И когда вы разорвали свои отношения?

— О, около семи недель назад, а точнее, семь недель, пять дней и… — Она снова повернулась к Рилли и посмотрела на свои часы, — почти десять часов. — Она улыбнулась, сделала глоток из стакана и смотрела, какой будет реакция Рилли. — Это шутка, разумеется.

— Я понял. — Рилли тоже улыбнулся. — Я не такой уж безмозглый американский чурбан, за которого ты меня держишь. — Он злобно усмехнулся, потом покрутил конец папиросы, поджег ее и стал наблюдать, как скручивается бумага и постепенно превращается в пепел. Потом вложил папиросу в рот и сделал глубокую блаженную затяжку. Пустив колечко дыма, он протянул папиросу ей. — Не хочешь познакомиться с лучшим товаром Дориана?

Фрэнки не курила марихуану уже много лет и успела забыть, насколько ей когда-то это нравилось. Рилли вставил в магнитолу пару компакт-дисков с музыкой каких-то американских групп, о которых она никогда раньше не слышала, и они легли рядом на диване, прихлебывая виски, покуривая, смеясь и болтая. Время затеяло с ними какую-то подлую игру и притворилось, что стоит на месте, но стоило им только отвернуться, как оно начинало нестись с головокружительной скоростью. Часовые диски начинались и кончались, а им казалось, что прошло всего пять минут. Папиросы подходили к концу в ту самую секунду, когда они их зажигали, и за все это время они с Рилли ни минуты не переставали болтать. Им ни разу не пришлось остановиться и подумать о том, что нужно сказать, в их беседе ни разу не воцарилось неловкого молчания. Фрэнки что-то не могла припомнить, когда это в последний раз она чувствовала себя так хорошо с человеком, который был не Хью.