Семь смертей Лешего - Андрей Салов

То ли дед был прирожденным торговцем, то ли употребленное спиртное придавало ему красноречия, но торговля всегда была успешной. Домой дед, как правило, возвращался с пустыми руками, но полными карманами денег, торжественно предъявив которые домочадцам, относил в сберкассу, на его счет, если в семье не было в них надобности.

Зимние шкуры серых бандитов, отец оставлял себе, но председатель не качал укоризненно головой. Отец был единственным, кто сдавал волчьи шкуры летом, когда ожившее смертоносное болото, не пропускало большую часть вооруженного люда вглубь леса. А ведь именно там, находилась практически вся живность, и где в избытке водились, охотящиеся на нее хищники.

1.16. Проклятое место

Отцу предательское болото не было помехой, серой братии с ним приходилось иметь дело даже летом. Причина отцовской лояльности к проблемам председателя по отчетной сдаче волчьих шкур, была проста. Летний волчий наряд не пригоден, для дальнейшей переработки. Из него ничего не возможно пошить, ни шубы, ни шапки, так как ворс из меха вылезал целыми прядями при малейшем усилии. Такая шкура была пригодна только на выброс, а лучше, на сдачу, ведь за нее полагается премия, пусть и немного меньше, чем зимой.

Когда Лешка достаточно подрос, он стал вместе с отцом ходить в лес. В самые дебри, лежащие по ту сторону запретного болота. Вместе с отцом излазили лес на десятки километров вглубь, углубляясь, порой в такие места, которые людей отродясь не видели за всю историю своего существования и недоверчиво косились на них скалистыми, заросшими зеленым мхом, пиками. Они исходили окрестности вдоль и поперек, порой забредая в такую глушь, сунуться, куда не каждому и в голову взбредет.

Но было одно запретное место, куда не рисковал соваться даже Лешкин отец, человек, казалось бы, напрочь лишенный чувства страха. Он всегда обходил запретное место стороной, и сына строго-настрого предостерег от посещения аномальной зоны, вольготно расположившейся в глуши таежного леса, раскинувшись там в неизмеримых масштабах.

Никто не мог с уверенностью сказать, какова истинная протяженность Гнилой топи, ибо не было, даже из числа доживших до седых волос стариков, разменявших порой вторую сотню лет, ушедших в самую глубь проклятого места и вернувшихся обратно людьми в привычном понимании этого слова. Конечно, всегда и во все времена, находились отчаянные смельчаки, или люди с отмороженными напрочь мозгами, рискнувшие пойти на столь отчаянный шаг в силу определенных жизненных обстоятельств, или из-за граничащей с безумием, бесшабашности. Люди, осмелившиеся бросить вызов запретному месту, дерзнувшие нарушить его извечный покой, заканчивали одинаково, и конец их был заранее предрешен.

Они либо навсегда исчезали за молочно-белым, постреливающим серебристыми искрами пологом, либо возвращались назад, потерявшими человеческий облик. Они были грязными, осунувшимися, изрядно похудевшими, с землистого цвета кожей, с кругами под глазами, оборванные до предела. А самое главное заключалась в их глазах. Глаза хранили отпечаток невообразимого ужаса, пережитого человеком в аномальном мире. На их лицах, на всю оставшуюся жизнь, оставался отпечаток случившегося кошмара.

Все они без исключения, не смотря на реальный срок отсутствия, как правило, не превышающий пару-тройку дней, выглядели так, словно провели где-то не один десяток лет. Кто его знает, что там происходит внутри, за непрозрачным маревом, живущем по своему, возможно только одному этому месту, предписанному закону, напрочь отвергающему общепринятые физические законы. Возможно, и время течет там не так, как в реальном мире, может быть их миры вообще никак не связаны. Человек, пересекший пределы мерцающего сияния, попадает в параллельный мир, живущий по своим, присущим только этому миру законам, где и время подчиняется собственным законам.

Рассказать людям о том, что в действительности происходит там, за запретной гранью, могли только вернувшиеся, но к превеликому сожалению любителей тайн, которых в Шишигино было ничуть не меньше, чем в иных населенных людьми местах, они ничем не могли помочь. Возвратившись в обыденный мир, покинутый ими всего пару дней назад, они оказывались потерянными, чуждыми этому, еще совсем недавно привычному и реальному миру. Вернувшись из путешествия в параллельный мир, они становились гостями в этом мире. Временными гостями. Они каким-то образом, влекомые неведомой силой, находили дорогу в село, словно зомби, с движениями хорошо отлаженного механизма. С широко распахнутыми, устремленными в никуда, подернутыми мутной пеленой глазами. Они шли в жуткой, могильной тишине. Медленно и размеренно, не обращая внимания на остервенелый собачий лай, на оклики сельчан, удивленных и напуганных их появлением. Даже камни, летящие в их сторону от вездесущей, шкодливой детворы, не пробуждали в них интереса к окружающему. Словно не было вокруг них ничего. Лишь пустота и пустыня, и только устремленные вдаль невидящие глаза, словно магнитом влекли их к неведомой цели.

Люди, завидев очередного ходячего труп, с застывшими в немом ужасе, подернутыми смертельной поволокой глазами, торопливо уступали дорогу. Чтобы не дай бог случайно не коснуться его, словно это прокаженный или чумной, представляющий смертельную опасность для всего живого. Но, видя это, бредущее с размеренностью автомата, неживое существо, трудно было ожидать от людей иной реакции, кроме желания оказаться подальше отсюда, и от существа, некогда бывшего человеком. Кто знает, что с ним, и не есть ли это результат неведомой, возможно заразной болезни, подхваченной человеком в силу неосторожности, или откровенной глупости, перемахнувшим запретную черту. Если это действительно так, и причина их странного поведения заключается в этом, то в одном можно быть уверенным. Не смотря на успехи и достижения официальной медицины, громко разрекламированных и растиражированных по миру, лекарств от этого, неизвестного науке недуга, определенно не было.

Медицину в Шишигино особенно не жаловали, в силу жизненных, и исторических причин, предпочитая обходиться проверенными, еще дедовскими способами и снадобьями, пришедшими из глубины веков, в действенности которых, сельчане были уверены. К услугам официальной медицины они обращались в самых крайних, запущенных случаях, когда народные снадобья не приносили желаемого результата. Хотя справедливости ради стоит отметить, что в подобных запущенных случаях, и медицина бессильна, что-либо изменить. Самое большое, на что она способна, облегчить боль, с помощью таблеток, или уколов. Хотя в подобной ситуации, с не меньшим успехом помогал и самогон, любовно приготовленный в домашних условиях, с соблюдением необходимых пропорций. Со строгим соблюдением технологического процесса, от чего зависело качество конечного продукта, и возможно даже жизнь человеческая.