Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота - Жан Маркаль

Этот миф не обошел стороной и Ренн-ле-Шато. Истории о «тайниках», коими изобилует этот край, — варианты все той же легенды об Орфее, или Гильгамеше, или Ланселоте Озерном, который спас Гиневру из адского королевства Мелеганта. На этом сюжетном остове построены все сказки о юных героях-крестьянах, вызволяющих прекрасных дев из подземного логова монстра, пещер, колодцев или подземелий, расположенных под дьявольскими замками. Ренн-ле-Шато, прекрасно подходящий для историй подобного рода, кристаллизует в себе множество традиций, пришедших отовсюду. Да, Аркадия там, под нашими ногами. Но — повторимся — мы не сможем попасть в нее без ключа, без него нам не открыть дверь, ведущую под землю, туда, где пастух пытается отыскать свою овцу. И об этом прекрасно знал Беранже Соньер — иначе бы он не поместил эту сцену на фронтоне исповедальни.

История или миф? Вопрос абсурден: миф — это история, и наоборот, история — это миф. Суть лишь в том, чтобы знать, кого именно ты собираешься искать в подземелье Иного мира.

Глава V

ЗОЛОТО КОРОЛЕВЫ

Многочисленные версии «дела аббата Соньера» схожи в одном: разгадку тайны Ренн-ле-Шато следует искать под землей, в недоступном месте, служащем надежным укрытием «некой вещи». Этим местом может быть грот или пещера, подземный ход или заброшенный рудник, и, наконец, одна из тех мифических «Аркадий», в которых, как утверждают народные сказки, всегда царят покой и благополучие. Подземный мир, неизменно будоражащий воображение, служит основой многочисленных версий мифа о Матери-Земли, чье щедрое чрево порождает все живое и питает своими соками. К материнской утробе земли можно испытывать столь же двойственное чувство, как и ко всему сакральному: она внушает доверие и ужас, от нее веет могильным холодом и жаром солнца. В полной эзотерического смысла «Пятой книге» Рабле (в которой, возможно, ему принадлежат лишь отдельные главы) жрица Бакбук, проводив Пантагрюэля, Панурга и брата Жана к Божественной Бутылке, поведала им о том, что недра земли, эти «околоцентральные области», стали причиной всего: созидания, зарождения, развития — иными словами, жизни. «Когда же вы возвратитесь к себе, то засвидетельствуйте, что под землею таятся сокровища несметные и дива дивные,[185] — говорит жрица и, упомянув о судьбе Персефоны, добавляет: — Во что превратилось у вас искусство вызывать молнию и низводить с неба огонь, некогда изобретенное мудрым Прометеем? Вы его, уже верно, утратили; на вашем полушарии оно исчезло, меж тем как здесь, под землей, оно по-прежнему применяется».[186]

Безусловно, для Рабле, как и для культурной традиции того времени, подземный мир являлся хранилищем тайн вселенной, подобно первичной Материи алхимиков, заключавшей в себе все элементы, необходимые для создания Философского камня. Верховная жрица Бакбук говорит о том, что наивысшим благом под землей считается «не брать и принимать, а оделять и давать», что она и делает, дав путешественникам выпить воды из божественного источника — тем самым открыв им тайны вселенной. Но вот что интересно: южнее Ренн-ле-Бен струится источник «Тринк-Бутыль», берущий начало от Бланки, притока Сальсы. «Тринк»! Разве не этим словом ответила Божественная Бутылка на помпезное вопрошание Панурга? Разумеется, вода из вышеупомянутого источника способна опьянить человека, как и «поразительно верная глосса Тринк», оказавшаяся всего-навсего бутылкой фалернского вина. Последствия «истолкования глоссы» не заставили себя ждать: в героев Рабле словно бес вселился, заставив их заговорить в рифму. Бес этот — или дух — не принес им какого-либо вреда, однако следует вновь напомнить о том, что все исходящее из чрева Матери-Земли обладает опасной двойственностью.

Потому что темнота, царящая в подземном мире, вызывает в человеке ужас и смятение. Думаю, Жерар де Нерваль не стал бы спорить с подобным утверждением. Одно из странных видений этого автора, описанное в «Аврелии», касается истории сотворения мира семью элохимами. Создание гармоничной вселенной окончилось раздором, в который впали ее создатели, и губительными войнами. «Не знаю, сколько тысяч лет длилась эта борьба, покрывшая кровью нашу планету. Трое из элохимов со всеми духами созданных ими рас были наконец изгнаны на южную оконечность земли, где основали обширные царства. Они унесли с собой тайну божественной каббалы, которая связывает между собой миры, и нашли свою силу в поклонении особенным светилам, с которыми навсегда сохранили связь. Эти некроманты, изгнанные к пределам земли, нашли способ не упускать власть из своих рук. Окруженный женщинами и рабами, каждый из их царей был уверен, что снова родится к жизни в одном из своих собственных детей. Их жизнь длилась тысячу лет. При приближении смерти могущественные каббалисты заключали их в потайные склепы, где давали им эликсиры и сохраняющие жизнь вещества. Еще долго они не утрачивали признаков жизни, а потом, подобно куколке, прядущей свой кокон, засыпали на сорок дней, чтобы возродиться под видом ребенка, который позже был призываем на царство».[187]

Вот тебе и «проклятое золото»… чистейшей воды некромантия! Однако «тем временем живительные силы земли истощились, питая эти семейства, в которых кровь производила новые отпрыски без всякого обновления. В обширных подземельях, вырытых под некрополями и пирамидами, они накопили все сокровища сменившихся рас и хранили там талисманы, отводившие от них гнев богов».[188] Иными словами, речь идет о появлении «неофициального», параллельного сообщества «некромантов», избежавшего общего правила и уцелевшего во всех катаклизмах, войнах и наводнениях. «В то время как сыны Ноя изнемогали в тяжелом труде при лучах нового солнца, некроманты, укрывшиеся в своих подземельях, продолжали хранить там сокровища и любоваться на них в безмолвии ночей. Лишь иногда выходили они тайком из своих убежищ, наводя ужас на живых и распространяя среди злых свои печальные знания».[189]

Жерар де Нерваль, посещавший собрания тайных обществ, страдавший тяжелым душевным недугом, не раз бродил по этому «мрачному подземелью». Он погружался в бездну, населенную магами и чародеями, осознавая грозящую ему опасность. Ведь одним из свойств «проклятого золота» является умение убедить своего владельца в том, что он может властвовать над миром. Поэтому из автора вырывается признание, почти что рыдание: «Я дрожал, вызывая из тьмы отвратительные черты проклятых народов. Повсюду я видел страдальческий образ Вечной Матери, которая рыдает, томится и умирает».[190]

Думаю, вопрос о том, кого Жерар де Нерваль сотворил из «Вечной Матери», не вызовет пререканий: это «единая в трех лицах» дева, мать и грешница, это Изида и Афродита, Кибела и Мария, это его собственная мать, которой он не знал и искал во всех женщинах, встречающихся ему на жизненном пути. Это и Аврелия, солярная героиня, рассеивающая его кошмары. Но «Вечная Мать» в «Аврелии» — это прежде всего жертва неравной борьбы с элохимами: «Трое из элохимов бежали от потопа на самую высокую вершину африканских гор. Между ними началась борьба. Здесь память мне изменяет, и я не помню исхода этой борьбы. Я вижу только на горе, омываемой морем, женщину с распущенными волосами, которую они оставили; она кричит и борется с волнами. Ее жалобные стоны заглушают шум наводнения… Спаслась ли она? Я не знаю. Боги, ее братья, осудили ее, но над ее головой засверкала вечерняя звезда, излившая на ее лоб потоки света».[191]

Это великолепное описание заставляет вспомнить о необычном изображении Марии Магдалины, помещенном в тимпане храма Ренн-ле-Шато: змея у подола ее платья, взгляд, обращенный к распятию… Эта Магдалина более напоминает Деву Марию. Быть может, это ее копия? Возможно, но не только. Слова Жерара де Нерваля позволяют взглянуть на декор храма?

Ренн-ле-Шато (а именно на обилие в декоре Марий Магдалин) в ином, отнюдь не ортодоксальном ракурсе. Вслед за создателем «Аврелии» мы входим в область гностицизма: «христианская» Мария Магдалина превращается в олицетворение того, что в учении гностиков называется мировой душой. Вечная Мать Жерара де Нерваля — это все та же мировая душа, изгнанная своими братьями элохимами; оставленная ими на произвол судьбы, она горько сетует в ожидании прилива сил. Мировая душа, отрезанная от мира, не более чем проститутка, молящая о Божьей благодати, ищущая, но не обретающая света. Однако над головой «Вечной Матери» вспыхивает вечерняя звезда, знак надежды и, возможно, божественный свет. «Вечное движение „Anima Mundi“, вероятно, было следующим. Небесная Дева (Плерома гностиков). Ее отпадение от высшего божественного порядка. „Вдовство“ Девы: скорбь и ожидание своей недостающей половины. Затем раздробление, искажение и истребление. „Anima Mundi“ — придание ей облика проститутки. Наконец, встреча с Единым: Дева вновь становится супругой Яхве, неделимым Светом. Мария Магдалина прошла через все эти испытания: одиночество, смерть любимых людей, поругание, насмешки. В молчании и любви она завершила свой путь, устланный тернием, который замкнулся, подобно терновому венцу: Мария Магдалина вернулась в страну Бессмертия».[192]