Сотворившая себя - Рут Харрис

Она повела Элен обратно, предупреждая ее, чтобы та не споткнулась о витки кабеля, то и дело попадавшиеся под ноги. Скоро один из рабочих принес тщательно упакованную посуду и приборы Элен. А еще через несколько минут она вновь оказалась на улице. Корзинки стояли рядом на тротуаре, а сама она пыталась остановить машину, отчаянно размахивая рукой.

Ее уже не ждал длинный лимузин, она уже не была в центре внимания. И никто больше не расспрашивал ее с интересом, что она думает по тому или иному поводу. Она была просто рядовой жительницей Нью-Йорка, одной из многих, кто также в этот час ловил такси на улицах города.

Когда Элен пришла домой, телефон звонил как сумасшедший. Это звонила Бренда из Феникса, куда она ездила в командировку. Потом из Чикаго позвонил Денни – он представлял там свою фирму на выставке-продаже кухонных приспособлений. Позвонила Каролина, которая специально пропустила тренировку, чтобы посмотреть телепередачу, звонили даже старые знакомые – те, о ком Элен ничего не слышала со времени окончания школы. Позвонила секретарша ее зубного врача, позвонили не менее двадцати пяти ее заказчиков. Звонили Жак Буш, Джимми Маттисон, мать Тони Рис, и босс Денни, Софи де Витт. Позвонила графиня Тамара, которая проводила неделю на разгрузочной диете в Ла Коста.

Позже в этот день принесли цветы от Уилсона и большую бутылку шампанского от Лью. У Элен было такое ощущение, что весь мир смотрел передачу с ее участием.

Ну, может, не весь мир, но большая его часть. Включая Джоанну Сван, которая посмотрела на Элен, а потом посмотрела на себя, и то, что она увидела, ей не понравилось.

Джоанна всегда считала себя женщиной, которой нужны мужчины, а сейчас впервые в ее жизни рядом с ней мужчины не было. И трудно было решить, Макс ли первым сказал: «Убирайся!», прежде чем Джоанна успела заявить: «Я ухожу!», или наоборот.

История романа Макса и Джоанны и последовавшей за этим семейной жизни состояла в том, что они то расходились, то вновь мирились. Оба они обожали ссориться – на людях, наедине, на работе и дома, в квартире, которую Макс снимал для Джоанны в Гремерси Парк, – а затем мириться в постели.

Чем злее ссора, тем больше удовольствия в постели.

Все так бы и шло, но Макс и Джоанна решили пожениться. Роковая – и классическая – ошибка.

Сексуальный, страстный, ревнивый любовник, обманывающий жену, по отношению к которой он испытывал чувство вины, превратился в заурядного, вечно усталого мужа-бизнесмена, которого каждый вечер интересовал только горячий обед и несколько спокойных часов у телевизора. Джоанна начала понимать, что становится лишь частью привычной домашней обстановки, вроде обоев, которые уже не замечаешь.

Она быстро изыскала два способа привлечь внимание Макса: первый состоял в том, чтобы тратить огромные суммы денег, второй – в том, чтобы спать с другими мужчинами.

Фейерверк ссор, примирений и разрывов быстро потерял свою новизну. Не проходило недели, чтобы они не затевали шумных ссор и не угрожали друг другу разводом; не проходило недели, чтобы Макс не покупал Джоанне щедрого подарка; не проходило недели без разбитых тарелок и страстных постельных сцен. И последняя ссора в этом смысле мало чем отличалась от остальных.

В тот день Джоанна сначала провела некоторое время в магазине мехов, а потом у нее было непродолжительное любовное свидание. Макс вернулся домой в пустую квартиру. Он устал, был голоден, он вернулся домой! Джоанна вплыла, источая ароматы секса и французских духов «Бал в Версале».

На обычные обвинения она ответила встречными; угрозы разбивались об угрозы; в лицо друг другу швырялись обычные ругательства и оскорбления. За этим обычно шло битье посуды и примирение в постели, но на этот раз Макс отошел от сценария.

– Я устал от ссор, Джоанна, – вдруг сказал он, на глазах теряя весь свой запал. – Мне все это надоело, и ты мне надоела.

– А мне надоел ты и твое невнимание. Я искала любовника, а получила мужа. Почему бы тебе не вернуться к Эсме? Она будет сносить все твои выходки, и уж она-то проследит, чтобы у тебя каждый вечер был твой драгоценный горячий обед.

– Может, и вернусь, – сказал Макс. Воспоминания о его прежней спокойной семейной жизни вдруг приобрели ностальгическую окраску и показались такими привлекательными.

– Ну это уж дудки! – возмутилась Джоанна. – Ты не посмеешь!

– Очень даже посмею, – оборвал ее Макс. – По-моему, мысль очень неплохая. – Он поднялся и пошел надевать пальто. Джоанна опередила его у вешалки и выхватила пальто из его рук. Она выскочила из квартиры, помчалась к мусоросжигателю и швырнула туда пальто. Макс следовал за ней по пятам, безуспешно пытаясь ее догнать.

– Убирайся отсюда, дрянь! – закричал он и захлопнул дверь в квартиру, оставив Джоанну за дверью.

– Я ухожу! – заорала она и с силой нажала на кнопку вызова лифта. Было начало декабря, а Джоанна была без пальто, но ей было все равно.

Запах гари от пальто распространился по всему зданию. Соседи, которые давно привыкли к шуму и крикам в квартире 9-д, лишь увеличили громкость телевизоров.

Джоанна купила для себя трехкомнатную квартиру в районе Парк-авеню и 83-й улицы и отослала счет за покупку квартиры и ремонт Максу. Макс кричал, бранился и клялся, что ни за что не будет платить. Помирились они с Джоанной в этой самой новой квартире.

– Я наняла адвоката, – сказала ему Джоанна, когда они мирно курили, отдыхая после любовных утех. – Мне нужен развод.

– И мне, – ответил Макс, гладя ее по голове. – Может, так будет лучше.

– Что сказал мой муж, когда вы не приняли его предложение? – спросила Джоанна своего адвоката, Мела Фактира, за неделю до того, как Элен появилась на телевидении. Макс предложил выплатить ей отступную в триста тысяч долларов.

– Он увеличил сумму до полумиллиона, – сообщил Мел.

– Просто смешно! – вспыхнула Джоанна. – Его первая жена получила миллион.

– Думаю, он вряд ли даст больше, – покачал головой Мел.

– Вы считаете, что мне следует принять это предложение? – задумчиво спросила Джоанна. – Деньги всегда были ее больным местом. Ее мать основала семейное дело по производству коробок и картона, но умирая, она оставила все мужу и братьям Джоанны, исключив из завещания Джоанну. Этого последнего жеста Джоанна никогда не могла простить матери. Ее мать, обладавшая всеми качествами деловой женщины, женщинам не доверяла – парадокс, который стоил Джоанне ее доли наследства, обиды, неразрешенных сомнений. Джоанной владело глубокое чувство неудовлетворенности, как будто все ей были постоянно должны, как будто ее когда-то обманули и теперь обязаны были возместить ей ущерб. В данный момент «все» воплощались в образе Макса Свана.