Мистер Мерседес - Стивен Кинг

В кармане костюма Ходжеса звонит мобильник. Он обрывает звонок нажатием большого пальца на красную кнопку.

– Я детектив Билл Ходжес, мистер Фробишер. У меня несколько вопросов к Брейди Хартсфилду.

– Он болеет. Грипп. Во что он влип?

– Тоунс и сам не знает, что он поэт, – вмешивается Фредди Линклэттер. – Хотя это видно по его ногам, потому что они, как у Лонгфе…

– Заткнись, Фредди. Последнее предупреждение.

– Вас не затруднит дать мне его адрес?

– Разумеется, сейчас принесу.

– Можно мне на минуту разоткнуться? – спрашивает Фредди.

Ходжес кивает. Она нажимает клавишу на клавиатуре. Гарри Питфолл исчезает, уступая место странице «СОТРУДНИКИ МАГАЗИНА».

– Гоп-ля, – говорил Фредди. – Элм-стрит, дом сорок девять. Это в…

– В Норт-Сайде, знаю, – кивает Ходжес. – Огромное спасибо вам обоим. Вы мне очень помогли.

Когда он шагает к дверям, Фредди Линклэттер кричит вслед:

– Что-то там с его матерью, зуб даю. Он на ней завернут.

Ходжес выходит на солнце, и в него едва не врезается Джером. Холли не отстает ни на шаг. Она перестала кусать губы и принялась за ногти, которые и так сильно обгрызены.

– Я вам звонил, – говорит Джером. – Почему вы не ответили?

– Задавал вопросы. Чего у вас такие бешеные глаза?

– Хартсфилд здесь?

Ходжес от удивления теряет дар речи.

– Это он, – добавляет Джером. – Должен быть. Вы правы, он следил за вами, и я знаю как. Рассказ Готорна о похищенном письме. Прятать надо у всех на виду.

Холли отрывается от ногтей, чтобы сказать:

– Этот рассказ написал По. Неужели сейчас детей ничему не учат?

– Притормози, Джером, – просит Ходжес.

Джером глубоко вдыхает.

– Он работал в двух местах, Билл. В двух. Здесь, наверное, до полудня или чуть позже. А потом – у Леба.

– У Леба? Это же…

– Да, фабрика мороженого. Он ездит на фургоне «Мистер Вкусняшка». Тот, что с колокольчиками. Я покупал у него мороженое, моя сестра покупала. Все дети покупали. Он часто появлялся в нашем районе. Брейди Хартсфилд – мороженщик!

Ходжес осознает, что в последнее время очень часто слышал это веселенькое позвякивание колокольчиков. Этой депрессивной весной, сидя в кресле, глядя в телевизор (иногда играя с револьвером, который теперь прижимался к ребрам), он слышал эти колокольчики чуть ли не каждый день. Слышал и игнорировал. Потому что только дети замечают мороженщика. Но какая-то глубинная часть его сознания игнорировала их не полностью. Именно потому его мысли постоянно возвращались к Боуфингеру, его язвительному замечанию, касающемуся миссис Мельбурн.

Она думает, они среди нас, сказал Боуфингер, но в тот день, когда Ходжес обходил соседей, миссис Мельбурн тревожилась не о пришельцах: она говорила о черных внедорожниках, о мануальщиках, о людях с Гановер-стрит, которые поздно ночью заводили громкую музыку.

А также о водителе фургона «Мистер Вкусняшка».

Этот выглядит подозрительно, говорила она.

Этой весной он здесь постоянно, говорила она.

Его совесть задает вопрос, ужасный, как змеи, которые вечно поджидают Гарри Питфолла: если бы он обратил внимание на слова миссис Мельбурн, а не причислил ее к безвредным психам (как они с Питом не обратили внимания на Оливию Трелони), осталась бы Джейни в живых? Он так не думает, но наверняка знать ему не дано, и он чувствует, что этот вопрос будет донимать его бессонными ночами в грядущие недели и месяцы.

Может, и годы.

Он смотрит на автомобильную стоянку… и видит призрак. Серый призрак.

Поворачивается к Джерому и Холли, которые теперь стоят плечом к плечу. Ему даже нет нужды задавать вопрос.

– Да, – кивает Джером. – Холли на нем приехала.

– Регистрация и наклейка на номерном знаке немного просрочены, – говорит Холли. – Пожалуйста, не сердитесь на меня, ладно? Я не могла не приехать. Хотела помочь, но знала, что вы мне откажете, если я позвоню.

– Я не сержусь, – говорит Ходжес. Собственно, он и не знает, что сейчас чувствует. Такое ощущение, будто он попал в сказочный мир, где все часы идут в обратную сторону.

– Что нам теперь делать? – спрашивает Джером. – Позвоним копам?

Но Ходжес к этому еще не готов. Этот парень, возможно, безумен, чего, впрочем, не скажешь по его смазливой физиономии, однако Ходжесу довелось сталкиваться с психопатами, и он знает: если захватить их врасплох, они схлопываются, как грибы-дождевики. Опасны они только для безоружных и ничего не подозревающих… вроде безработных, ожидавших открытия ярмарки вакансий тем апрельским утром 2009 года.

– Мы с тобой проедемся к дому мистера Хартсфилда, – говорит Ходжес. – И поедем мы вот на чем. – Он указывает на серый «мерседес».

– Но… если он увидит, что мы подъезжаем на этом «мерсе», разве он его не узнает?

Губы Ходжеса изгибаются в акульей улыбке, какой Джером Робинсон раньше не видел.

– Я очень на это надеюсь. – Он протягивает руку. – Давай ключ, Холли.

Ее искусанные губы поджимаются.

– Хорошо, но я тоже поеду.

– Нет, – возражает Ходжес. – Это опасно.

– Если это опасно для меня, то опасно и для вас. – Она не смотрит на Ходжеса, глаза избегают его лица, но голос у нее твердый. – Вы можете оставить меня, но тогда я позвоню в полицию и дам им адрес Брейди Хартсфилда, как только вы скроетесь из виду.

– У тебя нет адреса, – говорит Ходжес, сам понимая, что это не аргумент.

Холли не отвечает, но это всего лишь дань вежливости. Ей даже не нужно заходить в «Дисконт электроникс» и спрашивать блондинку. Имя известно, а уж адрес она без труда выудит из своего чертова айпада.

Твою мать!

– Ладно, можешь ехать. Но за руль сяду я, а по прибытии ты и Джером останетесь в машине. Надеюсь, с этим все понятно?

– Да, мистер Ходжес.

На этот раз она смотрит на него и не отводит глаз три полные секунды. Возможно, это шаг вперед. Во всяком случае, для Холли, – думает он.

Из-за прошлогодних значительных сокращений бюджета экипаж большинства городских патрульных автомобилей состоит из одного человека. Лоутауна это не касается. В Лоутаун копы ездят в паре, и идеальная пара включает хотя бы одного цветного, потому что в этом районе меньшинства составляют большинство. Третьего июня, чуть позже полудня, патрульные Лаверти и Росарио едут по Лоубрайр-авеню примерно в полумиле от того места, где Билл Ходжес помешал троице троллей ограбить мальчишку. Лаверти – белый, Росарио – латиноамериканка. Поскольку ездят они на ГПА-54, в управлении зовут их не иначе как Туди и Малдун, в честь копов древнего сериала «Машина 54, где вы?». Амарилис Росарио иногда веселит рыцарей в синем на построении перед сменой, говоря: «О-ох, о-ох, Туди, у меня есть идея!» Эти слова, произнесенные с доминиканским акцентом, ласкают слух и всегда вызывают смех.

Но на службе она свое дело знает. Они оба знают. Без этого в Лоутауне никак.

– Эти мальчишки на углах напоминают мне «Синих ангелов»[40] в том воздушном шоу, которое я однажды видела, – говорит она.

– Да?

– Они замечают нас и срываются с места. Смотри, вон еще один.

Они подъезжают к пересечению Лоубрайр и Страйк, и мальчишка в свитере «Кливлендских кавалеров» (на два размера больше и совершенно неуместном в столь жаркий день) внезапно покидает угол, на котором болтался, и рысцой бежит по Страйк. Выглядит он лет на тринадцать.

– Может, он вспомнил, что четверг – учебный день, – замечает Лаверти.

Росарио смеется:

– Ну ты скажешь.

Впереди – перекресток Лоубрайр и авеню Мартина Лютера Кинга. МЛК – еще одна основная магистраль гетто, и на этот раз с десяток мальчишек внезапно вспоминают, что у них полно дел в каком-то другом месте.

– Действительно, эскадрилья, ты права, – говорит Лаверти и смеется, хотя смешного тут мало. – Слушай, где хочешь поесть?

– Давай поглядим, стоит ли тот вагончик на Рендолфе, – отвечает она. – Что-то захотелось тако.

– «Сеньор Тако» – это хорошо, – кивает Лаверти, – но только без бобов. Нам еще четыре часа в… эй, посмотри, Рози. Это странно.

Впереди на тротуар выходит мужчина с длинной коробкой, в каких перевозят цветы. Это странно, потому что дверь, из которой вышел мужчина, ведет не в цветочный магазин, а в ломбард «Королевская цена». Странно и потому, что мужчина, похоже, белый, а они сейчас в самой черной части Лоутауна. Мужчина приближается к грязному белому «Эконолайну», который стоит у выкрашенного желтым бордюрного камня: такая парковка тянет на штраф в двадцать долларов. Но Лаверти и Росарио голодны, они уже настроились на тако, такие вкусные с острым соусом – его в «Сеньоре Тако» держат на прилавке, – и готовы закрыть глаза на это прегрешение. Вероятно, закрыли бы.

Но.

Дэвид Беркович попался на штрафной квитанции за неправильную парковку. Теда Банди арестовали из-за разбитого заднего фонаря. Сегодня цветочной коробки с порванными клапанами хватает, чтобы изменить мир. Мужчина роется в кармане в поисках ключей от старого минивэна (в Лоутауне даже император Мин с Монго не оставил бы свой автомобиль незапертым), и коробка наклоняется. Оторванный клапан откидывается, и из нее что-то выскальзывает.