Орудие ведьмы – любовь - Нора Робертс

Она села на пол.

– Рассказывай.

– Было темнее, намного темнее, чем тогда, когда мы с тобой были там во сне. И холоднее. А воздух – гуще. Такой густой, что трудно дышать. На огне стоял котел, и пахло серой. И голоса. Пение. Слов я не разобрал, но расслышал достаточно, чтобы уловить, что поют на латыни, а временами на древнеирландском. Так же – и вопли и мольбы о пощаде, которые доносились вместе с пением. Крики обреченных на заклание. И все это – как эхо, издалека. Однако запах крови я ощущал отчетливо.

Он глотнул виски, собрался с мыслями.

– И меня туда потянуло. Эта тяга шла изнутри. Какая-то потребность, более сильная, чем раньше… Так и разрывало на части! Я выложил кристалл, нашел там углубление в камнях, высоко на стене напротив алтаря.

Теперь он вертел стакан в руках и вглядывался в глубину янтарной жидкости, как будто в ней отражалось все произошедшее.

– Когда я расстался с кристаллом, эта тяга усилилась. И значительно. Можно сказать, соблазн стал неодолимым. На алтаре стоял кубок, а в нем – кровь. И мне захотелось ее отведать. Так и тянуло выпить. Кровь невинных, это я по запаху понял. Безвинная кровь, и испей я ее – я тут же превратился бы в того, кем было написано на роду. Почему я этому воспротивился? Ведь мне хотелось этого – воплотить предначертанное, обрести свою славу! И я шагнул к алтарю, потом еще ближе. Теперь песнопения заполнили всю пещеру, а крики истязуемых звучали для меня почти музыкой. Я потянулся за кубком. Я уже протянул к нему руку, осталось только взять. Просто взять и выпить.

Фин, помолчав, залпом опрокинул в себя виски.

– И сквозь все эти вопли и это пение, сквозь колебания этого плотного воздуха я услышал твой голос. – Он посмотрел на Брэнну. – Я услышал тебя. Ты сказала: «Возвращайся ко мне!» – и это было то, чего душа моя жаждала сильнее всего остального. В чем она нуждалась больше всего, больше, чем в той крови, которую я уже ощущал на вкус. Тогда я шагнул назад, а воздух… Воздух сделался еще холоднее и сгустился так, что у меня легкие будто забились мокрыми тряпками. Голова кружилась, меня мутило и трясло.

Он отставил стакан.

– Надо, чтобы вы это знали. Знали все. Знали, насколько далеко я зашел. Я был на волосок от того, чтобы переметнуться. И если бы это произошло, мы бы с вами вот так сейчас не сидели…

– Но ты же не взял кубок! – подала голос Айона. – Ты вернулся.

– Но что-то внутри меня отчаянно жаждало этой крови…

– И все равно ты к ней не прикоснулся! – настойчиво возразил ему Коннор. – И теперь сидишь у камина и попиваешь виски.

– Да я был в шаге от предательства!

– Чушь собачья! – оборвала его Брэнна и решительно поднялась. – Ерунда это все, Финбар. И нечего уверять, будто ты вернулся ради меня. Ты вернулся не ради меня одной, но и ради любого из нас. Ты вернулся ради себя. Из уважения, какое ты испытываешь к своему дару, к своему естеству, из неприятия всего, что воплощает собой Кэвон. Так что не городи чепухи! Я вначале не позволяла себе доверять тебе, но ты из раза в раз доказывал, что я заблуждаюсь. И я не потерплю, чтобы не верил самому себе! – Она помолчала. – Пойду подогрею жаркое. Все голодные.

Брэнна вышла, Мира покивала головой и тоже встала.

– Все сказано яснее некуда, нечего и добавить! Айона, пойдем поможем Брэнне.

После ухода девушек Бойл сходил за виски и налил Фину еще.

– Если собрался себя жалеть, лучше делать это в подпитии.

– Да кто тебе сказал, что я себя жалею? Ты не слышал, о чем я говорил?

– Слышал, – вальяжно протянул Коннор. – Мы все слышали. – Он вытянул ноги и развалился в кресле, тоже со стаканом виски в руке. – Мы слышали, что ты выдержал бой, и с внутренними врагами, и с внешними, и одержал победу. Так что будь здоров. Я тебе скажу еще кое-что, что я знаю так же точно, как и то, что меня зовут Коннор О’Дуайер: ты бы скорее перерезал себе горло, чем причинил вред Брэнне. Или любому из нас. Так что допивай, братишка, свое виски, и хорош дурака валять!

– «Дурака валять», – проворчал Фин и разом шарахнул в глотку стакан.

Хорошо зная Фина, Коннор и Бойл оставили его наедине с его мыслями.

Фин дождался, пока все собрались в кухне и расселись, но сам остался стоять.

– Я вам очень признателен, – торжественно начал он. Прозвучало почти как вступление к проповеди.

– Помолчи, черт бы тебя побрал, и сядь лучше поешь, – зычно выкликнул со своего места Бойл.

– Это ты помолчи! Я вам благодарен и имею право об этом сказать.

– Мы все поняли и приняли к сведению. Что еще? – обыденным тоном бросила Брэнна и положила ему жаркого. – На-ка вот… Умолкни, черт побери, и ешь!

Фин полоснул по ней взглядом и, махнув рукой, снял пробу с наваристого жаркого из говядины с перловкой, ощутил, как горячая еда проходит к закоченелому желудку и по животу растекается тепло…

– А что тут, кроме мяса-то? Перловка, картошка?.. Что-то еще… – легко переключился он.

Брэнна одобрительно усмехнулась.

– Вот так-то лучше.

– Очень вкусно! – Коннор подцепил себе добавки. – Объедение! Так что, Фин, у тебя есть еще одна причина помолчать. Работай челюстями. Полезнее для здоровья.

– Ну и прекрасно. – Фин протянул руку к хлебнице. – Тогда вы не услышите остального…

– А что – остальное? – встрепенулась Айона.

Фин с загадочным видом не спешил раскрыть рот. Потом лениво сказал:

– Что вы на меня вытаращились? Я умолк, как мне и было рекомендовано.

– А я тебе ничего такого не говорила, – сладко заулыбалась Мира. – И мне очень интересно, так что можешь рассказывать мне.

– Ладно. Раз тебе интересно. Исключительно для тебя. Так вот, Мира, – он потянул паузу, дожевывая кусок мяса, и ровным голосом доложил: – Скажу, что там на стенах были письмена. Старинные. Огамом[15].

– Огамом? – живо уточнил Коннор. – Ты уверен?

Чувствуя, что еда возвращает ему силы, Фин в две секунды умял еще полтарелки.

– Мы с Мирой разговариваем.

– Да хватит тебе! – со смешком пробурчал Бойл и потянулся за хлебом. – Значит, огамом. И что же написано там огамом?

Фин смерил его долгим надменным взглядом. Вздохнул.

– Таланты мои бесчисленны, – он снова слегка попозировал, – но не простираются столь далеко, чтобы читать огам. Но сам факт надписей на стенах говорит о том, что в пещере кто-то бывал задолго до Кэвона. Надписи высоко, с магическими знаками – так что пещерой пользовались в темных целях.

– Есть места, которые служат средоточием тьмы. Или света, – заметила Брэнна.

– Там я чувствовал только тьму. Это будто… его источник. Тени там движутся как живые. И на алтаре, когда я подошел близко, я увидел рядом с кубком кости на блюде. Еще там были три черных свечи. И книга в кожаном переплете. А на переплете тиснение – вот этот знак. – Он коснулся своего плеча, совсем уже не рисуясь. – Этот самый знак.