Око Гора - Кэрол Терстон

– Тогда, возможно, и ее звали не Ташат. Если надпись – отвлекающий маневр, правду о девушке может рассказать портрет и изображения на картонаже и на внутренней стороне крышки гроба. – Макс выпрямился и повернул Кейт лицом к себе. – Давай-ка попробуем игру в ассоциации: говори первое, что придет в голову. Как ее зовут по-настоящему?

– Исида. Асет по-древнеегипетски.

Макс кивнул:

– Имя скорее подходит принцессе.

– Даже если так, к чему это нас приводит?

– Скажем, она действительно была важным лицом, либо за счет своих достижений, либо за счет происхождения. Тот факт, что пришлось скрыть ее имя, не вписывается в версию про измену. А вот какие новости принес я. Мне звонили из Энн-Арбора. Билл Рэгздейл наконец посмотрел на присланные мной пленки, и ему стало интересно, кого это мы изучаем. – Губы Макса изогнулись в дьявольской улыбке. – Я сказал ему, что пока не могу этого сообщить.

– Макс, так нечестно. Давай. Что он сказал.

– В одном из черепов видна группа черепно-лицевых признаков, которые, по их словам, свойственны Восемнадцатой Царской Династии. Но дальше все будет непросто, так что держись. – Кейт кивнула. – Помнишь, ты рассказывала мне, что были некоторые сомнения насчет пары царских мумий? Так вот, сомнений куда больше. Рэгздейл считает, что некоторые из мумий могли спутать еще во время правления Двадцать Первой Династии, когда жрецы повторно обмотали и захоронили вместе несколько членов царской семьи – эти мумии и были найдены в конце XIX века. Ты все еще улавливаешь?

Кейт кивнула, еле дыша.

– Джим Харрис и Эд Венте, составлявшие «Атлас» рентгенов, который ты мне показывала в Денвере… – Макс достал из кармана листок бумаги и развернул его, – …считают, что мумия, которую изначально сочли Тутмосом IV, возможно, на самом деле Аменхотеп III. Из-за сходства строения черепа Тутмоса и черепа, найденного в Пятьдесят Пятой Гробнице – который, как они считают, принадлежит Сменхкаре или Эхнатону. Чего и следовало ожидать, если Аменхотеп III приходился им отцом. – Макс пожал плечами. – Это, конечно, не особо убедительно, и ученые продолжают искать любые подтверждения. Так вот, один из наших черепов оказался очень похож на череп дочери той мумии, которую сейчас считают Аменхотепом III.

Кейт выпалила:

– Нефертити! – И Макс кивнул. – А что насчет Ташат?

– Они определенно родственники. Время их жизни достаточно близко, и она может оказаться внучкой Аменхотепа Великолепного – третьего. Если это действительно его мумия. Это означает, что она могла оказаться помехой тому, кто хотел взойти на трон, одним своим существованием.

– Вот поэтому ее и убили – чтобы противник не получил законное право на трон, женившись на принцессе наполовину царских кровей? – У Кейт что-то сжалось внутри. – О господи, Макс, я надеюсь, что все было не так. Это была бы ужасная потеря.

– Понимаю, но думаю, что девушка погибла от рук какого-то сильного помощника, желавшего обставить все так, будто ее никогда и не было. А ее друзья назвали Ташат дочерью и женой двух вымышленных мужчин – это был ложный маневр ради спасения ее тела, чтобы она могла выйти позднее. В надписях не упоминается и ее ребенок, поскольку это могло бы навлечь на него опасность, если он, конечно, выжил.

Сквозь сознание Кейт пробилась еще одна мысль:

– Можем ли мы еще раз надавить на этого Рэгздейла и попросить его посмотреть на мужской череп, чтобы он высказал свое мнение насчет того, может ли тот человек оказаться отцом Ташат. Не в том дело, что я сомневаюсь в твоих…

– Я уже послал ему сегодня пленки «Федексом», завтра утром он их получит. – Макс протянул руку, увлекая Кейт за собой. – Но надо послать ему электронное письмо, чтобы он знал о том, что их доставят.

Он набивал сообщение Биллу Рэгздейлу, а Кейт пришла в голову очередная идея:

– Помнишь жонглера – мышонка, выступающего перед аудиторией из животных? На нем была маска с изображением головы барана, как у жреца. Бараны были священными животными Амона, так что, может быть, этот человек ее отец.

– Так может, перед нами новая басня Эзопа, или Братца Кролика, где все животные одеваются и разговаривают, как люди?

– И не просто люди. Что, если каждое животное соответствует отдельному человеку, которого Ташат знала на самом деле? Помнишь большую желтую полосатую кошку, которая пряталась за кустом, так что виден был лишь один глаз? – Кейт взяла ручку и нарисовала волшебное око Хора со слезинкой гепарда, но без скулы сокола. – Кто бы ни была эта кошка, с ней что-то не так. Чего-то не хватает.

В следующую пятницу Макс снова вернулся рано – под предлогом того, что не хотел попасть в пробку. Но он казался озабоченным, и, переодевшись, ушел в кабинет работать.

Кейт решила выкупать Сэма, и когда она сушила его, Макс вылетел из задней двери:

– Рэгздейл, тот парень из Мичигана, только что подтвердил мою версию насчет головы между ног. Он ей не родственник. Не отец.

– Я этого никогда и не думала, но теперь-то мы точно уверены.

– Я спросил у Рэгздейла, нет ли где в чуланах музея Каира мумий, у которых не хватает частей тела – руки, ноги или чего-нибудь вроде. – Макс опустился на край шезлонга, но тут же снова вскочил, так как был слишком взволнован. – Кэти, ты не поверишь. Он сказал, что есть такой. Врач. – Он подождал, когда она поднимет на него глаза. – Без головы.

Кейт уронила щетку Сэма:

– А он знает, где нашли эту мумию?

– На кладбище в Фивах. Он назвал мне профессора из Каирского университета, который на короткой ноге с куратором мумий в Египетском музее. Он сказал, что иначе ответа на письмо можно ждать несколько месяцев. – Макс подождал, прежде чем выложить все остальное. – Я ему уже позвонил. Его зовут Сети Абдалла, но на английском говорит как на родном. Будто англичанин.

– И? – поторопила Кейт.

Максу удалось сдержать улыбку и нанести последний удар.

– Чего же ты стоишь, сложа руки, девочка моя? Пора вещички собирать.

Мое сердце резонирует, словно тетива лука. Оно поет, как струна лиры. Любовь. Любовь. Подари мне любовь, звучную, гремящую.

22

Год седьмой правления Хоремхеба

(1341 до н. э.)

День 16-й, второй месяц засухи

У моей дочери черные кудри и крошечные пальчики на ногах, как и у ее матери. Она разинула рот, но вскоре утихла, словно почувствовав себя в безопасности у меня на руках.

– А глаза какие? – прошептала Асет, уставшая от схваток.

– Кажется, у тебя они были не такие темные, но пока рано говорить.

– Я каждый день приносила подношения Амону, умоляя, чтобы они оказались карими.

Спрашивать, почему, не приходилось. Я отдал младенца Кики, девушке, которую Сенмут выделил нам из своих работниц, ибо от слуг Асет отказывается – возможно, чтобы не мешали нам побыть наедине, если разгорится непредсказуемое желание.

Даже мой рабочий стол стал местом для таких опытов, каких я никогда и представить не мог, но теперь положение дел наверняка изменится, поскольку Асет надо будет заботиться о нашей дочери, а не вести борьбу с женщинами Анибы, отрезающими гениталии своим дочерям. На эту идею ее натолкнул Сенмут.

Тули стучал когтями по плиткам пола, танцуя на месте на задних лапах.

– Скоро, Тули, – пообещала ему Асет, когда я нажал ей на живот, чтобы извлечь послед, положил его в глиняный горшок и поставил его в сторону. Но когда я нажал еще раз, из тела Асет потекла кровь.

– Принеси младенца и рулон чистых перевязок, который ты поставила на солнце, – крикнул я Кики, поднял Асет с колен и перенес на лежанку. Она взяла нашу дочь и засунула сосок ей в рот. Вскоре, к моему великому облегчению, ее матка сжалась.

Когда я закончил уборку, мать с ребенком уже задремали, я немного ими полюбовался, запоминая, чтобы в будущие годы можно было вызывать воспоминание перед глазами. Потом отнес кровавый послед в дальний угол сада и похоронил его под пробивающимся молодым деревцем тамариска – и наконец позволил себе поделиться хоть с кем-то радостью по поводу своей новорожденной дочери. С Тули.

Потом пес наблюдал за мной, пока я мылся, надел через голову рубаху, обернул вокруг бедер лучший передник – который надевал только по особым случаям. Тули же подбежал к корзине со своими игрушками и ошейниками, взял в зубы полоску крокодиловой кожи, украшенную белыми раковинами каури, и принес мне.

Асет с девочкой не спали, смотрели друг на друга.

– Нравится она тебе? – спросил я, опускаясь на лежанку.

– Мне кажется, она настоящая красавица, а тебе?

– Такая же красивая, как и мама, – согласился я, так как ни солнце, ни ветер, ни жизненные трудности не отразились на ее красоте. Я бы говорил еще долго, но мне в ногу тыкался холодный нос. – Наш друг уже заждался.

Когда Асет назвала его по имени, Тули застыл, навострил уши – ждал одного слова.