В стране слепых - Майкл Флинн

– Не унывайте, Джереми, – сказала Гуинн. – Кроме специалистов, о Бокле вообще мало кто даже слышал.

– Просто мы давно отказались от этого наивного представления об истории, – добавила Куик и улыбнулась ему. – Наверное, это и можно считать Прогрессом.

– Погодите, – не унимался он. – Я знаю, что Херкимер все это отметает – он говорит, что история не часовой механизм. Но разве не на этом постулате было построено все Общество Бэббиджа? Он не может нас не интересовать. Независимо от того, верен он или нет.

Последнюю фразу он добавил только потому, что иначе это сказали бы за него Гвинн или Пенни. Сам он не мог бы сказать, верит ли он, что историю можно превратить в точную науку. Это не слишком его касалось. Но его близко касалось другое. Люди из Общества Бэббиджа в это верили, и это они похитили Денниса, чтобы он не раскрыл их тайну. Вот что самое главное – Деннис. А все остальное – ученая схоластика.

Он показал на книгу.

– Ну хорошо, но Бокль имел по этому поводу свое мнение, а он когда-то был авторитетным историком. Вы считаете себя современными учеными и посмеиваетесь над викторианским оптимизмом, но ведь не исключено, что когда-нибудь другие будут посмеиваться над вашим пессимизмом. Кроме того, не один только Бокль верил, что можно создать подлинную науку об обществе. Был еще Адольф Кетле.

На этот раз они только посмотрели на него в недоумении.

– Кто?

Джереми порадовался про себя, что ему все-таки удалось узнать что-то им неизвестное. Он постарался сдержать улыбку.

– Адольф Кетле – был такой довольно известный бельгийский астроном, – сообщил он. – Современник Бокля.

– Астроном? – переспросила Гвинн.

– Ах, астроном… – сказала Куик.

– Да, астроном. В те времена интеллектуалы не так строго делились на категории. Может быть, этому нам стоило бы и поучиться у викторианцев. Кетле и Бокль вели между собой обширную переписку.

Куик взглянула на Гвинн.

– Я об этом никогда не слышала. Правда, Бокль – не моя специальность.

– Я читал собрание писем Бокля, – сказал Джерри. – Оно есть в коллекции редких книг университета.

Это был тронутый плесенью, истрепанный том с треснувшим корешком и изорванными по краям страницами, издававший острый сухой запах. Ему разрешили читать эту книгу только в специальной комнате с искусственным климатом, под непрерывным строгим присмотром архивиста из отдела редких книг. Из-за всего этого Джереми чувствовал себя настоящим ученым-исследователем. Архивист держался так, будто оскорблен тем, что кто-то осмелился дотронуться до драгоценного тома.

– В нескольких письмах Бокль мельком упоминает о «моей переписке с месье Кетле».

Гвинн переглянулась с Пенни и вынула изо рта трубку.

– Зачем Генри Томасу Боклю вздумалось переписываться с каким-то астрономом?

– Готова спорить, что он переписывался и с Дарвином, – сказала Куик. – Он был, по-моему, только чуть-чуть его моложе. – Она повернулась к Джереми. – Я права? Ну конечно! Готова спорить, что Бокль всерьез интересовался эволюционными теориями Дарвина. Тогда они были в большой моде. – Она наклонилась к нему через стол. – Это становится любопытно. Расскажите нам еще. Я даже не знала, что переписка Бокля издана.

Джереми вдруг пришло в голову, что Пенни Куик делает ему авансы. Она словно вывесила плакат: «Я не прочь, чтобы вы произвели на меня впечатление». На мгновение он растерялся. Он никогда не знал, как вести себя в таких ситуациях. Объяснить, что ее старания бессмысленны? Но это только поставит всех в неловкое положение. Не обращать внимания? Это будет равносильно грубому отказу. Она, наверное, и в самом деле мила. По крайней мере, по меркам бульварной прессы, у нее есть все, что требуется от женщины, чтобы считаться привлекательной. Правда, Джереми все это не интересовало. Не то чтобы Пенни ему не нравилась – просто он был к ней совершенно равнодушен. Но она неплохой человек, он не хотел ее обидеть.

– Ну, я тоже заинтересовался, – продолжал он. – Потому что в этом собрании не оказалось ни одного письма к Кегле. В примечании редактора говорилось, что ни у того, ни у другого в бумагах эти письма не обнаружены.

Ему вдруг пришло в голову, что он делает как раз то, что делал Деннис перед тем, как его похитили: занимается историей. Тогда он заметил Деннису, что такой внезапный интерес к истории выглядит странно. Теперь он понял, что это снисходительное замечание, высказанное без всякой задней мысли, могло показаться Деннису обидным. И теперь, когда он сам занялся тем же самым, Деннис стал ему еще ближе, хоть и неизвестно, где он, а может, и вовсе мертв.

Мертв. Теперь Джереми мог думать об этом спокойно. Сумасшедшее напряжение тех дней, паническое ощущение, что нужно немедленно что-то делать, остались в прошлом, хотя временами ему даже хотелось их вернуть. До сих пор группе Ллуэлин так и не удалось установить ничего нового в деле Денниса, и он ощущал что-то вроде стыда при мысли, что смирился с таким положением. Но что было делать – залезть на крышу и кричать на весь Денвер? Обшаривать все углы и закоулки? Кое-кто из друзей говорил, что он «легко возбудимая натура». Может быть, и так. Может быть, он всегда реагировал на события немного преувеличенно и слишком эмоционально. Может быть, только теперь он учится в критические моменты вести себя иначе. Огромное сдерживающее влияние на него оказывала Гвинн с ее спокойным, уравновешенным отношением к жизни. Может быть, она могла бы подсказать ему, как обращаться с Пенни?

Он перебрал надписанные аккуратным почерком папки, лежавшие на столе, и вытащил ту, на которой стояло «Кетле». Открыв ее, он начал перелистывать копии журнальных публикаций, газетных заметок и статей из энциклопедий. Их было не так уж много: имя Кетле не пользовалось шумной известностью. Он отыскал статью из «Нью-Йорк Ревью оф Букс» и протянул ее Пенни.

– Это статья не столько о самом Кегле, сколько об истории статистики, – сказал он. – Но я подчеркнул те места, которые нужны.

Пенни кивнула и провела пальцем по странице в поисках упоминания об астрономе.

«…Кетле показал, что вариации роста человека соответствуют этому „закону ошибок“, и его мысль о возможности более широкого применения „закона ошибок“ легла в основу многих важных исследований конца XIX века в области статистики. Его вклад в науку состоял в том, что он ввел понятие о статистических законах – представление о том, что можно установить истинные факты о множестве людей даже в тех случаях, когда не может быть получена информация об отдельных составляющих этого множества…»

Она подняла глаза от страницы.

– Это поразительно! Мне всегда было интересно, кто виноват в том, что статистика внедрилась в социологию. Но кто эти… – она еще раз заглянула в статью, – Максвелл и Больцман?

– Я и их разыскал. Эти ученые ввели представления Кегле о статистических законах в физику. Но читайте дальше.

Он чуть не ерзал на стуле от нетерпения. Улыбнувшись ему, Пенни прочитала еще абзац.

«…Начиная со второй четверти того столетия сбор статистических данных стал всеобщим увлечением. Мотивы его нередко были связаны с реформистскими настроениями: многие полагали, что статистика позволит создать-научную основу прогрессивной социальной политики. Адольф Кетле разделял увлечения реформистов, но считал, что для этого нужны не одни только факты. Он стремился создать количественную науку об обществе, которая внесла бы порядок в социальный хаос…»

Джереми развел руками.

– Вот. Видите, в те дни было не так уж мало людей, которые задумывались над тем, нельзя ли создать науку об обществе. По словам «Британской Энциклопедии», Кетле изучал «количественные законы произвольных действий». Например, преступлений. – Он показал им копию статьи из энциклопедии. – Это вызвало к жизни множество исследований, посвященных тому, что тогда называли «нравственной статистикой», и широкую дискуссию о свободе воли, с одной стороны, и социальном детерминизме человеческого поведения, с другой.

Гвинн вынула изо рта трубку.

– Могу себе представить, – сказала она.

– Кегле даже написал книгу на эту тему – «Социальная физика», она вышла в 1835 году. Неудивительно, что он поддерживал с Боклем такую активную переписку. Они оказались единомышленниками. Очень жаль, что их письма не сохранились. Нашу группу они могли бы очень заинтересовать.

– Заинтересовать – не то слово, – заметила Гвинн, взглянула на Куик и хитро усмехнулась. – Давайте расскажем обо всем этом Херкимеру на следующем заседании.

– Нет уж, дорогая Гвинн, рассказывай сама. Я лучше спрячусь под стол, – отозвалась Пенни.

Только поздно вечером, когда Джереми собирался ложиться спать, ему пришла в голову мысль, от которой у него по спине побежали мурашки.