Детективная Игра. Сборник детективов - Елена Руденко

Депутат подал в суд на журналиста и редакцию.

В этих условиях Харетунову было не до шуток. Пойдя на безумный риск, он ускорил запланированную встречу с лихоборской бандой, поведение которой день ото дня становилось более наглым и самонадеянным.

Руль оговорил место встречи на стадионе вблизи метро Войковская, время — три часа ночи. Он призвал Кардана и Бампера, прилипших без его ведома к квартире, принадлежащей матери Бориса Лагутина, где поселились Аня и Митя.

Кардану много раз удавалось наблюдать бабушку и Аню, но увидеть в лицо Митю никак не получалось; при этом идти на крутой взлом он не решался. Хотя Бампер с пьяных глаз уверял, что «все без разницы — имеем право на собственную инициативу… Если он не он — все огребем какие-никакие бабки… и гуляй рванина!..»

Кардан медлил. Он был профессионалом, по мелочам не разменивался. На его уровне действовали строгие правила — как у классных спортсменов. Так же как домушник работает, обходя стороной мокрые дела, киллер блюдет репутацию, избегая мелочевки — и дело не только в репутации; его правила служат самосохранению.

В тот день, когда Руль призвал его, он наконец столкнулся лицом к лицу с Митей. Произошло это холодным, дымящимся утром — люди спешили на работу к автобусным, троллейбусным остановкам.

Кардан увидел — и дрогнуло внутри от сладкого предчувствия. Но и Митя заметил и узнал его. Они разошлись не оборачиваясь, на всякий случай. Кардан отправился на верхний этаж в доме напротив. Теперь он точно знал, что ему делать. До вечера он мог потерпеть.

С сожалением он услышал призыв Руля; но смирился. Что ж — еще одну ночь он подождет, и если повезет освободиться пораньше, успеет утром оказаться на месте: маршрут Мити был известен, и время, и подъезд, и этаж — все как на ладони. Пожалуй, веселее оттянуть и побыть в предвкушении, когда впереди реальная цель.

Борис между тем готовил экспедицию на ночной Казанский вокзал. В Москве все-таки был один человек, способный без обиняков возражать Харетунову, произносить в глаза ему правду, больше других ненавидеть, до исступления, и скрытно, подсознательно — можно назвать как угодно — любить его преданной собачьей любовью.

То был Игорь Харетунов — сын. Двадцати трех лет, окончивший иняз, имеющий материально все, что только можно придумать, ни в чем не знающий ограничения, золотой мальчик, — он был несчастлив в любви. В многолюдной его компании — еще бы: деньги без счета, собственный лимузин, отдельная роскошная квартира, загородная вилла с лесными и речными угодьями — нашелся некто бедный из низшего общества, но спортивный и симпатичный и серьезный, кого предпочли ему.

Вдобавок прочитав статью о своем отце в газете, подсунутой услужливыми приятелями, он готов был проклясть отца, разорвать автора статьи собственными руками на куски, взорвать редакцию, — но в лучших традициях русского характера несколько дней пил беспробудно. Спрятался ото всех, никого не желал видеть. Боялся, что не сдержится и перегрызет глотку любому злопыхателю, любому, кто посмеет сказать плохое об отце, просто усмехнуться. Курил, потом стал глотать порошок. Немного отлегло — не до конца. Попробовать уколоться не захотел, показалось противно: с малолетства боялся уколов.

Поздно вечером сунул голову под холодный кран, поплескал водой на лицо. Вытираясь, глянул из полотенца в зеркало — увидел мутные глаза, всклокоченные волосы, отекшую физиономию. Ужаснулся, испугался. Махнул рукой — сошел вниз, сел в автомобиль и поехал на Казанский вокзал за новой порцией.

Он не заметил, что стоило ему тронуться с места, — у одной из припаркованных машин включился движок, и она поехала следом за ним.

Но ничего тревожного здесь не было. Так происходило и на прошлой неделе, и месяц назад — каждый день в течение нескольких последних лет: заботливый папа отрядил охрану, оберегающую любимое чадо от непредвиденных неприятностей. Естественно, без ведома Игоря, который закатил бы отцу истерику, заподозри он такую заботу.

И вот все они сошлись на вокзале, не узнавая и не зная ничего друг о друге.

Загримированный Борис Лагутин отыскал носильщика Витю; сблизились на секунду и прошли мимо как чужие: малолетнему бомжу в руки успел перейти небольшой пакетик, видимо, каким- то образом связанный с последующей его любезностью.

Витя прошаркал, гордо вздернув подбородок кверху, даже глазом не повел в сторону.

Борис и фотограф отстали на несколько шагов, у Бориса был небольшой чемодан, так что они ничуть не выделялись в поредевшей к ночи толпе. Витя шел не торопился, и они тоже могли не спешить. Миновали красивые обновленные залы, вышли на заснеженный перрон; вдоль здания с его тыльной стороны достигли обособленной площадки, образованной стеной и выступом. Здесь освещение было меньше, чем на перроне.

— Возьмешь? — спросил Борис.

— Нормально. У меня все в порядке, — ответил фотограф.

Они встали, будто прикуривают, Борис, поставив на землю чемодан, — спиной к группе мужчин на площадке, туда направился Витя, фотограф лицом к ним, прикрытый Борисом, расстегнул куртку, обнажив фотоаппарат; снял крышку с объектива.

— Зажигалкой прикуривай… чуть-чуть локоток выше, — попросил фотограф. — Однако, кто есть кто? Их трое.

Один — крупный, одетый в темную и невзрачную куртку, похожую на обыкновенную телогрейку, в первый момент пренебрежительно отнесся к Вите, но потом как будто сменил гнев на милость, что-то передал ему, достав из кармана, и что-то от него получил, убрав в карман.

Другой, высокий и поджарый, в кожаной кепочке и дорогой дубленке, хотя не наступили еще морозы, — держал в руке черный солидный кейс, но вскоре кейс перекочевал в руки первого.

— В телогрейке это пахан, это ясно… Неужели в дубленке и есть киллер? — сказал Борис.

Наконец, третий — пижонистый юноша без головного убора, в длиннополом плаще до пят, с расстегнутой грудью и обвязанным вокруг шеи длинным белым шарфом снаружи плаща — о чем-то попросил пахана, не удовлетворился ответом и крикнул раздраженно и капризно:

— Я что, первый раз к тебе пришел?! Гони мне! или я разгромлю к чертям весь твой поганый бизнес!.

Витя, поравнявшись с Борисом, промычал сквозь сжатые губы:

— В дубленке… Атас впереди, — и растворился на перроне.

Последнее он добавил сверх программы, скорей всего, из человеколюбия по отношению к Борису. И как нельзя кстати.

Борис, стоя спиной к троим, после слов Вити обратил внимание, что невдалеке, перед его носом, прохаживается мужская парочка — могучие, плечистые, нельзя было усомниться в их принадлежности, во что бы они ни оделись. Охранники старательно изображали полную незаинтересованность конфликтом, происходящим на площадке.

Кого они охраняют? или выслеживают? вот в чем вопрос. Борис надеялся, что вряд ли могут в чем-либо заподозрить его с товарищем, ведь тот им был виден со спины: стоим, курим, беседуя жестикулируем.

Нигде не сказано, что запретная зона.

— Ну, и где дорогая милиция? — спросил Борис, с вожделением глядя на черный кейс. — Взять пахана с поличным — бери не хочу!..

— Она у него в кармане, — заметил фотограф, не прерывая своего занятия.

— Вот же все они в комплексе. Поставщик. Продавец. Покупатель, — сказал Борис. — Интересно, Хозяин и такой мерзостью занят, а киллер по совместительству посыльный. Или — у киллера побочное свое дело?

Пахан перехватил замах юнца, закрутив ему руку за спину, пригнул к земле:

— Говорят тебе, салага!.. нет для тебя ничего! Не будет!.. Не ходи сюда.

— Больно… Сломаешь…

— Сломаю — не приходи больше. Я много не говорю… — Оттолкнул с силой — юнец попятился боком, зацепившись за полу плаща, чуть не упал на грязный асфальт. — Из-за тебя не намерен голову подставлять.

— Кому? — с надрывом спросил юнец.

— Царю небесному…

— Ах ты морда паскудная!.. — приняв за насмешку — почти целиком весь в эмоциях, в словах, а не в действии — отпрыгнул назад, запуская руку в карман пиджака. — Я тебе! ты у меня!.. ты не знаешь, кто я!..

Мгновенно отреагировал киллер — он под дубленкой выдернул из-за пояса вороное дуло, сливающееся с темнотой воздуха.

Вжжии!.. жжух!.. прозвенели над головами Бориса и фотографа смертельные мухи.

Инстинктивно присели, согнув ноги в коленях.

Два охранника неслись галопом мимо них к пахану и юнцу, а поскольку Борис и фотограф находились на прямой, соединяющей обе точки, — едва не сшибли их с полусогнутых ног.

Пахан поднял руки, демонстрируя нейтралитет: в левой руке раскачивался кейс.

Юнец побежал по кругу, пытаясь пробиться к зданию вокзала, не поняв, кто и зачем стреляет. Двое, пряча оружие, бежали за ним, отстав примерно метров на сорок.

Киллер сразу, как только прогремели выстрелы, исчез за выступом стены.