Дело табак - Терри Пратчетт

Свидетельством тому был кустарник, потому что никакие заросли, даже самые густые, не в состоянии скрыть тот факт, что по ним прошел тролль.

В кустарнике горел небольшой аккуратный костерок, за которым бесстрастно наблюдали Детрит и Юный Сэм и нервно капрал Шноббс, который смотрел, как его новая дама что-то готовит на вертеле.

– А, она жарит улиток, – сказала Сибилла, являя все признаки одобрения. – Какая предусмотрительная юная особа.

– Улитки? – в ужасе переспросил Ваймс.

– Традиционное блюдо в этих краях, между прочим, – ответила Сибилла. – Мой отец и его приятели частенько готовили улиток после выпивки. Очень полезно, много витаминов и минералов, насколько я знаю. Кстати, если откармливать улиток чесноком, у них будет чесночный вкус.

Ваймс пожал плечами.

– Наверное, всё лучше, чем вкус улиток.

Сибилла отвела мужа в сторонку и тихонько сказала:

– Кажется, это та самая гоблинка, которую они называют Сияние Радуги. Фелисити говорит, она очень толковая.

– Сомневаюсь, что она добьется успеха у Шнобби, – сказал Ваймс. – Он неровно дышит к Верити Колотушке. Ну, помнишь, той торговке рыбой.

– Она обручилась месяц назад, – шепнула Сибилла. – С парнем, который строит собственный рыболовный флот.

Они посмотрели сквозь листву и на цыпочках удалились.

– Но она же гоблинка! – прорвалось из глубины души Ваймса.

– А он Шнобби Шноббс, Сэм. И на свой лад Сияние довольно привлекательна, ты так не считаешь? Честно говоря, я не уверена, что даже матушка Шнобби знала, к какому виду принадлежит ее сын. Ей-богу, Сэм, это не наше дело.

– А что, если Юный Сэм наестся улиток?

– Дорогой, учитывая все то, что он уже успел съесть в своей жизни, я бы на твоем месте не стала волноваться. Несомненно, юная леди знает, что делает. Обычно так и бывает, поверь мне, Сэм. И потом, это край известняка, и улитке негде наесться чего-нибудь ядовитого. Не переживай, Сэм.

– Да, но как…

– Не волнуйся, Сэм!

– Да, но я…

– Не волнуйся, Сэм! В Лоббистском проезде, как я слышала, есть семья из тролля и гнома. Вот и хорошо, это их дело, и уж точно не наше.

– Да, но…

– Сэм!!!

До вечера Сэм Ваймс волновался. Он составил несколько депеш и пошел к новой клик-башне, чтобы их отправить. Вокруг башни сидели гоблины и смотрели на нее. Ваймс похлопал одного из них по плечу, вручил сообщение и полюбовался, как тот лезет наверх, словно по горизонтальной поверхности. Через пару минут гоблин спустился с мятым извещением об отправке, которое и вручил Ваймсу вместе с несколькими другими бумажками, прежде чем усесться и вновь уставиться на башню.

Ваймс подумал: «Вы прожили всю жизнь в пещере на холме, и вдруг прямо у вас на пороге появилась волшебная штуковина, которая посылает по воздуху слова. Такую штуковину невольно зауважаешь». Он вскрыл два сообщения, которые были адресованы ему, осторожно свернул бумагу и зашагал обратно, глубоко дыша и подавляя желание кричать от восторга.

Подойдя к домику, где жила женщина, которая для Юного Сэма навсегда осталась «дамой с какашками», Ваймс остановился, чтобы послушать музыку. Она то возникала, то замирала, и после череды фальшстартов из окна потекли плавные звуки, и мир закружился. Лишь тогда Ваймс осмелился постучать.

Через полчаса, шагая размеренной походкой опытного стражника, он дошел до каталажки. На табурете возле двери сидел Джетро Джефферсон. Со значком. Фини быстро учился. В местном полицейском участке значок был всего один, сделанный из жести, поэтому на рубашке кузнеца красовался аккуратно вырезанный из картона кружок, на котором красовались слова, старательно выведенные аккуратным почерком: «Констебль Джефферсон работает на меня. Вас предупредили! Подпись: старший констебль Наконец».

Рядом стоял второй, пустой, табурет, символизировавший удвоение штата. Ваймс, вздохнув, сел.

– Ну и как вам нравится быть стражником, мистер Джефферсон?

– Если вы ищете Фини, командор, у него обеденный перерыв. И раз уж вы спросили – пока трудно сказать, что это дело в аккурат по мне, но, может, просто надо привыкнуть. И потом, в кузнице сейчас затишье… и в преступном мире тоже, – кузнец усмехнулся. – Никто не хочет, чтоб за ним гонялся я. Говорят, лед тронулся, э?

Ваймс кивнул.

– Когда увидишь Фини, передай, что щеботанская полиция задержала двух человек, которые добровольно признались, что в числе прочих правонарушений насильно затащили тебя на корабль. И, кажется, у них есть еще целая уйма сведений, которыми они страстно жаждут поделиться в обмен на некоторую толику милосердия.

– Дайте мне побыть с ними пять минут, – прорычал Джефферсон, – и я им покажу милосердие.

– Ты теперь коп, Джетро, поэтому дави в себе эти мысли, – добродушно сказал Ваймс. – Между прочим, сейчас все шары висят над лузами.

Джефферсон гулко и с нескрываемой злобой рассмеялся.

– Хотел бы я надавать им по шарам… чтоб звенело. Я был еще мальчишкой, когда отсюда увезли первую партию гоблинов, и молодой Ржав, черт его дери, тоже был тут, а то, он всех подбадривал и смеялся над бедолагами. А когда я выбежал на дорогу и попытался их остановить, его дружки мне здорово наваляли. Это случилось вскоре после того, как умер мой папаша. Я в те дни был еще наивный, думал, что они лучше меня, ломал перед ними шапку и все такое, зато потом я начал работать в кузне, а это уж такая штука – если она тебя не убьет, то сделает сильнее.

Он подмигнул, и Ваймс подумал: «Ты справишься. Скорее всего, справишься. В тебе горит огонь».

Ваймс похлопал по карману рубашки и услышал приятное шуршание бумаги. Он гордился припиской в конце клик-сообщения – приписка была личного свойства, от щеботанского коменданта. Она гласила: «Когда они узнали, что этим делом занимаешься ты, Сэм, то разговорились так, что нам двух карандашей не хватило».

Потом Сэм Ваймс пошел в паб, как раз когда начала собираться обычная публика, и уселся в уголке с кружкой свекольного пива, чтобы запить закуску, состоявшую из маринованного яйца, маринованной луковицы и пакетика жареного картофеля. Ваймс не разбирался в кулинарии, но точно знал, что́ ему по нраву. Сидя за столом, он видел, как люди переговаривались и смотрели на него, а потом один из сельчан медленно подошел, держа шляпу обеими руками перед грудью, словно в знак покаяния.

– Меня звать Гасти, сэр. Вильям Гасти. Кровельщик я, сэр.

Ваймс подвинулся и сказал:

– Приятно познакомиться, мистер Гасти. Чем могу помочь?

Мистер Гасти поглядел на своих приятелей, получив в ответ ассортимент одобрительных жестов и хриплого шепота на тему «Давай, парень, не трусь». Он неохотно повернулся к Ваймсу, кашлянул и произнес:

– Э… сэр… мы, конечно, знали про гоблинов, и никому это особо не нравилось. Конечно, от них одни неприятности, если забудешь запереть курятник и все такое, но нам не понравилось то, что с ними сделали, потому как… ну, это неправильно и так нельзя, и одни тут говорили, что мы еще пожалеем, ведь если они так обходятся с гоблинами, то, значит, могут и с обычными людьми, а другие говорили – неважно, с кем, но так просто нельзя! Мы самые обыкновенные люди, сэр, арендаторы и все такое, у нас ни сил, ни власти, и никто не стал бы нас слушать. Ей-богу, ну что мы могли поделать?

Остальные стояли затаив дыхание и вытянув шеи. Ваймс прожевал последний кусочек картофеля, пропитанный уксусом. А потом сказал, глядя в потолок:

– У вас у всех есть оружие. У каждого. Большое, опасное, смертельное оружие. Вы могли сделать хоть что-нибудь. Вы могли сделать что угодно. Могли сделать всё. Но вы ничего не сделали. Не поручусь, но, возможно, на вашем месте я бы поступил точно так же. Что?

Гасти поднял руку.

– Честное слово, нам очень жаль, сэр… но у нас нет оружия.

– Ох, боги, да посмотрите вокруг. Как минимум вы могли бы задуматься. У меня был долгий день, господа, и долгая неделя. Просто помните об этом, вот и все. В следующий раз не забудьте.

В молчании Ваймс подошел к стоявшему за стойкой Джимини, заметив у него над головой пятно свежей краски на стене. На мгновение память услужливо заполнила эту брешь головой гоблина. Еще одна маленькая победа.

– Джимини, до закрытия эти господа пьют за мой счет. Присмотри, чтоб они добрались до дома целыми и невредимыми, даже если придется развозить их на тачке. Я пришлю Вилликинса рассчитаться с тобой утром.

Только звук его шагов нарушал тишину, когда Ваймс подошел к двери и осторожно прикрыл ее за собой. Прошагав пятьдесят метров по дороге, Ваймс улыбнулся: в трактире раздались радостные вопли.

«Роберта Бисквит», в отличие от «Чудо-Сисси», двигалась неторопливо и важно. Она походила на украшение к Страшдеству, и маленький оркестр на палубе пытался играть как большой. У сходней, впрочем, стоял человек в шляпе, которая сделала бы честь капитану любого флота.