Черная сага - Сергей Булыга

Но Тонкорукий все испортил! Явившись к варвару, он пал перед ним на колени и, как последний раб, облобызал его руку. Что ж, тонкая рука всегда склоняется перед крепкой рукой. Но в этом мало утешения. Когда мы явились под стены Наиполя, нашим взорам предстали лишь догоравшие костры противника, а сам же он, на многочисленных челнах, уже скрывался за горизонтом. И уносил с собой несметную добычу. Я был в гневе! Да и не я один – мы все! А объяснения, которые представил нам спешно прибывший к нам личный посланник Тонкорукого, привели моих храбрецов в еще большее неистовство. «Барра! Предательство! – ревели легионы. – Он предал нас! Он дал варварам уйти! В костер его! Как варвара! Как пса!». А потом они пришли в движение. И я, положившись на волю Всевышнего, не стал их останавливать. Ибо кто я такой, думал я. Пока только архистратиг. А если это так, то моя главная задача состоит в том, чтобы вверенные мне войска не теряли боевого духа, держали строй… Ну, и так далее. А посему я вновь приказал трубить в трубы, бить в тимпаны, бряцать в кимвалы – и направил войско к Красным Воротам. Ворота нам не открывали. Тогда я велел выдвинуть на боевой рубеж все бывшие в нашем распоряжении осадные орудия, что и было незамедлительно сделано. Кроме того, я приказал, чтобы первая когорта славного Девятого легиона срочно выступила в направлении…

Однако этого направления я вам не назову, ибо совсем не исключаю того, что сказанное мной станет каким-то образом известно варварам и тогда они при следующей своей осаде смогут воспользоваться этими знаниями.

И точно также рассудил и Тонкорукий. И повелел немедленно открыть нам Красные Ворота. Так мы вступили в Наиполь. Уже двенадцать раз до этого я приводил войско в столицу. Но я тогда въезжал на золоченой колеснице и в золоченом плаще, голова моя была увенчана золоченым лавровым венком, а следом за мной, в таких же венках, шли мои воины. Народ, стоявший вдоль дороги, ликовал. Ибо тогда, все те двенадцать раз, мы вступали в город победителями, вернувшимися из славного похода. Ну а на этот раз трусливый Тонкорукий вырвал победу из самых наших рук, поэтому я въезжал в город верхом, на мне был черный запыленный плащ. Народ молчал. А мои доблестные воины, полные негодования и праведного гнева, кричали, глядя на толпу:

– Ублюдки! Целовали варварам руки! И это еще хорошо, что они большего с вас не потребовали!

И выли трубы, и гремели тимпаны, визжали кимвалы. Мы шли по улицам, как будто шли в атаку. Тонкорукому некого было нам противопоставить – одним он не доверял, другие полегли в недавних битвах с северными варварами. Так разве это автократор, если он…

Вот потому-то мы и шли! Шли. Шли…

И подошли к Наидворцу. И окружили его со всех сторон. Я вызвал к себе начальника дворцовой стражи и велел, чтобы его люди немедленно покинули здание. И это было неукоснительно и в самый кратчайший срок выполнено.

Когда из дворца вышел последний стражник, я обратился к своим воинам, сказав:

– Божья помощь всегда бывает с теми, кто выступает за правое дело. Вот потому-то мы и пришли сюда, не потеряв ни единого человека. Однако это только начало. Так сказал я, Нечиппа Бэрд!

– Дер-жава! – прокричали воины. – Нечиппа! Автокр-р-ра!..

А я верхом на лошади поднялся по мраморным ступеням дворца, еще раз поприветствовал своих верных соратников, они еще раз громогласно мне ответили – и только уже после этого я сошел с седла и двинулся во внутренние покои дворца. Правда, дворец без стражи – это уже совсем не дворец, а нечто вроде огромной, помпезной, запутанной мышеловки. Бедняжка мышь, пятнадцать лет тому назад попавшая сюда, теперь сидит в своей золоченой каморке на третьем этаже справа по лестнице налево поворот еще налево а потом уже направо, вцепилась в сыр, дрожит и думает о своей близкой и, что для нее еще ужаснее, неотвратимой смерти!

Однако на самом деле Цемиссий был тогда не один – он не спеша расхаживал по кабинету и диктовал писцу какой-то весьма маловажный документ касательно чиновничьих злоупотреблений в Ларкодском феме. То есть он делал вид, будто ему нет совершенно никакого дела до того, что творится в столице, и что его совершенно не впечатляет то, что я привел под его окна легионы, и что я сам, в конце концов, пришел прямо к нему. А он ведь прекрасно знал, зачем я пришел! И тем не менее он лишь рассеяно кивнул мне в знак приветствия, а затем вновь повернулся к писцу и как ни в чем ни бывало продолжил:

– А посему напомните ему, что я, великий и могучий государь, более не стану терпеть подобные нарушения, а собственноручно вычеркну его имя из Второй Почетной Книги, а самого его и всю его родню вплоть до четвертой степени родства повелю уморить посредством посажения на осиновые колья. Кроме того, еще хочу сказать…

– Цемиссий! – сказал я.

Он замолчал. И я продолжил:

– Ты призывал меня, и я пришел.

Он усмехнулся и сказал писцу:

– Ступай, ты пока что свободен.

Писец ушел. Цемиссий же стоял, опершись одной рукой о стол, а вторую держал на поясе – в том самом месте, где у настоящих мужчин крепятся ножны. Однако при тех просторных и бесформенных одеждах, в кои был облачен автократор, ножны смотрелись бы смешно. Да и обут он был не в красные сапоги, а в золоченые сандалии. И волосы у него были подстрижены на женский манер, пальцы до неприличия тонкие, холеные, а бородка очень редкая, как будто кто-то ее выщипал.

– Цемиссий, я пришел, – напомнил я. – И я хочу узнать, почему ты посмел нарушить данное мне слово?!

– А потому, – с усмешкой сказал он, – что это слово было вырвано из меня силой. Да, я обещал тебе, что открою ворота перед северными варварами, но я этого не сделал. Но я ведь так же обещал – сейчас это неважно, кому именно – я обещал, что не открою ворота перед тобой и твоими легионами. Но я открыл. Почему? Да потому, что в том и в другом случае я поступил так, как поступил, единственно ради того, чтобы оградить от неминуемых бед своих подданных.

– Но честь автократора втоптана в грязь! – гневно воскликнул я.

– Грязь смыть недолго, это пустяки. Зато я дважды спас Наиполь от разорения. И именно об этом и будет помнить мой народ.

– Народ не может помнить о том, чего не случалось.

– Конечно! И потому они не смогут вспоминать о том, какую блистательную победу ты одержал над северными варварами.

– Но эти самые варвары никогда не осмелились бы вступать в наши пределы, если бы знали, что будут вынуждены встретиться с Нечиппой! Однако вместо того, чтобы успешно противостоять вражескому нашествию, вышеупомянутый Нечиппа был вынужден сохнуть в Великой Пустыне.

– Но если бы Нечиппа не был отправлен туда, куда он был отправлен, он бы взбунтовал легионы, пришел в Наиполь, ворвался во дворец…