Наша игра - Джон Ле Карре

Подо мной двое парней с моим багажом почти исчезали за завесой падающего снега. Я находился на задворках здания посреди куч земли, канав и брошенных тракторов. Я увидел ряд деревьев и за ними несколько стоящих машин. Снег набивался мне в ботинки и под штаны. Я соскользнул в канаву и выбрался из нее с помощью локтей и пальцев. Снег слепил меня. Вытирая его с лица, я с удивлением увидел, как впереди меня Магомед резко продвигался прыжками, наполовину как клоун, наполовину как олень. Худощавый не отставал от него. Я поспешил вперед по протоптанному ими следу. Но снег был таким глубоким, и я с каждым шагом словно погружался все глубже в трясину Придди, с трудом отрываясь от одной мысли и переволакивая себя к следующей.

Магомед и его товарищ несколько раз возвращались ко мне. Дважды они грубо поднимали меня на ноги, пока наконец Магомед, недовольно рявкнув, не сгреб меня в охапку и не потащил через снег между деревьями к микроавтобусу-вездеходу с грузовой площадкой сзади, закрытой тентом. Вскарабкиваясь в кабину, я видел, как второй страж из ночного клуба забирался под этот тент. Магомед сел за руль, худощавый – по другую сторону от меня с «Калашниковым» между коленями и запасными обоймами на полу. Мотор вездехода возмущенно взвыл, и заснеженный пейзаж поплыл мимо. Сквозь покрытое хлопьями снега ветровое стекло я видел фантастическую картину, на которую только теперь обратил внимание: мрачные дома, словно из фильмов о войне, и пар из разбитых окон, клубящийся, словно дым.

Мы выбрались на широкую улицу; кругом теснились грузовики и легковые машины. Магомед положил руку на гудок и не снимал ее до тех пор, пока перед нами не образовался просвет. Его товарищ справа от меня внимательно разглядывал каждый автомобиль, обгонявший нас. В руке у него была рация, и по его смеху и поворотам головы я понял, что он переговаривался с молодыми людьми под тентом. Дорога виляла, и мы виляли вместе с ней. Впереди нас возник крутой поворот. Мы уверенно вошли в него, но наш вездеход, словно упрямый конь, отказался вписаться в него, проскользил прямо, взобрался на сугроб у обочины и благополучно завалился на него боком. В один момент Магомед и трое его людей были снаружи и дружным усилием поставили машину на колеса, так что мы продолжили путь еще до того, как я успел испугаться.

Теперь вдоль дороги тянулись дачи в пышных шапках выпавшего снега с накрытыми белоснежной простыней крохотными участками. Потом дачи кончились. Мимо нас проплывали ровные поля и опоры линии электропередачи, сменившиеся высокими деревянными и трехметровыми сетчатыми заборами, огораживающими дворцы сверхбогачей. Мы были, к общему облегчению, в лесу – частично сосны, частично березы с поникшими ветками обступали со всех сторон прямую, как стрела, дорогу, по обочинам которой попадались сваленные стволы деревьев и загадочные обгорелые останки автомобилей. Дорога сузилась, стала темнее. Хлопья морозного тумана проносились над капотом вездехода. Мы выехали на опушку и остановились. Сначала Магомед не выключал мотора, так что печка продолжала работать. Потом он заглушил мотор и опустил стекло дверцы. Мы вдыхали пахнущий сосной и свежестью воздух и вслушивались в таинственные шлепки и шорохи языка, на котором говорит заснеженный лес. Мой промокший во время падений плащ стал сырым, тяжелым и холодным. Я начал беспокоиться о людях под тентом. Потом я услышал свист, три мягкие ноты. Я посмотрел на Магомеда, но глаза праведного человека были закрыты, а голова в раздумье откинута назад. В руке он держал зеленую гранату, в кольцо которой был вставлен его мизинец. Это был единственный палец, который мог пройти туда. Я услышал второй свист, одну ноту. Я осмотрел деревья слева и справа, потом перед собой и позади на дороге, но не увидел ничего. Магомед издал ответный свист из двух нот. Никто не двинулся с места. Я снова повернулся к Магомеду и в раме окна увидел наполовину заросшее бородой лицо Иссы.

Один из стражей остался в микроавтобусе, все остальные отошли от него. Я слышал, как он отъезжал, и видел, как следом за ним на дорогу обрушилась настоящая лавина снега. Исса шел впереди, Магомед шагал рядом с ним, как пара охотников, и «Калашников» каждого смотрел в свою сторону леса по бокам. Худощавый боевик и двое молодых парней замыкали шествие. Магомед дал мне варежки и бахилы на повязках, с помощью которых я смог чувствовать себя не так уж неуютно в снегу.

Наша группа спустилась по крутому склону. Деревья над нами сомкнулись в плотный свод, и небо проглядывало через него серыми клочьями. Снег сменился мхом и кустарником. Мы проходили мимо разбросанного мусора и старых автопокрышек, потом мимо деревянных скульптур оленя и белок. Наконец мы вышли на поляну, уставленную столами и скамьями, в дальнем углу которой стояло несколько деревянных домиков. Мы были в летнем лагере. В центре поляны был кирпичный сарай. На его двери с висячим замком зеленой защитной краской было написано «КЛУБ».

Исса двинулся вперед. Магомед стоял под деревом с поднятой рукой, приказывая нам оставаться там, где мы были. Я бросил взгляд вверх и увидел три неподвижные фигуры над нами на склоне холма. Исса условным сигналом постучал в дверь, потом еще раз. Дверь открылась. Исса кивнул Магомеду, и тот знаком позвал меня к себе. Одновременно худощавый нелюбезно толкнул меня в спину. Магомед отступил на шаг, приглашая меня войти первым. Я вошел в сарай и в дальнем конце комнаты увидел единственного человека, одиноко сидевшего на сцене с темной головой, безнадежно опущенной в ладони. На рваном занавесе героические крестьяне со своими лопатами бодро шагали к победе. Дверь за мной закрылась, и на этот звук он поднял голову, словно очнувшись ото сна, и посмотрел на меня. В тусклом свете, проникавшем через занесенные снегом окна, я узнал изможденное, заросшее бородой лицо Константина Абрамовича Чечеева, которое выглядело на десяток лет старше, чем на его первой, сделанной тайком, фотографии.

Глава 15

– Вы Крэнмер, – сказал он. – Друг Ларри. Его второй друг. Тим, великий английский мастер шпионажа. Его мелкобуржуазная судьба.

Его голос был голосом бесконечно уставшего человека. Он провел ладонью по подбородку, заставив меня вспомнить моих мюридов.

– О, Ларри все рассказал мне о вас. Всего не сколько месяцев назад, в Бате. «ЧЧ, ты крепко сидишь на стуле? Тогда хлебни виски, я сейчас сделаю признание». Я был удивлен, что ему еще есть в чем признаваться. Вам знакомо это чувство?

– Даже слишком знакомо.

– И он сделал признание. Я был потрясен. Я был идиотом, конечно. Что тут удивительного? Если я предал свою страну, почему он не мог предать свою? Я выпил еще виски, и потрясение прошло. Хорошее было виски. «Глен Грант» от «Берри бразерс энд Радд». Очень старое. Потом я рассмеялся. И смеюсь до сих пор.

Но ни его изможденное лицо, ни его бесцветный голос не свидетельствовали об этом: я видел перед собой смертельно уставшего и, я сказал бы, ненавидящего себя человека.

– Кто Бэйрстоу? – спросил он.

– Это псевдоним.

– Откуда его паспорт?

– Я украл его.

– У кого?

– Из своей бывшей Конторы. Он был изготовлен для одной операции несколько лет назад. Я сберег его до своей отставки.

– Зачем?

– Для подстраховки.

– От чего?

– От неудачного стечения обстоятельств. Где Ларри? Когда я смогу увидеть его?

Его рука снова погладила подбородок, но на этот раз выразительным жестом недоверия.

– Вы серьезно пытаетесь убедить меня, что вы здесь по личному делу?

– Да.

– И что никто не подослал вас? Что никто не сказал: привези нам голову Петтифера, и мы наградим тебя? Привези нам две головы, и мы наградим тебя вдвойне? Вы действительно здесь один и разыскиваете своего друга и шпиона?

– Да.

– Ларри сказал бы, что это чушь собачья. Поэтому и я скажу то же. Чушь собачья. В моей стране не очень принято клясться. Мы слишком серьезно воспринимаем оскорбления, чтобы верить клятвам. Но все равно это чушь собачья. Бред сивой кобылы.

Он сидел за столом, выставив вперед одну ногу, одинокой фигурой на пустой сцене, и смотрел в сторону от меня на плакаты с фигурами рабочих на стене. На столе стояла зажженная свеча. Другие свечи горели на полу на некотором расстоянии друг от друга. Я увидел двигающуюся тень и понял, что мы не одни.

– Как поживает великий и добрый полковник Зорин? – спросил он.

– Он здоров и шлет вам привет. Он хочет, чтобы вы сделали какое-нибудь публичное заявление о том, что это вы украли эти деньги для вашего дела.

– Так вас, наверное, послали они все, и англичане, и русские? В духе новой великой Антанты?

– Нет.

– А может быть, вас послала единственная настоящая сверхдержава? Мне это пришлось бы по душе, Америка – большой полицейский с большой дубинкой. Он карает воров, подавляет восстания, восстанавливает порядок, сохраняет мир. Войны не будет, будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется. Помните этот анекдот времен «холодной войны»?