Пленница демона - Марья Лиса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Наверное, потому что я боюсь тебя потерять. Не смогу жить, если с тобой что-нибудь случится, - продолжал улыбаться Тениэль, но глаза его стали вмиг серьезными.
- Это только отговорка! – еще раз ударив его в грудь, я выместила злость. – Ненавижу тебя!
- Нет, ты без ума от меня, - продолжал распалять меня мужчина.
- Ошибаешься! Ты самовлюбленный эгоцентрист, тебя невозможно любить.
- Однако последние десять лет тебя не смущал мой эгоизм.
- Еще как смущал!
Тениэль развел руками, выражая смирение с моим отвратительным настроением.
- Кажется, моя леди сегодня не в духе?
- Ты совсем скоро узнаешь, насколько не в духе! – воинственно ответила я.
- О, дорогая, боюсь, на это у нас совсем нет времени.
Ненавижу, когда он так говорит. Ну, как можно злиться на мужчину, когда его взгляд и голос вызывают желание прижаться к нему всем телом и начать мурлыкать точно кошка?
- Товарищи предки, может, мы будем собираться? Иначе знаю я вас… – с ухмылкой, значение которой было невозможно не понять, вклинился Денис. Я тут же смутилась и покраснела. Неужели наш сын вырос настолько, что смог уловить ту особую интонацию в голосе Тениэля, после которой мы обычно скрывались в комнате?
В который раз я поразилась схожести Дениса с отцом. За последний год сын вытянулся, детская непосредственность постепенно сменялась подростковой угловатостью. Но внешностью, привычками, манерой говорить Денис походил на Теля как две капли воды. Даже смеялся завораживающе, с легкой хрипотцой. Я была уверена, что в будущем он разобьет немало женских сердец.
- Денис, ты до сих пор не собрал вещи? – строго спросил муж.
- Они давно при мне, – сын потряс дорожной сумкой.
- Тогда можешь спускаться вниз.
Пробурчав под нос нечто неразборчивое, Денис вышел из комнаты и плотно притворил за собой дверь.
- Ну, а ты что стоишь? – повернулся ко мне Тениэль.
- Мои вещи давно собраны, – призналась я неохотно. Не хотела говорить, что намеревалась уехать при любом исходе нашего разговора. В конце концов, то, что мы поедем вместе, было не так уж плохо.
- Я не о том, - многозначительно посмотрел на меня Тениэль.
- А о чем? – Я была сама невинность.
- Неужели ты не хочешь отблагодарить своего мужа за подарок? – вздернул он бровь.
- Разве это подарок?
- Именно.
- Но ты сказал, что у нас нет времени!
- Значит, я соврал.
Самолет приземлился вечером, и, оставив вещи в гостинице, мы отправились на прогулку по городу. Всю ночь мы бродили по центру Петербурга, и я наслаждалась его неповторимой красотой. Каждый дом, каждая улица были наполнены воспоминаниями детства и юности.
- Смотри, мама, мост разводится! – восторженно закричал Денис.
И хотя развод мостов на Неве я видела бесчисленное количество раз, каждый раз зрелище впечатляло, заставляя все внутри сжиматься от восторга. А знаменитые белые ночи! Это же настоящая поэзия души!
Опершись о гранит набережной, я вглядывалась в плещущиеся речные волны и с благоговейным трепетом разглядывала шпиль Петропаловки, стрелку Васильевского острова, до сих пор не в силах поверить, что я тут, дома.
С жадностью вдыхая отдающий сыростью воздух и радуясь дождю, подставляя лицо мороси, я чувствовала переполнявшее меня счастье. Даже прохладный ветер, дувший с Невы, казался ласковым приветствием родного города.
Только перед самым рассветом мы вернулись в гостиницу.
А утром я сбежала. Да, взяла и сбежала. По той простой причине, что узнай Тениэль о моих планах, не за что не отпустил бы меня. Задуманное было жизненно необходимо для меня.
Мне казалось, я должна попросить прощения у той, что невольно заменила меня в сгоревшей квартире. Все эти десять лет меня мучило чувство вины за то, что родные девушки даже не смогли попрощаться с ней.
Тениэль сладко спал, когда я тайком вылезла из постели. Бросив на него взгляд, я тихонько вышла из комнаты и уже через час, в платке и солнцезащитных очках, смотрела на свою могилу. Вернее, на нашу, так как обе могилы покрывала одна большая плита, над которой возвышалась мраморная скульптура женщины с ребенком.
Даже провожая в последний путь любимую дочь с внуком, мама осталась верной себе. Огромный помпезный памятник выделялся на фоне других надгробий и казался вычурным и кричащим.
Я сморщилась. Ни мне, ни, тем более, неизвестной мне девушке такой памятник был не нужен. А вот место понравилось: напротив храма, рядом березка свесила ветви, поглаживая листвою черный мрамор.
Опустившись на колени, я положила четыре чайные розы на мрачный постамент, а затем искренне попросила прощения. Наверное, с полчаса я разговаривала с девушкой и ребенком, лежащими там. Не знаю, услышали ли они меня, но с моей души будто камень упал.
Почувствовав на себе тяжелый взгляд, я вскинула голову и натолкнулась на полные ярости глаза Тениэля. Черт, неужто он повесил на меня маячок? Почему ему всегда удается так быстро найти меня?
Улыбнувшись (моя улыбка всегда действовала на Тениэля безотказно, чем я пользовалась без зазрения совести), я отошла от могилы и оказалась в родных объятьях.
- Зачем ты сюда пришла? – крепко прижав меня к себе, прошептал любимый.
- Хочу увидеть маму. – Это не совсем было ложью. Сегодня была годовщина, и я надеялась, что родители придут сюда.
- Глупая, они могут тебя узнать.
- Каждый человек видит только то, что ожидает увидеть, а мое привидение они точно не ждут.
Наверное, боль в голосе заставила Тениэля прижать меня еще сильнее к себе.
- Прости.
- За что?
- Это моя вина.
- Я не сержусь.
- Вот и молодец! – с воодушевлением ответил он, целуя меня в лоб.
Вдруг я почувствовала, как Тениэль увлекает меня вглубь кладбища.
- Они идут, - ответил он на невысказанный вопрос. Я завертела головой, отчаянно пытаясь поймать взглядом посетителей.
- Веди себя спокойно, иначе они почувствуют.
Укрывшись за очередным памятником, муж загородил меня так, чтобы я смогла видеть родителей. Украдкой следя за приближающейся немолодой парой, я отчаянно пыталась найти в них тех, кого покинула десять лет назад. Отец заботливо поддерживал маму под локоть, помогая перебираться через грязь и лужи.
В этой паре я с трудом узнала своих родителей. Горе надломило их. Некогда стройная подтянутая фигура матери сгорбилась под ударом судьбы. Отец выглядел не лучше, его волосы поседели и поредели. Он прихрамывал на левую ногу.
Угрызения совести накатили удушливой волной. В то время как я была счастлива, родители страдали, а я не могла их утешить. Тут отец, словно почувствовав мой взгляд, вскинул на нас глаза, медленно прошелся по мне взглядом, а затем отвернулся.