Путешествие Хамфри Клинкера. Векфильдский священник - Тобайас Смоллет

Последняя война была счастливой эпохой для торговли Глазго. Купцы Глазго рассудили, что их корабли, посылаемые в Америку из северной части Ирландии, сразу выходят в Атлантический океан и идут путем, где каперов немного{112}, и решили страховать друг друга сами, чем сберегли много денег, ибо потеряли мало судов.

К этой части Шотландии, да будет вам известно, я питаю своего рода национальную любовь. Большая церковь, посвященная святому Мунго, река Клайд и кое-что другое, а равно и сходство языка и обычаев с нашими, валлийскими, позволяют мне тешить себя мыслью, что народ здешний происходит от бриттов, которые некогда владели этой страной. Несомненно, было это Камбрийское королевство{113}. Столицей его был Дамбартон (испорченное Данбриттон), который еще и посейчас существует как королевское боро при слиянии рек Клайда и Левена, в десяти милях ниже Глазго. В этих же местах родился святой Патрик, апостол Ирландии, и там посейчас есть церковь и деревня, носящие его имя. Неподалеку отсюда находятся остатки славной римской стены, построенной при Антонине; она тянулась от Клайда до Форта и была укреплена башнями для защиты от вторжения шотландцев, или, иначе, каледонцев, обитавших в горах на западе.

Купцы Глазго задумали провести параллельно этой стене судоходный канал между двумя морскими заливами, каковой канал будет весьма споспешествовать их торговле, ибо поможет им перевозить товары с одного края острова на другой.

Из Глазго мы проехали по Клайду, красивой реке, украшенной по обоим берегам усадьбами, городками и деревнями. Немало здесь также рощ, лугов и хлебных полей, но по сю сторону Глазго почти нет других злаков, кроме овса и ячменя; овес здешний гораздо лучше, а ячмень гораздо хуже, чем в Англии. Дивлюсь я, как мало здесь ржи, а ведь сей злак может расти почти на любой почве; а еще более дивлюсь тому, что совсем не заботятся о разведении картофеля в горной части здешней страны, где беднякам не хватает муки, чтобы запастись ею на всю зиму.

На другом берегу реки находятся города Пезли и Ренфру. Первый был раньше бедной деревней, а стал одним из самых процветающих городов королевства и известен полотняными, батистовыми и шелковыми мануфактурами. Прежде Пезли был славен богатым монастырем монахов Клюни{114}, которые написали прославленную Scoti Chronicon[58] называемую «Черная книга Пезли». Древнее аббатство еще сохранилось по сю пору и обращено в жилой дом, владелец коего граф Дандоналд. Что касается Ренфру, то этот главный город графства стоит на берегу Клайда; принадлежал он роду Стюартов, вследствие чего старший сын короля имел титул барона Ренфру, носимый также и ныне принцем Уэльским.

Реку Клайд мы оставили слева в Данбриттоне, где она расширяется в устье, куда впадает река Левен. Тут находится замок, который назывался прежде Алклюйд, омываемый обеими этими реками со всех сторон, за исключением узкого перешейка, который, однако, затопляется при каждом весеннем разливе. Сей замок весьма достоин внимания не только благодаря диковинной скале, но и благодаря своему местоположению.

Тут мы переправились через реку Левен, которая далеко не так широка, как Клайд, однако более прозрачна и прелестна. Очаровательная эта река течет из озера Ломонд — Лох Ломонд, — протекает по каменистому ложу мили четыре и впадает в устье Клайда у Данбриттона. Недалеко от истока ее на берегу озера стоит дом камеронцев{115}, принадлежащий мистеру Смоллету, так хорошо скрытый в дубовом лесу, что мы увидели его лишь за пятьдесят ярдов от ворот.

Видывал я на своем веку немало озер: Гарда, Альбано, Больсена и Женевское, и, по совести сказать, озеро Ломонд я предпочитаю им всем, ибо на нем как бы плавают зеленеющие острова, которые восхищенному взору кажутся приютами мира и покоя. Берега также не лишены прелести, местами они даже кажутся величественными. По сю сторону они тешат взор прелестным чередованием лесов, пашен и пастбищ; то там, то сям красивые усадьбы точно возникают из вод озера, а вдали виднеются высокие горы, поросшие вереском, который в пору цветения подобен пурпуровому ковру. Все сие красотой своей превыше всякого воображения. Справедливо называют этот край Шотландской Аркадией, и я вполне уверен, что он ни в чем не уступает Аркадии, разве только в климате, что же касается до муравы, вод и лесов, то в этом он ее превосходит.

Что вы скажете, к примеру, о созданном самой природой водоеме, наполненном прозрачной водой миль в тридцать длиной, в ширину до семи миль, а глубиной в шестьсот футов, — водоеме, на коем возвышаются двадцать четыре обитаемых острова, изобилующих красным зверем и покрытых лесами, водоеме, в котором ловится вкуснейшая рыба, как-то: лососи, щуки, форель, окуни, камбала, угри, а также паваны, особого рода пресноводная сельдь, которая только в этом озере водится. И озеро это соединяется с морем через вытекающую из него реку Левен, по которой упомянутые рыбы (исключая павана) заплывают сюда и спускаются в море.

Я посылаю вам маленькую оду сей реке, сочиненную доктором Смоллетом, который родился на берегах ее, милях в двух от того места, откуда я пишу. Сия ода, ежели даже не признавать за ней других достоинств, написана живо и описывает реку весьма точно.

Изображение красивого ландшафта сделано с натуры и отличается правдивостью, что мне нравится куда больше, чем любая пышная выдумка, созданная самым плодовитым воображением.

Хотелось бы мне еще кое-что написать, но письмо мое и так растянулось, и отложу я это до другого раза. Скажу только, что я решил проехать миль на сорок в горы, которые представляются отсюда моему взору как огромные странные призраки в облаках и манят приблизиться к ним всегда вашего

М. Брамбла.

Кэмерон, 28 августа

Вдоль Лёвена бродил когда-то я,И пела о любви свирель моя,И ни один аркадский пастушокО большем счастье помышлять не мог.Поток кристальный! Часто жарким днемПрохладой услаждался отрок в нем.Ничто не затемняет чистых вод,И так приятно слушать, как поетТвоя волна, шепча другой волнеИ омывая камешки на дне.О, сколько рыб пересекает гладь!Их мириады мне не сосчитать:Форель, блистающая чешуей,Лосось, всех затмевающий собой,Вот щука, всем грозящая войной,Серебряных угрей несметный рой.Из озера родимого ты мчишьСвою волну сквозь рощ сосновых тишь,Меж купами белеющих березИ зарослями ярких диких роз.Хотел бы я, чтобы паслись всегдаНа тучных пастбищах твоих стада,Чтоб весело пастушки пели там,А дудочка пастушья — по холмам,Чтоб вера не погасла никогда,Чтоб не иссякли радости труда,И сердцем смелым, смелою рукойХранимы были счастье и покой.

Доктору Льюису

Любезный доктор!

Ежели пришла бы мне охота быть придирчивым, я мог бы сказать, что дом в Кэмероне стоит слишком близко к озеру, ибо лежит оно ярдах в шести-семи от окна. Построить дом можно было повыше, откуда открывался бы лучший вид, и воздух был бы суше; но теперешний владелец купил его уже готовым, не пожелав брать на себя хлопот по исправлению родового своего дома на Бонхилле, расположенного на берегу Левена милях в двух отсюда и окруженного столь густыми деревьями, что его в былые времена называли «Гнездо дроздов».

Над этим домом находится живописное ущелье в горе, покрытой лесом, на дне его протекает чистейший ручей, который, низвергаясь каскадами, устремляется к Левену и являет собой восхитительную картину. Капитан военного корабля, обогнувший земной шар с мистером Энсоном{116}, будучи приведен к сему ущелью, воскликнул: «Черт подери, да это Хуан Фернандес!{117}»

И вправду, страна эта была бы сущим раем, ежели бы, на беду свою, не имела, равно как и Уэльс, сырого климата, коим обе эти страны обязаны близости высоких гор, а также и тому, что они открыты с запада испарениям Атлантического океана. Однако же воздух этот, несмотря на влажность, столь здоров, что здешние жители почти ничем не хворают, кроме оспы да коросты, которая происходит от нечистоплотности, в чем можно попрекнуть простой люд в этом королевстве. Здесь нетрудно сыскать живые памятники долголетия; одного из них я знаю и весьма уважаю, это почтенный друид, доживший до девяноста лет, не хворая, среди дубов, которые он посадил своими руками. Когда-то ему принадлежали эти земли, но, отличаясь духом предприимчивости, он принял участие в различных предприятиях; потерпев неудачу, он вынужден был продать земли, которые с той поры переменили нескольких владельцев; каждый из сих владельцев старался всячески облегчить ему старость. Достатка у него хватает, чтобы иметь все самое необходимое для жизни, и вместе со своей старухой женой он живет в маленьком крестьянском домике и своими руками возделывает свой огород. Престарелая эта чета живет в добром здравии, в мире и согласии и, ни в чем не нуждаясь, наслаждается совершенным довольством.