Миф о Христе. Том II - Артур Древс

наз. «Завещании Иова», которое впервые было опубликовано в 1833 году, в 1897 году Монтегю Родсом Джемсом и Колером было переиздано, а Спитта подверг тщательному исследованию его отношение к новому завету. Джемс первоначально считал это «Завещание Иова» чисто иудейским и дохристианским, однако, впоследствии он пришел к мысли, что оно, должно быть , написано перешедшим в христианство иудеем, так как иначе он не мог себе объяснить поразительные совпадения с новым заветом, которые касаются не только вообще содержания, но отчасти даже буквального сходства в тексте. Колер видит в нем дохристианское произведение, а именно: ессейский мидраш (толкование) на книгу Иова, что, однако, отвергается Спиттой. Осторожный Буссе предполагает «легкую христианскую переработку» иудейского произведения, между тем. как Спитта высказывается за чисто иудейский характер этого замечательного литературного памятника, «одной из иудейских предпосылок христианства, более точное знание которой имеет громадное значение для суждения о самом христианстве и, не менее того, об образе Иисуса». «Здесь, как мне кажется, — пишет он, — можно было бы скорее, чем при чтении эпоса о Гилгамеше или «Дохристианского Иисуса» В. Смита высказать взгляд, что образ Иисуса — дохристианского происхождения», и он отмечает следующие, особенно характерные пункты: «Иов и Иисус оба — царского происхождения; оба оказываются спасителями бедных и скорбящих; оба борются с властью сатаны, и последний тщетно пытается отклонить их от бога; оба вследствие вражды дьявола подвергаются страданиям, презрению и даже смерти; оба избавляются от «nekrotes» (состояния смерти), заслуживают уважение на земле и сидят на престоле одесную бога». Хотя Спитта не забывает привести также и различия между Иовом и Иисусом, но все же считает сходство столь большим, что, по его мнению, этого достаточно «для объяснения, как могло произойти, что образ Иисуса иудейскими писателями невольно был наделен такими чертами, которые принадлежали первоначально образу легенды об Иове».

Что этот образ мог бы сложиться вообще только под влиянием образа Иова, — это такая возможность, которая, конечно, лежит вне поля зрения теологов. И все же оказалось уже столько деталей в евангельском образе Иисуса, обусловливаемых посторонними влияниями, что вряд ли уже можно сказать, что же в нем, собственно говоря, историческое. Впрочем, сами христиане хорошо сознавали сходство их Иисуса с Иовом. Это доказывается посланием Иакова, 5, 10, где читаем: «В пример злострадания и долготерпения возьмите, братия мои, пророков, которые говорили .именем господним. Вот мы ублажаем тех, которые терпели. Вы слышали о терпении Иова и видели конец оного от господа; ибо господь весьма милосерд и сострадателен». Здесь Иисус доставлен на одну доску с Иовом, предполагая, что под «господом» скорее следует понимать Иисуса, а не Яхве-бога, — предположение, которое делается весьма убедительным благодаря указанию на пророков, говоривших «именем господним»[54].

в) Иоанн креститель и крещение Иисуса.

Вейс правильно называет евангелие Марка «продолженной в обратную сторону историей страстей господних». Эта пестрая картина земной жизни Иисуса на самом деле больше, чем простое развитие Павлова тезиса: Иисус сам уничтожил себя и был послушен вплоть до смерти на кресте. Но из Павлова благовестия евангелист, конечно, не мог бы извлечь своего представления (132). Да этого, ведь, Никто еще и не утверждал. А я утверждаю, что пророк Исайя доставил самые существенные черты для «истории» Иисуса и дал для нее общую рамку. И вот здесь-то, а нигде в другом месте, находятся настоящие «столпы подлинно-научной жизни Иисуса». Ибо не только страдания, смерть, воскресение и вознесение, но даже изображение его характера, его деятельности в течение своей земной жизни и его чудесной силы, — все это своим источником имеет слова пророка. Больше того: даже первое выступление Иисуса в связи с Иоанновой проповедью покаяния зиждется на тексте Исайи. Слова, которыми начинается это древнейшее евангелие, составляют также и начало той второй части книги пророка, автор которой, в отличие от более древнего пророка Исайи, обычно называется Второисайей и о котором предполагают, что он написал свое произведение в Вавилоне в последние дни плена. «Глас вопиющего: в пустыне приготовьте путь господу, прямыми сделайте в степи стези богу нашему. Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизится, кривизны выпрямятся, и неровные пути сделаются гладкими. И явится слава господня, и узрит всякая плоть, ибо уста господни изрекли это» (40, 3 — 5).

Евангелие относит эти слова к крестителю, «глашатаю в пустыне», к которому «был глагол божий». Но, ведь, известно, — Марк сам подтверждает это, — что он припоминал слова пророка Малахии, который в третьей главе говорит: «Вот я посылаю ангела (вестника) моего, и он приготовит путь предо мной», и что слова «в пустыне» попали в ненадлежащее место благодаря ошибке в переводе, так как они в действительности не выражают места, откуда раздался зов, а относятся к тому, чтобы приготовили путь в пустыне. Это возбуждает подозрение, как бы также и фигура «предтечи» не выросла из вышеприведенного места пророка, и как бы представление о двойном послании бога к своему народу не возникло из слов Исайи, где в утешительной речи сказано, что Иерусалим за все свои грехи «от руки господней принял вдвое». Да и в словах призыва, с которыми пророк обращается к сердцу Иерусалима, опять-таки звучат идеи благовествования крестителя. «Идет за мною, — говорит креститель в евангелии Марка, — сильнейший меня, у которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви его». А у Исайи читаем: «вот господь бог грядет с силою!», а затем пророк рисует нам силу и величие бога, пред которым все народы и силы земли — ничто, дух которого необыкновенен, сила которого несравнима и который говорит: «Я воздвиг его от севера, и он придет; ют восхода солнца будет призывать имя мое и попирать владык, как грязь, и топтать как горшечник глину». «Лопата его в руке его, и он очистит гумно свое, и соберет пшеницу свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым», — так дополняют слова древнейшего евангелия Матфей и Лука. У Исайи же бог-Яхве говорит Израилю: «Вот, я сделал тебя острым молотилом, новым, зубчатым; ты будешь молотить и растирать горы, и холмы сделаешь как мякину. Ты будешь веять их, и ветер разнесет их, и вихрь развеет их». А в главе 47, 14 написано о язычниках: «Вот они, как солома; огонь сожег их; не избавили души своей от пламени». Это — та речь покаяния и угрозы, которую евангелист влагает в уста крестителя: «Покайтесь, ибо приблизилось царство небесное». Страшный суд пред дверьми!