Черные комиссары - Богдан Сушинский

– Пусть ваши конники, капитан Хромов, – молвил он, – объедут посты и прикажут им на ночь отойти подальше от плавней. И вообще, максимально сгруппируйте своих людей, чтобы избежать ненужных потерь.

– Будет выполнено, комендант.

– Они готовы сложить оружие, – еще издали уведомил Гродова жандарм.

– Вы в самом деле молдаванин? – спросил его капитан Олтяну.

Он действительно был ранен в бедро, передвигался с трудом и в целом выглядел неважно. Перевязка тоже была наложена неуклюже и давно потеряла свою белизну.

– Считайте меня полиглотом. Наши условия вам известны. Солдаты должны сложить оружие у входа в храм и подходить сюда с поднятыми вверх руками. Отсюда вы уведете их в урочище. Начнем с вас. Пистолет положите на надгробную плиту, и отдайте приказ солдатам. А вы, священник, возвращайтесь к своей пастве и передайте, что все молящиеся свободны. Куда они уйдут – в поселок или в урочище – это их выбор.

Пока румыны складывали оружие и под стволами десантников собирались вокруг своего командира, Гродова затребовали из штаба флотилии. Радист расположился метрах в двадцати от кладбища, на свежем пне ивы, у которой на берегу канала была сварганена примитивная скамейка из жердей.

– Вы почему не докладываете обстановку, товарищ капитан? – послышался в наушниках голос контр-адмирала Абрамова.

– Именно это и собирался сделать буквально через десять минут, как только завершу операцию.

– Какую… операцию?

– Принимаю сдачу остатков гарнизона поселка Пардина. Здесь пехотинцы и моряки, общей численностью чуть больше взвода.

– Значит, опять нужен транспорт, чтобы переправить сюда пленных?

– На сей раз пленных не будет, товарищ контр-адмирал.

– Что значит «не будет»?! – насторожился командующий. – Уж не хотите ли вы сказать, что всех их?..

– Они прекратили сопротивление при условии, что отпущу их восвояси. Без оружия, естественно.

– Но они уже пленные.

– Если это нужно для общей численности, мы возьмем других, товарищ контр-адмирал, – с чиновничьей улыбкой на лице заверил его Гродов. – Эти же сдавались под слово чести офицера. Под мое… слово офицерской чести, которое избавляет нас от потерь.

Командующий красноречиво покряхтел и произнес:

– Разве что, разве что… Решайте на месте. Какую территорию вы на данный момент контролируете, капитан? Я стою у карты.

– Теперь уже плацдарм составляет порядка сорока километров в длину, по течению реки, и от трех до пяти километров по ширине.

– И это – без каких-либо преувеличений?

– По самым скромным подсчетам, – не остался в долгу комбат. – Северная граница его – в километре от северного материкового стыка мыса Сату-Ноу, южная – по линии южной оконечности острова Большой Даллер. Притом что сам он, как и два острова севернее его, полностью контролируются нами.

Командующий выдержал паузу, очевидно, необходимую для того, чтобы пометить на карте границы «румынского плацдарма», а затем уже бодрым голосом произнес:

– Час назад командующий флотом признался, что мои сообщения с дунайского участка западной границы – единственный луч света, под которым отдыхает его душа. Мое новое донесение еще больше просветлит его, а заодно и Генштаб.

– Воюем, товарищ контр-адмирал.

– Лично вас, капитан, за десант представляю к медали «За отвагу», а за бои на плацдарме – к ордену Красного Знамени. Многих ваших бойцов тоже отметим по составленным вами и комиссаром спискам, естественно.

– Благодарю за доверие, товарищ командующий. И за неоправданную щедрость.

– Благодарить пока что рано. Как у нас на флоте говорят: «представили – еще не наградили». Хлопотал бы еще и о повышении в звании, но вы свое, капитан, только недавно получили, так ведь?

– Так точно.

– Просьбы к штабу флотилии имеются?

– Подбросить боеприпасов и забрать раненых, переправленных на мыс Сату-Ноу, куда, в штаб десанта, отбудет сейчас ротный комиссар Шатов, исполняющий у нас, в Пардине, обязанности второго батальонного, а точнее, комиссара плацдарма.

– Считайте, что уже решено. Кстати, как вам Шатов в роли комиссара?

– Плохо, когда комиссар – из бывших преподавателей мореходной школы, – продемонстрировал комбат стоявшему рядом Шатову свою характерную жестковато-ироничную ухмылку. – За малейшую провинность отчитывает всех, как курсантов. А в остальном – все по службе…

– Ну, извини, комбат. Для того комиссаров к нам и приставляют, чтобы мы с тобой не зарывались, – добродушно напомнил командующий. – Что еще?

– Надеюсь, что завтра же будет высажен десант в районе Килия-Веке, чтобы сковать южную придунайскую группировку противника. Или же подбросьте мне в подкрепление полк полевых стрелков генерала Егорова, и тогда я ударю с севера.

– Уже готовится десант, повторяю: го-то-вится…

– Так вот, когда уж десант совсем будет готов, прошу, чтобы на причале Пардины один из катеров взял на борт меня со взводом морских пехотинцев. В виде ударной штурмовой группы. В то же время комбат Хромов со своими полевыми стрелками нажмет с севера, отвлекая часть румын на себя.

– Судьбу испытываешь, капитан? – удивился контр-адмирал. – Второй десант подряд? Рисковый ты парень.

– Вы ведь собираетесь бросать под Килию-Веке необученных полевых стрелков Егорова?

– Которых еще дай-то бог выпросить… Кое-кто ведь считает, что при такой общей ситуации на южном направлении прибегать к подобным десантам на вражескую территорию совершенно неоправданно. Мол, излишний риск да растягивание линии фронта.

– Но мы-то уже здесь и отступать не намерены. И коль уж предстоит еще один десант, мои морские пехотинцы-десантники дело свое знают…

По привычке контр-адмирал натужно покряхтел, как делал это всякий раз, когда представал перед каким-то трудным выбором. Ему не хотелось терять батальон Гродова. Командующий знал, что эти морские пехотинцы еще понадобятся ему и здесь, на восточном берегу, и потом, в боях под Аккерманом, Одессой, Очаковом или куда там еще забросит его фронтовая судьба. Но в то же время он понимал, что, если десант под румынской Килией-Веке окажется неудачным, гарнизон мыса тоже можно будет считать обреченным.

– Не возражаю. Твои бойцы уже показали себя, – медлительно как-то проговорил контр-адмирал, – а потому и предложение принимается. В четыре утра в полной готовности твой взвод должен находиться на причале Пардины. Правда, на вторую медаль «За отвагу» не рассчитывай.

– Так ведь не ради медалей воюем, товарищ командующий. И потом, это ведь не последний десант, еще расщедритесь.

24

Когда комбат вернулся на кладбище, старший лейтенант Владыка, самим грозным видом своим наводивший страх на румынских вояк, уже принял капитуляцию всего, как он выразился, «кладбищенского гарнизона». Так и не поверив до конца, что русские отпустят их, румынские солдаты и моряки стояли, опустив головы, и в большинстве своем были похожи не на воинов, решивших покорить всю Восточную Европу, вплоть до Урала, а на переодетых на чью-то потеху пастухов.

– Храм осмотрели? – поинтересовался Гродов.

– Дык, и храм осмотрели, и кладбище прочесали. Все румынские армейцы уже здесь, а часть крестьян ушла в сторону поселка.

– Санитар, – подозвал капитан морского пехотинца с повязкой на рукаве. – Перевяжите румынского офицера. Рану промойте спиртом и сто пятьдесят ему внутрь.

Пока санитар перевязывал капитана Олтяну, усадив его на надгробную плиту, Гродов решил немного поговорить с ним.

– По армейской профессии своей я тоже артиллерист и до недавнего времени командовал батареей тяжелых орудий.

– Под Измаилом? – оживился румын, наблюдая за тем, как санитар распарывает ему брюки и принимается избавлять от старой повязки.

– Под Аккерманом, – лукаво уточнил Дмитрий. – А как вы оказались здесь? Никаких следов батареи в районе Пардины мы, кажется, не обнаруживали.

– Ее здесь и не было.

– Значит, она располагалась около мыса Сату-Ноу?

– Около…

– Так это ваша батарея обстреливала Измаил, Рени, базы наших катеров?..

– И наша тоже. Война, господин капитан, – неожиданно ответил Олтяну по-русски. – Война, только-то и всего…

– Я видел одно из орудий, выведенных из строя, очевидно, во время налета нашей авиации. Это была 176-мм гаубица-пушка.

– Которую, по первым буквам, русские называют «Галиной Петровной». Да, это мое орудие. С двумя такими, по приказу командования, мы стали уходить на юг, сюда, к Пардине. Но одно потеряли во время дуэли с артиллеристами вашего монитора и плавучей батареи, а второе – при попытке уйти из-под обстрела, мои батарейцы утопили в трясине. К тому времени я уже был ранен осколком и оглушен взрывом.