Ричард Длинные Руки – коннетабль - Гай Орловский

За спиной снова пахнуло смертью, я поспешно развернулся. Из-за гребня выметнулось еще несколько зверей, что-то вроде черных пантер, бросились бездумно и с дикой бабьей яростью. Я отступил на шаг, чтобы веревка не стесняла движения, замахал мечом со всей скоростью. Пантера набежала под удар, рукоять слегка дернулась, зверь испустил дикий вой, ну нет у кошачьих благородства волков. Раненая пантера ударилась в прыжке о землю, как мокрая тряпка, и поспешно уползла, оставляя широкий кровавый след.

Веревка снова натянулась, я увидел боковым зрением, что Джильдина погрузилась уже по шею. Пантеры, прижимаясь к земле, начали окружать меня со всех сторон. Морды отвратительные, в глазах женская гнусность, клыки оскалены, недаром человек, способный не испугаться громадной и злой собаки, в ужасе отступает перед разъяренной кошкой.

Одна метнулась, выбрав момент, я дернулся в сторону и подставил меч. Лезвие распороло зверюке левый бок и живот. Внутренности начали вываливаться до того, как пантера коснулась земли. Она завопила в ярости и ужасе, ударилась о землю и тоже отползла, волоча кишки.

Я услышал задыхающийся голос:

– Раненые опаснее!..

– Знаю, – ответил я. – Не дергайтесь, девушка.

Еще одна попыталась прыгнуть сзади, как она полагала, на спину и перекусить мне шею. Я ждал, давая ей возможность, и она напоролась на стальной клинок, как жаба на спицу. Я торопливо стряхнул под ноги и пинками, не переставая следить за другими, отодвинул в сторону.

Что хорошо в кошачьих, все индивидуалисты. Волки бы стаей, а у кошачьих для кооперации не хватает ума. Что и хорошо, иначе изначально такая мощь смела бы с лица земли еще дикое человечество.

– Держись! – крикнула Джильдина. – Отступят…

Я уловил в ее голосе отчаяние, скосил глаза, она задирает подбородок, раскинула руки, стараясь держаться на плаву. Я попытался сделать шаг вперед, веревка потянула назад. Ощущение такое, что тащу бегемота, зыбучая земля не желает расставаться с добычей. Пантеры не отступали, лишь сильнее прижались к земле, готовые к прыжку.

Меч мой блещет синеватыми искрами, глаза гигантских кошек то и дело поворачиваются в орбитах, отслеживая его движения. Я напрягся, сумел сделать шажок и зафиксировал ноги в новой позиции. Одна из кошек прыгнула. Я не сумел шатнуться в сторону, туго натянутый канат лишь дернул назад, и острые когти разодрали плечо.

Жуткий крик оглушил, я поспешно стряхнул бешено бьющееся тело с острия. Еще одна кошка бросилась, уловив удачный момент. Я хотел отступить, но канат потащил с такой силой, что я упал на спину. Черное тело пронеслось надо мной, я поспешно вскочил. Две страшные рожи с оскаленными зубами приближаются стремительно, лезвие заблистало на солнце, я двигался на пределе, веревка провисла, и два кошачьих тела рухнули на камни, брызгая кровью.

Я уперся в грунт, жилы трещат от натуги, едкий пот выжигает глаза, но продвинулся на полшага. За спиной шум, рев, я не оглядывался, в зыбучем песке одна кошка загрызет другую, понятно, кто кого, я пыхтел и выставлял перед собой меч. Пантер осталось трое, брачный период у них, что ли, охотятся же поодиночке. Кто у них тут самец, я заорал и замахнулся мечом.

Они попятились, но все так же прижимались к земле брюхами и готовились к прыжку. Я крикнул, не поворачивая головы:

– Ты как там?

Донесся задыхающийся голос:

– Еще немного…

– Цела?

– Да…

Ноги подламываются, в глазах красная пелена, а жилы трещат от натуги. Я заставил себя сделать другой полушаг, меч в вытянутой руке поочередно вытягиваю к кошкам, целясь в глаза, и все трое начали отползать, морды злобные, в глазах разочарование.

Вдруг одна прыгнула, но не на меня, а на первую из раненых. Та только вздрогнула, пыталась приподняться на слабых лапах, однако мощные зубы впились чуть ниже затылка и то ли прокусили позвоночный столб, то ли перервали главный нерв. Раненая пантера распласталась и больше не двигалась.

Все три начали с урчанием рвать ее мясо, настоящее женское отношение к себе подобной, а та раненая, что могла еще ползти, задвигалась чаще. За нею оставался широкий кровавый след, волочились внутренности.

Я перевел дух, затем задержал дыхание и, напрягши мышцы, медленно пошел вперед, наклонившись, как бурлак на Волге, почти до земли. Веревка дрожит, как туго натянутая струна, я сделал еще шаг, еще… тащить стало легче.

Обернувшись, я увидел, что выволок из трясины не Джильдину, а огромную глыбу быстро застывающей глины, если это глина. Голова богатырши торчит с задранным подбородком и оттопыренной, как у тапира, нижней губой.

– Ни… че… го себе, – прохрипел я, в глазах кровавые кольца, – сама… сможешь?

Ее шепот был едва слышен:

– Помоги… руки…

– Иду…

Я доковылял до нее, жадно хватая горячий воздух широко раскрытым ртом. Во внутренностях еще горячее, ухватился одной рукой за быстро покрывающийся твердой корочкой выступ, рванул на себя. Затрещало, глыба пошатнулась. Я оглянулся на пантер, рвут несчастную, в нашу сторону даже не оглядываются. Был соблазн убрать меч и схватиться обеими руками, но если вдруг бросятся к нам, то могу не успеть. Я так и потянул одной рукой, затрещало, за глыбой тянется липкое, словно выдираю муху из меда.

Оторвав наконец и отшвырнув целый пласт, я взялся за другой. В глубине началось шевеление, вздулся горб, я рассмотрел облепленный толстым слоем клея кулак. Он продавливался наружу, словно медленно поднимающийся из глубин болота пузырь воздуха.

Я перевел дыхание, обернулся на визг. Кошки разодрали первую раненую, прыгнули на другую. Та отчаянно визжала, но уже не сопротивлялась.

Лицо Джильдины покраснело от натуги, глаза едва не вылезают из орбит. Из клейкой массы продавилась наружу облепленная липкой гадостью рука. Я вздохнул с облегчением и повернулся к пантерам. Разорвав и вторую, они наконец насытились, лениво слизывали кровь с лап.

– Пошли вон! – заорал я и, подобрав камень, швырнул изо всех сил.

Камень ударил одну в бок, пантера взвизгнула, подскочила и, повернув голову, уставилась в меня с великим изумлением.

– Мало? – спросил я.

Я воткнул перед собой меч и снял с плеча лук. Пантера попятилась, затем развернулась и унеслась тяжелыми прыжками. Грациозность подрастерялась из-за отвисающего живота. Остальные скрылись почти незаметно, без шороха и протестующих воплей.

Я убрал лук на место, меч вытащил и, осмотрев, бросил в ножны. Джильдина высвободила руку, всю облепленную клеевидной массой, торопливо отрывала уже застывшие куски над местом, где должна находиться вторая рука. Я вспрыгнул на большой камень, через гребень видно, как пантеры все еще уносятся неторопливыми прыжками.