Cинтез йоги - Шри Ауробиндо

Часто мы видим, что это стремление к личному спасению преодолевается другим притяжением, которое также принадлежит к более высокой стороне нашей природы и которое указывает на тот существенный характер действия, которого должна придерживаться освобожденная душа. Это то, что подразумевается в великой легенде об Амитабха Будде, который повернул назад, когда его душа находилась на пороге Нирваны, и дал клятву никогда не переступать его, пока хоть одно существо пребывает в скорби и Неведении. Это то, что подчёркнуто в возвышенных стихах Бхагавата Пураны, "Я не желаю ни высшего состояния со всеми его восемью сиддхи, ни прекращения цепи рождений; дозволь мне принять горе всех существ, которые страдают, и войти в них, чтобы освободить их от печали". Это воодушевило на замечательные строки письма Свами Вивекананду. "Я потерял всякое желание своего спасения", — писал великий Ведантист, — "пусть возрождаюсь я снова и снова, и страдаю тысячью, несчастий, чтобы я мог поклоняться единственному существующему Богу, единственному Богу, в которого я верю, тотальной сумме всех душ, — и превыше всех, мой Бог порочный, мой Бог несчастный, мой Бог бедняк всех рас, всех народов, является особым предметом моего поклонения. Ему, который является высоким и низким, святым и грешником, богом и червяком, Ему поклоняйтесь, видимому, познаваемому, реальному, вездесущему; сокрушите всех других идолов. В ком нет ни прошлой жизни, ни будущего рождения, ни смерти, ни ухода, ни прихода, в ком мы всегда пребывали и всегда будем едины, Ему поклоняйтесь; сокрушите всех других идолов".

В последних двух предложениях содержится в действительности вся суть вопроса. Истинное спасение или истинная свобода от цепи возрождения заключается не в отказе от земной жизни или в индивидуальном уходе в результате духовного самоуничтожения, подобно тому, как истинное отречение заключается не в простом физическом устранении от семьи и общества; это есть внутреннее отождествление с Божественным, в котором нет ограничений прошлой жизни и будущего рождения, но вместо этого вечное существование нерожденной Души. Тот, кто внутренне свободен даже действуя, ничего не делает, говорит Гита; ибо это Природа действует в нём под руководством Господина Природы. В равной мере, даже если он сто раз облекается в тело, он свободен от любой цепи рождений или механического колеса существования, поскольку он живет в нерожденном и бессмертном духе, а не в жизни тела. Поэтому привязанность к избежанию возрождения (рождения вновь) является одним из идолов, который, кто бы его ни придерживался, Садхакой интегральной Йоги должен быть уничтожен и отброшен. Ибо эта Йога не ограничивается реализацией индивидуальной душой Трансцендентного за пределами всего мира; она охватывает также реализацию Вселенского, "тотальную сумму всех душ", и поэтому не может ограничиться движением к личному спасению и уходу. Даже в своём превосхождении космических ограничений он всё же продолжает быть единым со всем в Боге; для него остается божественная работа в мире.

Эта работа не может фиксироваться или определяться каким-либо умственным законом или человеческим стандартом; ибо его сознание ушло от человеческого закона и ограничений и перешло в божественную свободу, из под управления внешним и переходящим к самоуправлению внутренним и вечным, от связывающих форм конечного к свободному самоопределению Бесконечного. "Как бы он ни жил, и ни действовал", — говорит Гита, — "он живет и действует во Мне". Законы, которые установлены человеческим интеллектом, не могут быть применены к освобожденной душе, — такой не может быть судим по внешним критериям и испытаниям, которые предписываются их ментальными ассоциациями и предубеждениями; он находится за пределами узкой юрисдикции этих склонных ошибаться трибуналов. Не имеет значения, носит ли он одеяние аскета или живет полной жизнью главы семьи; проводит ли он свои дни в, как говорят, святых трудах, или в многосторонней мирской деятельности; посвящает ли он себя непосредственно тому, чтобы вести людей к Свету как Будда, Христос или Шанкара, или управляет царствами как Янака, или предстаёт перед людьми, как Шри Кришна, политиком или полководцем; что он ест или пьет; каковы его привычки или занятия; терпит ли он поражение или имеет успех; является ли его труд конструктивным или разрушительным; поддерживает ли он или восстанавливает старый порядок, или трудится, чтобы создать новый; общается ли он с такими, которых люди уважают, или с теми, которых людское чувство превосходства в добродетельности отвергает или порицает; оправдывают ли его современники его жизнь и поступки, или проклинают его как сбивающего людей с пути и возбудителя религиозных, моральных или общественных ересей. Им не руководят суждения людей или законы, установленные невеждами; он послушен внутреннему голосу и движим невидимой Силой. Его истинная жизнь внутри, и ее описанием является то, что он живет, движется и действует в Боге, в Божественном, в Бесконечном.

Но если его действиями не руководит внешнее правило, то он руководствуется одним правилом, которое не является внешним; оно диктуется не личным желанием или целью, но будет частью сознательной и в конечном счете хорошо организованной, потому что самоорганизованной, божественной деятельности в мире. Гита утверждает, что деятельность освобожденного человека должна направляться не желанием, но должна быть направлена на поддержание вселенной, ее управления, руководства, импульсов, сохранения на пути, который ей предназначен. Это предписание [обычно] трактуется в том смысле, что раз вселенная, будучи иллюзией, в которой должно пребывать большинство людей, поскольку они не способны к освобождению, то внешне он должен действовать так, чтобы сохранять в них привязанность к их обычной работе, возложенной на них общественным законом. Если бы это было так, то это было бы плохим и мелким правилом, и каждое благородное сердце отвергло бы его, чтобы лучше следовать божественной клятве Амитабха Будды, возвышенной молитве Бхагавата, страстному устремлению Вивекананды. Но если мы предпочли точку зрения, что мир является божественно управляемым движением Природы, проявляющейся в человеке в направлении Бога, и что это тот самый труд, которым, как объявляет в Гите Господь, он вечно занят, хотя не существует ничего, что бы он не имел или мог ещё иметь, тогда это великое указание приобретает глубокий и истинный смысл. Участвовать в этой божественной работе, жить для Бога в мире будет являться правилом для Кармайогина; жить для Бога в мире и поэтому действовать так, чтобы Божественное могло всё больше и больше проявлять себя, а мир двигаться вперед любым путем его таинственного паломничества и становиться ближе к божественному идеалу.

Как он будет делать это, каким путем это осуществить — не может быть решено посредством общего правила. Оно должно развиться или определиться изнутри; решение лежит между Богом и нашим я, Верховным Я и индивидуальным я, которое является орудием этого труда; даже ещё до освобождения, именно из внутреннего я, как только мы начинаем сознавать его, исходит санкция, духовно определённый выбор. Точно также изнутри должно прийти знание работы, которую надлежит совершить. Нет такой особенной работы, закона, или формы, или внешне установленного, или неизменного вида или способа труда, который можно было бы определить как присущий освобожденному существу. Фраза, использованная в Гите для выражения этой работы, которая должна быть выполнена, в действительности истолкована в том смысле, что мы должны выполнять свой долг независимо от его результатов. Но это понимание рождено Европейской культурой, которая скорее этична, чем духовна, и скорее внешняя, чем глубоко внутренняя по своим концепциям. Не существует общего понятия долга; мы имеем только обязанности, часто конфликтующие между собой, они определяются нашим окружением, нашими общественными отношениями, нашим внешним статусом в жизни. Они имеют большую ценность в воспитании нашей незрелой моральной природы и создании стандарта, который препятствует действию эгоистических желаний. Уже было отмечено, что пока ищущий лишён внутреннего света, то ему необходимо руководствоваться тем лучшим светом, которым он располагает, при этом долг, принцип, причина — среди прочих стандартов, которые он может временно создавать и придерживаться их. Но при всём том, обязанности суть внешние вещи, не относящиеся к ткани души, и не могут служить конечной нормой действия на этом пути. Долг солдата сражаться, когда ему приказано, даже стрелять в своих знакомых и родных; но такой стандарт или подобный ему не может быть навязан освобожденному человеку. С другой стороны, любить или проявлять сострадание, повиноваться высшей истине нашего бытия, следовать повелению Божественного не есть обязанности; это закон природы, когда она поднимается к Божественному, излияние действия из состояния души, высокая реальность духа. Деятельность освобожденного исполнителя работ должна быть именно таким излиянием из души; она должна приходить к нему или исходить из него как естественный результат его духовного единства с Божественным, а не быть сформированной путем назидательного конструирования ментальной мысли и воли, практического рассудка или общественного мнения. В обычной жизни руководством является выработанное личностью, обществом или традицией правило, стандарт или идеал; как только начинается духовный путь, это должно быть заменено внутренним и внешним правилом или образом жизни, необходимым для нашей самодисциплины, освобождения и совершенствования, жизненным порядком, соответствующим тому пути, по которому мы идём, или к этому должно быть присоединено воздействие того, кто признан [нами] духовным пастырем и господином. Гуру, или же предписания Руководителя внутри нас. Но на последней стадии душевной бесконечности и свободы все внешние нормы заменяются или откладываются в сторону, и остается только спонтанное и интегральное подчинение Божественному, с которым мы объединены, и активность, спонтанно осуществляющая интегральную духовную истину нашего бытия и природы.