Месть за победу — новая война - Анатолий Уткин

По оценке американского исследователя И. Катбертсона, «восприятие мира на двух сторонах Атлантики разнится друг от друга в поразительной степени. Внутренние трения и конкурирующие экономические интересы могут эскалировать слишком быстро и потопить под собой партнерство»[395]. Многолетний наблюдатель американо–европейских перипетий У. Пфафф (живущий в Париже) полагает, что «различие интересов, а не прихоть вызовут на протяжении грядущих десятилетий постоянно углубляющееся соперничество между Европой и Соединенными Штатами, конкурентное стремление укрепить свое экономическое и политическое влияние в остальном мире»[396]. 24 % американцев считают Западную Европу критической угрозой себе[397].

Дрейф Европы в автономном от США плавании пройдет, видимо, ту промежуточную стадию, когда на основе партнерства более консолидированного Европейского союза с США западноевропейский «столп» обретет необходимую прочность. Подлинное определение Западной Европой отличного от американского «политического лица» произойдет тогда, когда все три «гранда» европейской политики — Германия, Франция и Британия — найдут основу для координации своих курсов, для совместных действий, для отчетливо выраженных совместных оборонных усилий. Видимым шагом в этом направлении было бы создание чего–то вроде трехстороннего европейского директората. Это ослабило бы страх Франции перед большой Германией и опасения Берлина в отношении новой Антанты. Только в этом случае объединительная тенденция возобладала бы над тысячелетней тенденцией внутриевропейской розни.

Следует сказать, что ситуация в начале нового века несколько напоминает ту, которая предшествовала Первой мировой войне: все более определяющая свое главенство Германия и нестабильная, социально–политически неопределившаяся Россия, клубок противоречий на Балканах, неспособность Британии и Франции выступить с единых позиций. Чешский президент В. Гавел указывает на главную слабость региона: «В современной Европе отсутствует общий набор идей, отсутствует воображение, отсутствует щедрость… Европа не представляется достигшей подлинного и глубокого смысла ответственности за себя»[398]. При этом лидер региона Германия в случае «второсортности» своего военного статуса согласится скорее на зависимость от далеких Соединенных Штатов, предпочитая ее зависимости от близких зарейнских и ламаншских соседей.

Пока ни одно из правительств крупных западноевропейских стран не берет сегодня на себя инициативу возглавить региональную группировку и повести ее вперед. Германия даже при Шредере не рискует напугать остальных европейцев, Британия даже при Блэре боится показаться слишком проамериканской, Франция не чувствует необходимой силы и достаточной поддержки малых стран. Наиболее существенный общий проект — Европейский валютный союз — важен сам по себе (и по своим последствиям), но даже его реализация не дает оснований говорить о «едином голосе», паневропейской дисциплине, возникновении главенствующей идеологии.

Фундаментальной важности фактор: там, где дело касается европейской экономики, где затронут интерес западноевропейцев в успешном функционировании их валюты, независимости их индустрии, безопасности их инвестиций, мирового уровня их технологии, безопасности и расширения их торговых потоков, вперед — на первый план в европейских столицах — выходит энергичная национальная самозащита. Общий рынок и общая валюта гарантируют то, что западноевропейцы в XXI веке будут координировать свои усилия — и уж определенно в отношениях с Соединенными Штатами. Как резюмирует де Сантис, «реальностью является то, что Европа не может контролировать свою политическую судьбу, одновременно оставаясь зависимой в военной отрасли от Соединенных Штатов, равно как Соединенные Штаты не могут ожидать от своих союзников больших оборонных обязательств, осуществляя одновременно политическую гегемонию над ними. В отсутствие глобальной военной угрозы такие противоречивые цели постепенно подточат межатлантические связи. Как только валютный союз обозначит европейские глобальные экономические параметры, это немедленно скажется на трансформации трансатлантических обязательств в сфере безопасности. Европейский валютный союз даст импульс европейской интеграции и в конечном счете приведет к общей внешней и военной политике»[399].

Таит потенциал отчуждения битва ЕС против американских сельскохозяйственных культур, подверженных генетической обработке (GM).

ТРИ СЦЕНАРИЯ

Три сценария видятся реалистичными для развития событий в глобализирующемся XXI веке.

Первый — замедление и фактическое прекращение процесса расширения Европейского союза. «Европейцы (за периодическим исключением французов), почти как японцы, стремятся присоединиться к поезду развития высокотехнологичного производства, ведомому в будущее Соединенными Штатами. Они не проявляют желания возвысить себя до положения «равных соперников» Соединенных Штатов»[400]. ЕС отказывается от амбиций достижения равных с США позиций.

В случае реализации первого сценария полностью проявляет себя то обстоятельство, что отсутствие восточной угрозы ослабляет движение к европейскому единству. Ослабление интеграции повлечет за собой утрату европейского интереса к глобальной (совместной) политике. Как предрекает англичанин С. Пирсон, «к 2004 году общий европейский военный бюджет упадет до уровня в две трети американского военного бюджета. Пятнадцать лет мирного дивиденда и мирового расстройства приведут к тому, что США станут в военном смысле доминирующей и технически наиболее передовой военной державой в мире, несопоставимой ни с кем в мировой истории»[401].

Это ослабление лишает и американцев особого интереса овладеть рычагами контроля над европейским развитием. В случае краха политики расширения ЕС последует ослабление американского вовлечения в европейские дела, заглавную роль сыграет изоляционизм американского конгресса. В целом американцы считают неудачу позитивной эволюции ЕС негативным поворотом событий; сама концепция диктуемой Западом системы безопасности и мировой роли Запада окажется под ударом.

Второй сценарий — процесс расширения Европейского союза продолжается, но идет с крайними трудностями — Европа превращается в структуру со многими уровнями (различные скорости интеграции), где поступательное движение сохраняется фактически лишь на верхнем уровне. Даже в этом случае избежать противоречий между двумя берегами Атлантики будет весьма сложно. Можно смело предсказать проявления сугубо культурных различий как на уровне элит, так и в контактах населения обоих регионов, результатом чего будет постепенное взаимоотчуждение двух регионов. И в этом случае ЕС будет роковым образом ослаблен в проведении глобальной политики. Но не откажется от достижения этой цели абсолютно.

Второй сценарий — случай ослабления сближения стран ЕС между собой — Соединенные Штаты будут активнее поддерживать проатлантические силы в Европе, в значительной степени стимулировать различие скоростей (и направленности интеграционного процесса). В этом случае некий союз равных уходит за исторический горизонт. В США оживут схемы союза англоговорящих стран — проявится стремление использовать дружественность и солидарность Британии. Но это же может вызвать антиамериканское ожесточение германо–французского «остова» ЕС.

Третий сценарий — Европа, несмотря на все трудности, превращается фактически в централизованную державу, способную отстаивать свои позиции в мире, осознающую, что она — единственный реальный и возможный соперник Соединенных Штатов (если речь идет об историческом пространстве в три или четыре десятилетия). Ее экономика сохранит сравнимые с американскими размеры (увеличивающиеся по мере приема новых членов), ее технология будет находиться на сравнимом с американским уровне, ее дипломатические традиции позволят ей успешно маневрировать в хаотическом мире. В ее состав будут продолжать входить две ядерные державы со значительным запасом ядерного оружия и софистичными средствами доставки. В ее распоряжении будут значительные обычные вооруженные силы, экипированные почти на американском уровне и имеющие опыт взаимодействия друг с другом[402].

При реализации третьего сценария — формирование фактически нового огромного европейского государства — ЕС возобладает на континенте, а роль США резко ослабнет. Брюссель увидит мировые горизонты. Этот, третий, вариант развития беспокоит США более всего. Это кратчайший путь лишиться гегемонии. Столкновение интересов может быть купировано лишь появлением третьей, враждебной всему Западу силы. Или хладнокровным разделом мира на зоны влияния. Или стимуляцией раскола среди европейцев — ведь любая гегемония прежде всего стремится divide et impera.