Темный аншлаг - Кристофер Фаулер

– Полагаю, Брайант промолчал о том, кого собирается арестовывать?

– Он не хотел никому заранее говорить. – Бидл, прихрамывая, шел впереди. – Велел передать вам, что на этот раз никакой мифологии. Сказал, ему нужна наша помощь, поскольку речь идет не об одном человеке.

– Что ты имеешь в виду?

Бидл пожал плечами:

– Сказал, их двое.

Артур Брайант проверил пуговицы на ярко-красном жилете и развязал шарф. Фортрайт должна была поставить несколько констеблей в зрительном зале. Если события примут опасный оборот, они быстро придут на подмогу.

Он снова проверил часы. Больше ошибок быть не должно. Он взял себя в руки, уверенно направившись к окошку билетной кассы. Постучал по стеклу, и звук разнесся по зловеще пустынному фойе.

Элспет Уинтер тут же выглянула из окошка. В руках она держала свою черепаху Нижинского.

– А, это ты, Артур.

– Могу я поговорить с тобой, Элспет?

– Конечно. – Она грустно улыбнулась и опустила черепаху в коробку. – Послушай, Артур, я знаю, что ты собираешься мне сказать, и польщена твоим вниманием, но вряд ли у нас что-нибудь получится.

В какой-то момент Брайант впал в замешательство. Он пришел к ней совсем по иному вопросу.

– Я думал, тебе было одиноко. – И, увидев выражение ее лица, понял, что выбрал неудачное слово.

– Что бы ты там ни думал, что бы у нас ни было общего, я не… Хочу сказать, я не такая свободная птица, как ты. Я не могу отсюда уйти.

– Я догадался.

– Нет. Я хочу сказать, что на самом деле не могу уйти.

– Элспет, мне нужно поговорить с тобой о Джен Петрович.

– А, понимаю. – Он уловил облегчение в ее голосе. – Ты нашел ее?

– Нет, но меня осенило, где она находится. – Брайант старался говорить индифферентным тоном.

– Неужели? И где же? Она в безопасности?

– С ней все в порядке. Она в Дублине.

– В Дублине? Не понимаю.

– Петрович расхотела играть в спектакле, но по условиям контракта не могла его прервать, поэтому кто-то присоветовал ей, как обыграть свое исчезновение. Ведь это была ты, так ведь?

У нее устало опустились плечи, и она закрыла лицо руками. В какой-то момент он решил, что она вот-вот заплачет.

– Я знаю правду, Элспет. Извини. Я говорил с Филлис, ее соседкой по квартире. Она сказала, что Джен виделась с тобой. В тот момент она не придала этому значения, поскольку Джен сказала ей, что ты работаешь в театре.

Уинтер подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза.

– Я просто предположила, что на фоне всех этих убийств скрыться не так трудно. Сказала ей, что это лишь театральный трюк, вот и все. Разбей окно, порежь палец и оставь каплю крови, и все решат, что в «Паласе» появилась еще одна жертва. Она венгерская еврейка, Артур. Родители ждут ее в Ирландии, откуда вся семья готовится перебраться в Америку. Ей страшно хотелось соединиться со своими.

– Но тебе-то зачем это понадобилось? – поинтересовался Брайант. – Зачем было давать полиции еще один повод для беспокойства? – Он неумолимо смотрел ей в глаза, и в этот момент она догадалась, что он все знает. – Я никого никогда не арестовывал, Элспет. Боюсь, ты станешь первой. Понимаешь, на этот раз я уверен, что не ошибся. Уверен, что это ты.

– Артур, пожалуйста…

– Я знаю, что всю свою жизнь ты провела в театре, – спокойно произнес Брайант. – Растила его и сама о себе заботилась. Не виню тебя за желание стать свободной. Но чтобы этого достичь, ты выбрала неверный путь.

Она отперла дверь в кассу и очень аккуратно прикрыла ее за собой.

– Значит, ты действительно знаешь.

– Второй запасный выход, – объяснил он. – Дверь не закрашена, просто заперта на замок. Никому не приходило в голову ее проверить. Ты сказала Стэну, что она закрашена, и он всем это повторял. Я знал, раз ее можно открыть, значит, у кого-то должен быть ключ. Я нашел его в коробке для черепахи.

– Итак, ты отпер дверь и обнаружил комнату. Интересно, можно ли присесть. – Она огляделась вокруг, скрестив на груди руки.

– Конечно. – Брайант проводил ее к маленькому алькову, где стояла обитая бархатом банкетка.

– Я думала, мы в безопасности, – объяснила Элспет. – Здание такое огромное, вот в чем все дело. Никто не догадывался, что он в нем живет. О, пара девушек сидела с ним, когда он был ребенком, но все они поувольнялись. Я даже не поняла, что беременна, Артур. Мне было пятнадцать лет. Никто не учил меня жизни. Болезненный половой акт на две минуты в темной гримерке с человеком, лица которого я даже не видела под слоем отвратительного театрального грима. Я обезумела от страха. Спектакль сошел со сцены, и он тоже пропал. Я родила так же, как бабушка, – прямо здесь, в театре. Разница заключалась в том, что я была не замужем. Мне не к кому было обратиться за помощью.

На ее лице отразилось безграничное страдание.

– Я понимала, что растить мальчика придется одной. Мне бы не позволили остаться в моем жилище в моем положении. Это был респектабельный пансион. Поэтому я переехала с ним сюда. Никто не догадывался, да и как они могли бы догадаться? Ведь целые этажи пустовали. Так я нашла кладовую за запасным выходом. Мы там спали и были довольно счастливы. Мой мальчик не капризничал. Он был просто золото. Некоторым служащим я доверяла. Все они уходили. Постановки менялись, как это водится. А нам по-прежнему ничего не светило, кроме съемного жилья. Появилось так много бездомных. Люди спали даже в парках. Здесь нам было лучше. Потом мой мальчик стал показывать свой нрав. Он слишком много времени провел в одиночестве. У него что-то случилось с головой.

– А чего ты ждала? – спросил Брайант. – Невозможно держать ребенка взаперти, за пределами реального мира, лишив его света и друзей, какой бы большой любовью ты его ни окружила.

Похоже, Элспет его не слушала.

– Понимаешь, он вечно развлекался с костюмами и реквизитом. Примерял маски. Особенно ему нравились греческие, но комическая маска разбилась, и осталась трагическая. Так получилось, что я не смогла ее у него отнять. Казалось, в ней он чувствовал себя счастливее. Мы вместе завтракали, и я оставляла его играть или спать, пока была на работе, все как всегда. Но он все чаще и чаще ее надевал. Я пыталась делать вид, что это нормально. Потом он заболел, стал вести себя странно, и в конце концов я ее у него отобрала. – Она щелкнула суставом пальца, на глаза навернулись слезы. – Сначала я не могла ее снять. Он порезался, понимаешь, и в рану попала инфекция. Маска была из папье-маше. Она отсырела от постоянного соприкосновения с лицом. И начала гнить. И с его лицом случилось что-то ужасное. Я, как могла, его лечила, но остались жуткие рубцы. Обращаться к врачу было слишком поздно. Я понимала, что меня отправят в тюрьму. Мой бедный мальчик! Шрамы засохли, кожа натянулась. Он стал напоминать мне ветеранов Первой мировой войны, тех, кто горел заживо, кто стоит на углах улиц и торгует спичками. Не знала, что делать. И решила, что самое время покинуть это место. Оно превратилось в нашу тюрьму. Но когда я собралась уйти…

– То обнаружила, что уйти не можешь.

– Выйдя за дверь, я не могла сделать ни шагу. – Она встряхнула головой, чтобы избавиться от воспоминаний. – Смотрела на небо, и меня тошнило. Мне приходилось садиться на ступеньки, чтобы прийти в себя. Солнце жгло глаза. Машины, движение, шум. Я не знала, что этому состоянию есть название.

– Боязнь открытого пространства. Это совсем неудивительно, учитывая, сколько времени ты провела в этом полутемном здании.

– Потом началась война. Светомаскировки. Все стихло. Все вокруг погрузилось во тьму. С каждой новой постановкой я все сильнее ощущала на себе давление, оно преследовало меня по всему зданию, как живое существо, провоцируя выйти наружу. Впервые за семнадцать лет я попыталась выйти из «Паласа», и мне стало очень плохо. Все спускались в бомбоубежища. Бомбардировщики пролетали над головой, но люди продолжали прятаться. Ты решишь, что это странно, но все выглядело так мирно, – грустно прошептала она. – Затем звучал сигнал отбоя воздушной тревоги, и люди снова выходили на улицы. Но света не было. Я сознавала, что если вообще хочу покинуть «Палас» и вернуться во внешний мир, то должна буду сделать это в ближайшем будущем, до того, как закончится война и всюду снова зажжется свет. – Она умоляюще взглянула на Брайанта. – Но у меня не хватало смелости. Как я могла уйти? Приступили к новой постановке, я никогда не пропускала ни одной, ни разу в жизни никого не подвела. Начались репетиции, они на меня надеялись. Заменить меня было некем. Я единственная, кто знает, где что находится. Конечно же, есть Стэн Лоу, он здесь так же долго, как и я, но он любитель выпить, театр может загореться, а он и не заметит. Пока спектакль идет на сцене, я должна оставаться здесь.

– И ты решила сорвать постановку.

– Так решил мой мальчик, Тодд. Я назвала его именем Тодда Слоутера, исполнителя главной роли в спектакле «Мария Мартен, или Убийства в красной конюшне». В нем участвовал его отец. Тодд быстро рос. Ему нравилась Таня Капистрания, он наблюдал за кулисами, как она упражнялась. Мне показалось, он может попытаться совершить что-то жестокое, что-то страшное. Решила, что история может повториться, если я чего-нибудь не предприму, что он станет похож на отца, а я не смогу его проконтролировать. Сейчас я уже не могу с ним справиться. Ему семнадцать. Он всегда ускользает во время сигналов воздушной тревоги, под покровом ночи, пока никого нет на улицах. Я не хотела, чтобы Таню изнасиловали и она забеременела от чудовища, – я решила, если она умрет, разразится скандал. Театр прикроют, и мне придется уйти. Меня вынудят уйти. Лишь таким путем я могла покинуть это место.