Хроники Артура - Бернард Корнуэлл

Она говорила страстно, вся подалась вперед, а я вдруг почувствовал, как скулы мне раздвигает протяжный, сладостный зевок. Нимуэ заметила мои усилия скрыть усталость.

— Тебе надо поспать, — мягко сказала она.

— Нет, — встрепенулся я.

— Ты спал прошлой ночью?

— Немного.

На самом деле я всю ночь просидел у двери хижины, преодолевая дрему и прислушиваясь к мышиному шороху на тростниковой крыше.

— Тогда отправляйся в постель немедленно, — твердо сказала она, — и оставь меня одну поразмышлять.

Я был таким усталым, что едва мог раздеться, но наконец свалился на папоротниковую подстилку и заснул мертвым сном. Это был действительно глубокий и сильный сон, какой бывает после победного сражения, когда не тревожат кошмары и не мучают видения смертей, кровавых ударов мечей и копий. Я спал крепко, и, когда Нимуэ пришла ко мне посреди ночи, я поначалу думал, что это сон, но, пробудившись, почувствовал прохладную кожу ее прижавшегося ко мне обнаженного тела.

— Все хорошо, Дерфель, — прошептала она, — засыпай. И я опять погрузился в сон, сжимая ее худенькое тело. Нас разбудило прекрасное утро Лугназада. В моей жизни изредка случались мгновения чистого счастья, и это был именно такой день. Бывают времена, когда любовь сливается с жизнью, когда боги желают сделать нас наивными до глупости, и нет ничего слаще наивной простоты Лугназада. Солнечные лучи пробивались сквозь сплетения цветов нашего шалаша, а мы любили друг друга и после горячего слияния играли, как дети, плескались в ручье, а я нырял, пускал пузыри и с радостью слышал беззаботный смех Нимуэ. Между ивами мелькал многоцветный, как радужный сон, зимородок. Кругом было безлюдно, лишь проехали по ту сторону ручья два всадника с соколами на запястьях. Нас они не заметили, потому что мы лежали тихо и видели, как один из охотничьих соколов сбил с ног цаплю, что считается добрым знаком. Весь этот прекрасный день Нимуэ и я провели в любви, но ни словом не обмолвились о будущем. Мы не могли его разделить, ибо судьба наша с Нимуэ была раздельной. Ее будущее шло по тропам богов, а меня боги не наделили этим даром.

Был момент, когда Нимуэ порывалась уйти с этой тропы. Вечером, на исходе Лугназада, когда длинные тени деревьев легли на западные склоны, она лежала, свернувшись в моих руках, под кровлей шалаша и без умолку говорила о том, что могло бы у нас быть. О маленьком домике, клочке земли, о детях и небольшом стаде.

— Мы можем отправиться в Кернов, — мечтательно проговорила она. — Мерлин всегда утверждал, что Кернов — благословенное место. Саксы туда не доберутся.

— Ирландия, — сказал я, — еще дальше.

Я почувствовал, как она, отклонившись от моей груди, покачала головой.

— Ирландия проклята.

— Почему? — спросил я.

— Они владели Сокровищами Британии, — ответила она, — и не уберегли их.

Мне не хотелось сейчас говорить ни о Сокровищах Британии, ни о богах, ни о чем другом, что могло бы испортить ощущение счастья, украсть радость этих мгновений.

— Тогда отправляемся в Кернов, — согласился я.

— Маленький домик, — медленно проговорила она и стала перечислять все, что должно быть в нем: — Кувшины, сковородки, вертела, тонкие ткани для просеивания зерна, кадки из тиса, серпы для жатвы, жнейки, веретено, моталки для пряжи, сеть для ловли лосося, бочка, очаг, кровать.

Интересно, мечтала ли она об этих вещах в той сырой, холодной пещере на Острове?

— И никаких саксов, — продолжала она, — и христиан тоже. Может быть, нам направиться на острова в Западном море? На острова за Керновом? В Лионесс? — Она словно бы ласкала голосом любимое название. — Любить и лениться в Лионессе, — добавила она, рассмеявшись.

— Ты смеешься?

Она лежала некоторое время молча, потом пожала плечами.

— Да, Лионесс — для другой жизни.

Нимуэ вдруг помрачнела, и мне даже померещился в гуще листвы издевательский смешок Мерлина. Мечта угасла, как слабый проблеск солнца в сумрачный день. Мы застыли в неподвижности, созерцая густеющие тени. Два лебедя летели над долиной, устремляясь к высеченному в известняковом склоне холма изображению бога Сукеллоса, повернутого лицом к северу от земли Гиллад. Сэнсам хотел уничтожить этого бесстыдного идола мужской оплодотворяющей силы, но Гвиневера не позволила, хотя и не противилась постройке маленького святилища у подножия этого холма. У меня была тайная мечта, разбогатев, купить эту землю, чтобы остановить христиан, защитить от них прекрасное изображение божества.

— Где Сэнсам? — спросила Нимуэ, которая, казалось, читала мои мысли.

— Он теперь покровитель священного терновника.

— Пусть в него воткнется ядовитый шип, — мстительно процедила Нимуэ. Она вывернулась из моих рук и села, подтягивая одеяло к шее. — У Гундлеуса сегодня помолвка?

— Да.

— Не жить ему, не радовать невесту, — гневно сказала она скорее с надеждой, чем с уверенностью.

— Он будет жить, если Артур не сможет разбить его армию, — тихо проговорил я.

И на следующий день, казалось, растаяли навсегда все надежды на нашу победу. Я готовился к работе в поле. Гкллад вострил серпы и прибивал гвоздями деревянные молотильные цепы к кожаным петлям, когда в Дурноварию прибыл гонец из Дурокобривиса. Из города вести принес Исса, и новости его были ужасными. Элла нарушил договор. Накануне Лугназада орды саксов осадили крепость Герайнта и взяли ее штурмом. Принц Герайнт был мертв, Дурокобривис пал, а младший союзник Думнонии, принц Мериадок из Стронг Гора, бежал, и его владения стали частью Ллогра. Теперь, имея перед собой армию Горфиддида, Артур вынужден был обороняться и от саксов. Думнония была обречена.

Нимуэ с высокомерным презрением отнеслась к моим страхам.

— Боги не позволят этой игре закончиться так бесславно и быстро, — уверенно заявила она.

— В таком случае пусть боги наполнят нашу сокровищницу, — резко ответил я. — Нам не устоять против Горфиддида и Эллы одновременно. Остается или купить, или погибнуть.

— Неразумные пекутся о деньгах, — фыркнула Нимуэ.

— Тогда молись богам за неразумных, — рассердился я, потому что именно о деньгах и беспокоился.

— В Думнонии есть деньги, если они так уж тебе нужны, — беспечно ответила Нимуэ.

— Деньги Гвиневеры? — Я с сомнением покачал головой. — Их Артур трогать не станет.

В то время никто из нас и не представлял, каким огромным было сокровище, вывезенное Ланселотом из Инис Требса. Этих богатств могло с избытком хватить на подкуп Эллы, но король-изгнанник Беноика их хорошо припрятал.

— Нет, не золото Гвиневеры, — сказала Нимуэ и поведала мне, где можно добыть ту кровавую плату, что мы должны отдать за мир с саксами.

Почему я не подумал об этом раньше? Стоило попробовать, хотя слишком уж велика была цена Эллы. Время у нас было: людям Эллы потребуется не меньше недели, чтобы протрезветь после грабежей и попоек в Дурокобривисе.

Я повел Нимуэ к Артуру. Лионесс так и остался мечтой. Не будет ни ткани для просеивания зерна, ни мирной кровати у моря. Мерлин отправился на север спасать Британию. Теперь настала очередь Нимуэ явить свою волшебную силу здесь, на юге. Нам предстояло купить мир с саксами. Позади лопотал летний ручей и увядали цветы Лугназада.

* * *

Артур со своим отрядом двинулся на север в сторону Фосс Вей. Шестьдесят всадников, закованных в кожу и железо, отправлялись на войну. С ними были и шестеро моих копьеносцев. Остальными предводительствовал Ланваль, бывший начальник стражи Гвиневеры, которая вдруг оказалась в полной власти Ланселота: он стал считаться защитником всех высокородных жителей Дурноварии. Галахад с основным моим отрядом двинулся в Гвент. Нужно было торопиться, чтобы уйти от Эллы до сбора урожая. Я шел с Артуром и Нимуэ. Она была еще слишком слаба для такого похода, но удержать ее я не смог. Прошло два дня после Лугназада, а мы все шли и шли, и тревожным предзнаменованием висело над нами затянутое тяжелыми тучами небо.

Всадники со своими конюшими и нагруженными оружием и припасами мулами, копьеносцы Ланваля ждали нас в Фосс Вейе. Артур двинулся через земляную насыпь к Инис Видрину. Нимуэ и я пошли с ним в сопровождении моих шестерых копьеносцев. Странно было вновь оказаться под сенью вершины Тора, где Гвилиддин заново отстроил дом Мерлина, и корона Тора выглядела так, будто и не было того страшного дня, когда мы с Нимуэ спасались от ярости Гундлеуса. Даже башня высилась, как и прежде. Мне было интересно узнать, есть ли в ней та самая комната снов и мечтаний, где неслышный шепот богов наполнял душу спящего волшебника.

Но мы устремлялись не на Тор, а к храму Священного Терновника. Пятеро моих людей остались за воротами святилища, а Артур, Нимуэ и я вошли в огороженное пространство. Лицо Нимуэ было скрыто глубоко надвинутым капюшоном. Сэнсам поспешил встретить нас. Для человека, который оказался в немилости после поднятого им в Дурноварии бунта, он выглядел прекрасно. Сэнсам растолстел, был облачен в новую черную сутану, наполовину скрытую щедро вышитой золотыми крестами и серебряными веточками терновника мантией. На груди у него висел тяжелый золотой крест на массивной золотой цепи, а шею украшал литой золотой торквес. Его мышиное личико с ежиком волос вокруг сиявшей тонзуры все превратилось в подобие улыбки.