Батарея - Богдан Сушинский

– Только на батарее мне следует оставаться до последнего часа ее существования. Уже сейчас линия фронта приближается, и возникает реальная угроза прорыва врага на наши позиции, с полным окружением. Оставить гарнизон в такой ситуации я не смогу.

– Решение правильное, офицерское. Если вопрос с десантным батальоном встанет ребром, формировать начнем без тебя, как и в ситуации с отрядом «Дельта».

Полковник выдержал небольшую паузу, во время которой комбат уже решил было, что разговор окончен, однако трубка вновь ожила:

– Слух пошел, что ты наведывался в полевой госпиталь под Новой Дофиновкой.

– От вас, оказывается, ничего не скроешь.

– А зачем тебе что-либо скрывать от Бекетова? – прорезались в голосе полковника явственные восточные интонации. – Ты от врага скрывай, а Бекетов тебе не враг.

– Раненых привозил.

– После рейда в тыл врага, на булдынскую дамбу? Знаю, не оправдывайся. Но ведь о самом рейде опять же от других узнавать приходится. Это разве порядок?

– Так ведь к контрразведке эта операция никакого отношения вроде бы не имеет.

– А вот на сей раз сама постановка вопроса у тебя в корне неправильная, Гродов. Ни одна твоя операция, ни один твой рейд к контрразведке, согласен, отношения не имеет, но сама контрразведка, Гродов, имеет отношение к любой из проводимых тобой операций. И не только твоих. Но мы отвлеклись. С Риммой Верниковой ты уже познакомился…

– В самых общих чертах… – Комбат почти не сомневался, что полковнику прекрасно известно в пределах каких таких «самых общих понятий» происходило их с Риммой знакомство на берегу моря. Однако приличие следовало соблюсти.

– И теперь уже имеешь некоторое представление о жизни и происхождении этой женщины.

– Опять же в самых общих…

– Так вот, много на эту тему распространяться не буду. Скажу только, что меня многое связывает с ее отцом.

– Уже знаю.

– В таком случае знай и то, что знакомством с этой женщиной я как бы прошу у тебя прощения за другое знакомство, которое по странной случайности тоже было связано со мной. Ты знаешь, о ком идет речь.

Комбат понимал, что речь идет о баронессе Валерии, но понимал и то, что полковник предпочитает не называть ее имени.

– Несложно догадаться.

– Так вот, мое заочное участие в твоем знакомстве с доктором Верниковой следует воспринимать как самое дружеское: «Прошу прощения за баронессу. Не думал, что так все получится, что будет происходить именно так…»

– Ваше извинение по этому поводу, товарищ полковник, принимается с благодарностью.

Положив трубку, Гродов еще с минуту смотрел на нее, размышляя о странностях судьбы, которая когда-то свела его с Бекетовым.

Мог ли комбат предположить, что его знакомство с этим человеком продлится столь долго и получит такое развитие? На самом деле «извинение» полковника, в ходе которого он признался в заочном знакомстве его с доктором Верниковой, на реальные отношения к ней никакого влияния иметь уже не могло. Все, что он способен был знать о тайном союзе доктора с полковником, он узнал от самой Риммы. А вот в будущем… В будущем он мог постоянно ощущать моральную ответственность перед Бекетовым за чистоту и мудрость своих отношений с этой женщиной.

– Товарищ капитан, – послышался голос дежурного связиста по переговорному устройству, – на связи командир погранполка Всеволодов.

«Ну вот, – внутренне как-то содрогнулся Гродов, – сидя здесь, в подземном каземате, ты разволновался по поводу своего и доктора Верниковой будущего, по поводу предстоящей моральной ответственности перед Бекетовым, совершенно забыв при этом, что там, наверху, все еще полыхает война и до этого „будущего“ еще нужно дожить».

– Комбат, поддержи огнем! – без какого-либо вступления прокричал командир пограничников. – У меня в батальонах по половине состава осталось, а до трети тех, кто в строю, ранены. И если сейчас…

– Ситуация мне ясна, – жестко прервал его капитан. – Кого и где бить будем?

– Две роты румын при поддержке пяти танков – в первом эшелоне, и приблизительно столько же немцев – во втором. Причем по дамбе небольшими группами передвигаются кавалеристы, накапливаясь у восточного стыка с материком. Большими группами уже не идут, научены вашими пушкарями. Кавалеристы, очевидно, будут нацелены на прорыв, с кавалерийским рейдом по тылам.

Пока Всеволодов изощрялся в красноречии, Гродов успел подать по внутренней связи команду «Батарея – к бою!», причем касалась она и главного калибра, и «сорокапяток», и тогда уже обратился к полковнику погранвойск:

– Сейчас телефонист свяжет ваших наблюдателей с огневым взводом береговой батареи. Моя полевая батарея тоже будет подключена. И еще: у меня в резерве есть броневик, сейчас он выдвинется в сторону Григорьевки, на пространство между Николаевским шоссе и морем. Пусть вас не пугает, что на бортах его румынские эмблемы.

– Это вы о «Королевском кошмаре», капитан? Знаю, уже наслышаны.

– Через пять минут открываем огонь, корректировка за вами.

Как только все три батареи – береговая, полевая и минометная – открыли ураганный огонь по закреплявшейся на побережье группе вражеских войск, Гродов сел в броневик, экипаж которого уже был в полном сборе, взял на борт еще шестерых десантников из числа батарейной охраны и под огненным зонтом собственных орудий пошел на выручку пограничникам.

Очевидно, кое-какие уроки из предыдущих обстрелов румынские офицеры все же пытались извлекать. Как только начался артналет главного калибра, кавалерия тут же спешилась, а пехотинцы, вместо того чтобы, как обычно, убегать в сторону дамбы, начали рассредоточиваться вдоль кромки лимана и даже бросаться в сторону линии окопов, помня при этом, что в штыковые атаки пограничники поднимаются редко, предпочитая упорное сопротивление в окопах. К тому же близко к передовой моряки-артиллеристы класть мощные снаряды боятся, дабы не поражать осколками своих же.

Остававшиеся в строю два танка противника прорвать линию обороны пограничников так и не сумели, поскольку их подбили уже во время атаки, но под прикрытием брони уцелевшие после артналета кавалеристы и пехотинцы все же сумели преодолеть окопы и по ложбине, пролегавшей южнее шоссе, выйти на тыловой простор. Но тут навстречу им вырвался из-за прибрежного холма «Королевский кошмар». Ворвавшись в самую гущу группы прорыва, «бронебойщики» в течение нескольких минут буквально растерзали ее пулеметно-автоматным огнем и гранатными ударами, а рассредоточившиеся вдоль шоссе десантники вступили в перестрелку с теми, кто еще уцелел. Этой заминкой и воспользовалась резервная полурота полка, ждавшая своего часа в укрытии возле крайней деревенской усадьбы.

Предоставив уцелевших врагов своему десанту и пограничникам, Гродов ринулся по шоссе в сторону дамбы, по которой начали переброску подразделений немцы. Его броневик уже сумел очистить склон возвышенности, с которой спускалось шоссе, и подступы к самой дамбе… Дальше продвигаться стало слишком опасно, поскольку легко можно было оказаться в плену.

– Пробнев, задний ход в сторону моря! Отходим по кромке залива!

– Может, еще метров двадцать потесним их, командир?! – ударился в лихачество Жодин.

– Отходим! – буквально прорычал комбат, нутром чувствуя надвигавшуюся смертельную опасность. – Слушать приказ!

– Пограничники вон поднялись в контратаку! – сообщил ефрейтор Солохин, который вместе с красноармейцем Сизовым вел огонь из просвета между полураздвинутыми задними створками, «подбирая» тех из румын, кто уцелел между стволами двух пулеметов.

– Самое время подняться, пока мы здесь! – одобрил их действия Гродов. – Другого такого случая не представится.

Но как раз в ту минуту, когда, казалось, основная масса солдат противника была выкошена огнем броневика или же панически отступала по обочинам перемычки, из ближайшей воронки в пятящийся броневик полетела противотанковая граната. Взрыв оказался такой силы, что он чуть было не сбросил съезжавшую к морской кромке машину с дамбы. Прежде чем выяснить последствия его, комбат, не обращая внимания на разбитую во время этого сотрясения голову, успел открыть верхний люк и метнуть гранату в воронку.

– Ты жив, сержант?!

– Я то, кажись, пока еще жив, – словно при зубной боли, простонал Жодин, – но водитель погиб. Пробнев наш, комбат… Осколками иссечен. К тому же передок весь развернуло, причем вместе с мотором.

– Все из машины, через задний выход! – приказал Гродов. – Солохин и Сизов, прикрываете отход в сторону моря. Все – вон! Сержант, вести огонь можешь? – спросил он Жодина, пулеметными очередями прикрывая контратакующих пограничников, которые уже ворвались на дамбу.

– Пулемет искорежен.

– Тогда выбирайся.

Последнюю роль, которая выпала «Королевскому кошмару», он сыграл в виде прикрытия, за которым скопилась передовая группа атакующих пограничников. «…И вроде бы неплохие солдаты, эти „погранцы“, – подумалось капитану, продолжавшему держать на расстоянии всю уцелевшую румынскую рать, – но все-таки это тебе не морская пехота. Лихости нет, азарта, нацеленности на рукопашный бой, куража, наконец».