Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало - Олег Айрапетов

Одну дивизию и бригаду с трудом удалось собрать во Львове, Р. Брудерман и его начальник штаба Боог считали большую часть своих войск небоеспособными: славянские полки – по причине русофильской пропаганды, а ландверные, ландштурменные и маршевые части были ненадежны, их солдаты и офицеры не имели боевого опыта и после первых столкновений часто бежали, увлекая за собой других546. Австрийское командование сталкивалось на полях Галиции примерно с теми же проблемами со своими резервистами, что и русское – на сопках Маньчжурии. В результате было принято решение об оставлении Львова. 21 августа (3 сентября) передовые части 9-го корпуса 3-й армии начали занимать покинутые австрийцами форты внешнего обвода обороны Львова. Повсюду были вывешены белые флаги, крупные орудия стояли без прислуги. На входивших в город ранним утром 3 сентября русских солдат с балконов летели цветы и приветствия547.

Мэр столицы Восточной Галиции вручил ключи от города начальнику 42-й пехотной дивизии генерал-лейтенанту В. П. Роде. Тот немедленно сообщил командиру 9-го армейского корпуса генералу Д. Г Щербачеву, а он, в свою очередь, изумил этим известием штаб 3-й армии, никак не ожидавший такой новости. Н. В. Рузский поначалу отказался поверить в донесение об этом успехе548. Его штаб явно переоценил значение львовских укреплений для австрийцев. Немногим лучше обстояло дело и в 8-й армии. Если верить А. А. Брусилову, офицеры его штаба опросили русинов, идущих со стороны Львова, о наличии там войск, и узнав о том, что город пуст, первые въехали в столицу Восточной Галиции549. На самом деле вместе с В. П. Роде в город въехал офицер Генерального штаба для поручений при командующем 8-й армией полковник граф Д. Ф. Гейден. Львовяне радушно встречали русские войска, доброжелательность исходила даже от поляков. Купив конфет в магазине на рыночной площади, Д. Ф. Гейден отправился в штаб А. А. Брусилова, где вручил свою покупку в качестве доказательства того, что город взят. Ему тоже сначала не поверили550.

22 августа (4 сентября) во Львов прибыл Д. Г. Щербачев. «Пройдя по городу, – вспоминал он, – я увидел полный порядок и мирную обстановку, по главной улице много щегольских экипажей и дам, магазины открыты, и только обозы напоминали о войне. Местные жители заявляли, что просили австрийские войска скорее уйти, так как русские все равно возьмут Львов и сопротивление только отразится на городе»551. Итак, этот важнейший транспортный и административный пункт достаточно неожиданно для русского командования был оставлен противником без боя552. Интересно, что Н. В. Рузский, получивший за этот город два Георгиевских креста, отказался подписать наградные листы на 9-й корпус, считая, что награждать не за что: «Ведь это не бой, а просто военная прогулка»553. «Только после «взятия» Львова… Рузский повернул свой фронт и принял вместе с Брусиловым всю тяжесть боев отступавшей австрийской армии, которая, скользя своим левым флангом по их армиям, правый увела», – записал в своем дневнике 1 октября 1915 г. М. К. Лемке554. Формулировка исчерпывающая, и, как мне кажется, авторство ее принадлежит не самому М. К. Лемке, а одному из офицеров Ставки.

Уходя, австрийцы бросили большое количество имущества. В городе были захвачены значительные трофеи, из которых самыми важными для русской армии в сложившейся ситуации были 30 локомотивов и значительное количество подвижного состава, что позволяло активнее использовать австрийскую железнодорожную колею, не перешивая ее под русский стандарт555. По свидетельству А. А. Брусилова, за все время Галицийской битвы русские войска могли использовать только те паровозы и вагоны, которые были захвачены у противника556. Впрочем, вскоре русские инженеры нашли простой и оригинальный способ приспособления русского подвижного состава на австрийских железных дорогах557. Что касается трофеев собственно военного имущества, то после приведения их в порядок, большая часть через Румынию была отправлена сербам558. Нельзя не отметить, что переход в русские руки важнейшего культурного и транспортного центра Восточной Галиции, каким был Львов, имел не только стратегическое, но и весьма важное моральное значение.

Победа в Галицийской операции позволила значительно поднять авторитет Ставки. После успеха под Гумбиненом в тылу ожидали новых победных реляций. Еще 11 (24) августа «Утро России» назвало победу под этим городом и последующее взятие Инстербурга решающими для сражения за Восточную Пруссию: «В стратегическом отношении победа дает нам возможность выровнять фронт на германской границе. Наши войска после этой победы уже подходят в Восточную Пруссию по меридиану Варшавы. В моральном отношении эта победа, благодаря которой германская армия находится в полном отступлении за р. Ангерап, важна потому, что впечатление, произведенное ею на немцев, очень велико. Мы наступаем»559. «Таким образом, – утверждали в тот же день «Биржевые ведомости», – жестоким пятидневным боем и искусным маневром наши войска стремятся достигнуть занятия всей Восточной Пруссии – этой страны, представляющей собой почти одну сплошную крепость, на которую германский Генеральный штаб возлагал столько надежд»560.

12 (25) августа штаб главковерха сообщал: «На восточно-прусском фронте германские войска в полном отступлении за реку Ангерап. Переправа через эту реку у Даркнена в наших руках. К западу от Мазурских озер 9 августа наши войска заняли города Иоганнисбург, Ортельсбург и Вилленберг. По сведениям, 10 августа наши войска заняли город Сольдау, жители которого бежали. Нейденбург очищен германскими войсками и подожжен ими. Значительные силы неприятеля, занимавшие этот район, отходят в северном направлении. Отступление противника продолжается на всем фронте»561. Сообщение Ставки за следующий день гласило: «На Восточно-Прусском театре германская армия отступала от Гумбинена форсированными переходами, причем часть ее собирается к крепости Кёнигсберг. Заблаговременно подготовленная и укрепленная позиция на реке Ангерап брошена противником без боя. Дороги за рекой Ангерап усеяны патронами, бризантными гранатами и мешками, брошенными германскими войсками для ускорения отступления»562.

15 (28) августа «Русские ведомости» заявили о том, что под Гумбиненом были разбиты 3–4 корпуса противника и в ближайшее время следует ожидать занятия всей Восточной Пруссии: «События на Восточно-Прусском театре войны развертываются с очень большой быстротой, и главную задачу наших войск в этом районе можно считать уже выполненной»563. В тот же день «Утро России» писало о том, что падение этой германской провинции «составляет вопрос лишь нескольких дней»564. Со своей стороны, Ставка сообщила о взятии после тяжелых и упорных боев 15 (28) августа Сольдау, Алленштейна и Бишофсбурга565. Общественность откликнулась на это обсуждением характера будущих действий русской армии против Кёнигсберга: эксперты сходились на том, что крепость не будет подвергнута осаде и штурму ввиду солидности ее укреплений, и предвидели блокаду восточнопрусской твердыни566. 16 (29) августа штаб главковерха вновь известил страну о хороших новостях: «В боях в Восточной Пруссии принимают участие гарнизоны крепостей Торна и Грауденца с многочисленной тяжелой артиллерией. Наше наступление на этом фронте продолжается»567.

Естественно, уровень ожиданий дальнейших успехов после таких новостей был весьма высок. Но уже 19 августа (1 сентября) Ставка издала официальное сообщение о поражении в Восточной Пруссии: «Вследствие накопившихся подкреплений, стянутых со всего фронта благодаря широко развитой сети железных дорог, превосходные силы германцев обрушились на наши силы, около двух корпусов, подвергшихся самому сильному обстрелу тяжелой артиллерии, от которой мы понесли большие потери. По имеющимся сведениям, войска дрались геройски. Генералы Самсонов, Мартос, Пестич и некоторые чины штаба погибли. Для парирования этого прискорбного события принимаются с полной энергией и настойчивостью все необходимые меры. Верховный главнокомандующий продолжает твердо верить, что Бог поможет их успешно выполнить»568. Об окружении ничего не говорилось, крупные потери объяснялись калибром и дальнобойностью артиллерии противника569.

Из сообщения Ставки даже нельзя было сделать вывод, где произошли эти события. В русской прессе возникли предположения, что она имело место в юго-западной части Восточной Пруссии, куда легче было подвезти по железным дорогам крепостную артиллерию. Ясно было одно – произошло нечто серьезное570. Эта новость, естественно, произвела весьма тяжелое впечатление на фронте571, впрочем, и в тылу было не лучше. «Обстановка боя, во время которого произошла катастрофа, повлекшая за собой смерть генералов Самсонова, Мартоса и Пестича, – сообщало «Утро России», – до сих пор остается невыясненной, хотя вся Россия жаждет знать подробности. За отсутствием последних обычно родятся всевозможные слухи, не имеющие решительно никакой цены. Из осведомленных кругов передают, что, несмотря на понесенные потери, наше положение в Восточной Пруссии продолжает оставаться прочным. Два корпуса, подвергшиеся обстрелу тяжелыми орудиями германцев (по-видимому, взятыми из крепостей Торна и Грауденца), пострадали только от артиллерийского боя, который происходил на дальнем (не менее 7 верст) расстоянии»572.