Чеченский излом. Дневники и воспоминания - Геннадий Трошев

Безусловно, это было правильно, потому что общеполковой праздник и офицерское застолье, как ни парадоксально звучит, исключают пьянство. Наоборот, пьянство процветает там, где пьют втихаря — в каптерках, канцеляриях и казарменных сушилках. Или взять такую многоплановую проблему, как офицерское собрание. До его прихода эти собрания действовали от случая к случаю. Казанцев их расшевелил, заставил работать на оздоровление атмосферы в коллективах. Это было очень актуально в конце 1996-го, да и в последующие годы: в войсках очень болезненно переживали драму первой чеченской войны, бегство из республики после «Хасавюртского пакта».

Меня, не хочу скрывать, поначалу поражали резкие контрасты характера Казанцева. Заботясь о нормальной морально-психологической обстановке в частях округа, он был порой и первым же ее возмутителем. Его грубость с подчиненными временами заходила за «критические отметки». Стучал по столу кулаком так, что подскакивали телефонные аппараты, а крепкий мат не глушили даже дубовые двери кабинета. И ожидавшие в приемной офицеры начинали бледнеть еще до встречи с генералом. Такой стиль общения, даже при всей «крутизне» нынешних нравов, некоторые просто не могли перенести (его ближайшие заместители, вначале генерал А. Потапов, а затем и генерал Б. Дюков, написали рапорты и перевелись из округа). Увеличилось количество инфарктов у офицеров.

Когда Казанцев однажды «наехал» на меня, я не выдержал: «Если вы будете разговаривать со мной в таком тоне, я буду отвечать тем же…»

С тех пор грубости со мной он не допускал, хотя с другими по-прежнему срывался. Спасало одно: все знали, что командующий делает это без всякого зла, нет в нем мстительности. Да, мог нашуметь, обругать, но тут же, как ни в чем не бывало, по-дружески хлопал по плечу. Он был как климат в Забайкалье — резко-континентальный: изнуряющая жара днем и леденящий холод ночью. Вспыльчивый, но быстро отходит.

Зачастую эти качества проявлялись там, где требовались особая выдержка, хладнокровие. Когда боевики из Чечни прорвались на Новолакском направлении, в один из моментов Казанцев проявил нетерпение. Было это в день, когда федералы атаковали высоту с ретранслятором. Командующий торопил, гнал подразделения вперед, не дождавшись поддержки авиации. В результате четкого взаимодействия не получилось. Удар с воздуха чуть запоздал. Пошли неоправданные потери…

Так было и когда я руководил войсками в Кадарской зоне. Казанцев все торопил, требовал в считанные дни покончить с ваххабитским анклавом Дагестана. Я, конечно, возмущался и отвечал, что мне на месте виднее: невозможно одной-двумя атаками разрушить мощную (годами создаваемую) систему обороны в Карамахи и Чабанмахи. Здесь требуется методичная и неспешная работа. Но за нашими радиопререканиями не было каких-то глубинных разногласий. Так, рабочий момент, нормальное явление. Это все равно что пожелание пассажира таксисту ехать быстрее. Но ведь и у водителя свои резоны — светофоры, дорожные знаки, ГИБДД…

Меня удивило поначалу, что в те трагические дни ваххабитской агрессии А. Квашнин не стал отзывать командующего из отпуска: «Пусть догуливает». Подумалось: как же так? Там настоящая война, а начальник Генштаба дает указание командующему войсками округа сидеть дома, греться на солнышке — мол, обойдемся без тебя. Ерунда какая-то получается… Однако, прокрутив в памяти основные события последних двух лет, я, кажется, догадался, в чем причина. Видимо, А. Квашнин углядел в Казанцеве сильное миротворческое начало, способное помешать жестким действиям в откровенно навязываемой нам войне. Желание Казанцева избежать обострения ситуации в Чечне могло обернуться в августе 1999-го пассивностью и примиренческой позицией. Хотя кто знает, что там было на самом деле? В конце концов Квашнин приказал ему прервать отпуск и вылететь в Дагестан. И в Ботлихе, и в Новолаке Казанцев руководил действиями войск решительно, хотя порой неоправданно жестко.

Впоследствии, когда Казанцев руководил Объединенной группировкой войск в Чечне, он сумел столь же решительно преодолеть мучительный «синдром Чечни». Например, когда возникли сложности со взятием Грозного в декабре 1999 года и наверху вздумали заменить генерала В. Булгакова (проводившего операцию), он уперся: нет, только Булгаков должен брать Грозный, ему просто нужно помочь. Он убедил в этом начальника Генштаба и, в конечном счете, оказался прав.

Казанцев тогда был удостоен высокой награды Родины. Не к нему одному пришла военная слава в дни контртеррористической операции. Но где много славы, там, увы, много и тщеславия, а это создало поле притяжения для интриганов, которые используют человеческие слабости ради достижения своих корыстных целей.

Не буду скрывать, уже к весне 2000 года нас с Казанцевым стали стравливать. Например, когда решался вопрос о назначении Виктора Германовича полпредом Президента, а меня вместо него — командующим ОГВ, а затем и командующим войсками СКВО, появились шептуны.

— А знаете, Геннадий Николаевич, что Казанцев пообещал ходатайствовать о вашем назначении, а в Москве называл другую фамилию?.. Он ведет двойную игру…

Мне передавали, что Виктор Германович плохо относился к моим военным успехам, к дружбе с некоторыми региональными лидерами северокавказских республик, краев и областей. Короче, ему плели что-то про меня, мне — про него. Казалось бы, глупость: плюнуть и позабыть. Но беда в том, что эти интриги не прошли бесследно. Помню, у Казанцева был день рождения. Меня, его боевого соратника, его правую руку на войне, посадили где-то на задворках огромного стола и два часа (!) не давали слова для поздравления (конечно же, с его подачи). Я все понял, обиделся и ушел, не попрощавшись.

Мы не раз пытались объясниться. «Ну, давайте спокойно разберемся, — пробовал я снять напряженность. — Разве я вам враг, в чем мой интерес, зачем мне подрывать ваш авторитет?» Вроде бы шли на мировую, но червячок недоверия все же точил душу. Я очень болезненно переживал появление этой трещины в нашем в общем-то монолитном сотрудничестве, пытался понять, в чем причина. Одной из самых достоверных версий мне казалась следующая: появилась группа генералов-героев, популярных в армии и в народе и обладающих определенной политической силой. А вдруг, объединившись вокруг большой единой цели, станут этаким «Южным декабристским обществом», опасным для властей предержащих. Жив был еще страх после выступлений покойного генерала Л. Рохлина, который ополчился на Кремль и призывал свой волгоградский армейский корпус к «походу на Москву». Но Рохлин был такой один, созданное им Движение в поддержку армии (ДПА) не пошло за лидером. А этих много (Казанцев, Трошев, Шаманов, Булгаков и другие), они — победители, они решительны и храбры… За ними не то что армия — весь народ пойдет.