Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы - Чарльз Брокден Браун

ваши уста, оскверненные этим ненавистным именем! Не для того я преодолел тысячи миль, чтобы снова услышать его. Этот безумец здесь? Вы пересекались с ним? Он все еще ползает по земле? Несчастный, так вы сказали?! Неблагодарный мерзавец, не имеющий себе равных! Какой гнусной ложью он тут вас потчевал? Да еще, похоже, посмел произносить священные имена Юфимии Лоример и Кларисы?

– Так и есть; но мне показалось, что он говорил правду…

– Правду?! Подлец! Правда лишь подтвердила бы, что он чудовище, дьявол… ни в одном языке мира нет подходящего определения для него! Он называл себя несчастным? Ну, конечно, жертва несправедливости! Безвинный страдалец! Что ж, давайте поведайте мне! Какими байками он вас одурачил?

– Нет! Это была исповедь, перечень преступлений и несчастий, виновником и жертвой которых он стал. Вы не знаете всех причин, всего ужаса…

– Его деяния чудовищны, гореть ему в аду! А побуждения безнравственны и омерзительны. Признаваться в собственных позорных прегрешениях, выставляя себя в невыгодном свете, не в его интересах. Уверен, что он не рассказал вам, как и с какой целью прокрался ночью в спальню своей госпожи, женщины, чье великодушие и благородство, добродетель и благотворительность поражали всех окружающих, женщины, которая воспитала его, вытащила из грязи, обеспечила этому негодяю достаток, дала образование и возможность познать бесценное счастье любви, не требуя взамен ничего, кроме благодарности и достойного поведения. Не рассказал, как отплатил он этой святой женщине за доброту и участие, как жестоко прервал ее безмятежный сон, направив кинжал ей в грудь. И не было возможности ни скрыться, ни объясниться, ни уклониться. А та, кого он хотел лишить жизни, в чьей постели той ночью спала другая, стояла рядом, видела занесенное для удара оружие и слышала признание убийцы, чуть ли не гордившегося своим бесчеловечным поступком. Неудивительно, что от такого потрясения у нее случился обморок и она долго была без сознания. Мерзавец воспользовался этим, чтобы сбежать. И теперь прячется от правосудия, прекрасно понимая, что вина его безмерна. От вас он столь шокирующую правду, разумеется, лицемерно утаил, сочинив взамен лживые небылицы.

– Нет. Из списка его многочисленных прегрешений лицемерие можно исключить. Все сказанное вами мне уже известно: он был беспощаден к себе в своей исповеди. А госпожу буквально боготворил, восхищался ее добродетелями и все время повторял, как безгранично благодарен ей. О покушении на жизнь вашей жены я тоже знаю. Да, он желал и пытался ее убить.

– Как? Он и это вам рассказал?

– Он рассказал мне все. Сожалею! Но вину за преступное намерение он уже в достаточной степени искупил.

– Что вы имеете в виду? Откуда и как он прибыл сюда? Где теперь обитает? Я не могу жить с ним на одной земле, дышать одним воздухом! Неужели благороднейшая из женщин и ее дочь, ступив на далекий берег, вновь подвергают себя опасности встретить здесь своего беспощадного врага, этого приспешника дьявола?

– Увы! Сомневаюсь, что он еще жив. А если и так, то нет нужды бояться. Но он мертв. Голод и угрызения совести уничтожили его.

– Голод? Угрызения совести? Вы говорите загадками.

– Он нашел приют в дикой пустынной местности. Порвал все связи с людьми. Укрылся от мира в пещере, где морит себя голодом в ожидании смерти, о которой грезит как о единственной возможности избавиться от мучений и утешиться. Никому не под силу представить его в более черном свете, чем это делает он сам. Я пытался помочь ему избежать столь плачевной участи, но из-за собственной немощи и ошибок был вынужден бороться с целым ворохом неприятностей, свалившихся на мою голову.

Сарсфилд опять разразился проклятиями в адрес несчастного Клитеро, а отведя душу, стал расспрашивать, какими судьбами ирландец оказался так далеко от дома. Однако я больше не мог продолжать разговор. Безмерная усталость взяла верх над моим ослабевшим организмом. Рана на лице воспалилась от ледяной воды и холодного воздуха, терпеть невыносимую боль было все труднее. Я лег на пол и попросил Сарсфилда дать мне несколько часов отдохнуть.

Увидев, в каком я плачевном состоянии, он принялся упрекать себя за черствость. Потом перенес меня на кровать и стал размышлять, как мне помочь. Требовалось срочно наложить на мою рану противовоспалительный обезболивающий компресс, но в чужом заброшенном доме необходимых медикаментов не было. Ничего не оставалось, как наведаться к соседям. Возможно, у ближайшего из них, Уолтона, найдется то, что нужно.

Опасаться, что кто-то потревожит меня в отсутствие Сарсфилда, не стоило. Вот-вот должны были появиться его товарищи, с которыми он преследовал индейцев и условился встретиться здесь перед рассветом. Ферма Уолтона располагалась неподалеку. Сарсфилд обещал скоро вернуться и оставил меня наедине с моими мыслями.

Преодолевая усталость и боль, я нашел в себе силы сопоставить ряд невероятных событий, произошедших в последние дни, и не смог сдержать слез. Слез печали по безвременной гибели дяди и слез радости за моих сестер, с которыми, слава богу, все в порядке, а также за Сарсфилда, которому, похоже, судьба наконец улыбнулась.

Думал я и о горькой участи Клитеро. Среди основных причин его мук было осознание того, что он убил свою госпожу; но она жива, ее скорбь со временем, вероятно, притупилась. Вера в таинственную роковую связь судеб близнецов и неизбежность собственной смерти в случае гибели брата оказалась всего лишь предрассудком, что наглядно подтвердили последующие события. И вот теперь в сопровождении Сарсфилда и Кларисы миссис Лоример приехала в Америку. Как это подействует на Клитеро, столь долго изводившего себя мрачными раздумьями? Поможет ли ему встреча с ней выйти из маниакального состояния, откажется ли он от одиночества, от мыслей о самоубийстве, сумеет ли наладить контакт с теми, чье негодование заслужил?

Мои размышления были прерваны донесшимся снизу шумом: видимо, пришли те двое, с которыми Сарсфилд расстался на мысу. Голоса их звучали напряженно и озабоченно, но разговор велся не на повышенных тонах. Я слышал, как в комнате этажом ниже они двигали стулья и столы, вероятно, располагаясь на отдых после тяжелых испытаний.

Возможно, они местные, и тогда, скорее всего, знают меня. Так что мы найдем общий язык, хотя мое присутствие здесь и будет для них полнейшей неожиданностью. Впрочем, Сарсфилд скоро вернется, а пока его товарищи, похоже, не собираются подниматься наверх.

Я лежал на кровати, обводя сонным взглядом дверь, потолок, стены, и вдруг внизу раздался мушкетный выстрел. От удивления я рефлекторно вскочил на ноги.

Звук выстрела сопровождался топаньем многих людей и суматохой. Несколько человек тут же куда-то помчались, договариваясь на ходу, что пойдут разными дорогами.