Воспоминания. От крепостного права до большевиков - Н. Врангель

— Мои друзья в Петербурге сказали мне, что вы приехали, чтобы снабжать империю сухарями. Я могу предложить вам купить у меня 100 000 пудов готовых сухарей на 50 копеек с пуда дешевле, чем если вы сами будете сушить хлеб.

— Вы сами печете хлеб? — спросил я его.

— Мы? Что вы? Разумеется, нет. Хлеб печется в Вильно в полку, они и производят сухари для империи. Но мы их забраковываем.

— Плохое качество?

— Ну что вы! Сухари первый сорт. Сладкие, как не знаю что, — и офицер церемонно поцеловал кончики своих пальцев. — Войска просто ничего не получат за свои сухари. — Он засмеялся.

Я, разумеется, отказался.

На следующий день появился владелец местного магазина, некто Перельман.

— У вас есть разрешение на неограниченное количество нарядов на транспортировку груза по железной дороге. Если вы не используете все нужные вам наряды, я куплю их у вас по рублю за пуд.

Я мог бы продать мои наряды за 500 000 рублей, но у меня было ощущение, что это было бы неправильно, так как Кауфман просил нас вернуть наряды, которые не будут использованы.

Затем я пошел в военное управление транспорта и перевозки, где мне посоветовали обратиться к полковнику, начальнику штаба управления. В приемной сидело несколько десятков людей, желавших с ним встретиться, и, прождав несколько часов, я наконец очутился перед его столом.

— Мне нужны наряды на перевозку 100 000 пудов угля из Донецка, — сказал я.

Он привстал:

— Боюсь, что я не совсем вас понял.

Я повторил.

— Вы что, с ума сошли!

— Вполне вероятно. Я похож на сумасшедшего?

— Потому что у нас нет и одного свободного вагона, а вы просите 250.

— У меня есть наряды на любое нужное мне количество вагонов. — Я показал ему ведомости.

— Мы можем стены оклеить такими бумажками. Через неделю, надеюсь, я смогу предоставить вам один вагон, но гарантировать не могу. Заходите через неделю. Буду счастлив помочь.

Я пошел жаловаться к начальнику военного округа Владимиру Саввичу Семека 99*. Я хорошо знал его. Замечательный человек. Меня он был рад видеть. Я поведал ему о моих проблемах.

— Жаль, но помочь не могу. Вагонов не хватает даже на перевозку раненых.

Я отправился к мужу моей кузины адмиралу Чихачеву 100*, который был директором Русского общества пароходства и торговли 101*. Я объяснил ему мое дело.

— У вас миллионы пудов угля на складах вашей компании. Продайте 300 000 тонн.

— Уголь нам нужен самим, больше мы получить не сможем.

— Без угля я погиб.

— Хорошо, я скажу адмиралу Языкову, обсудите цену с ним.

Донецкий уголь стоил бы 30 копеек за пуд, Языков запросил рубль и 30 коп. Купить уголь в Одессе, кроме как в упомянутой уже компании, было негде. Приходилось соглашаться. Начало, в любом случае, было многообещающим. Я выложил 200 000 рублей из своего кармана за первую поставку угля.

После преодоления еще целого ряда других трудностей фабрика была готова начать производство сухарей. Комиссия по приему и инспекции сухарей была составлена. Во главе комиссии был князь N — называть его имени не хочу, говорят, что его дети хорошие люди; еще в эту комиссию вошли: трое интендантов, Андреев, Сахаров и некий пожилой человек, имя которого не помню, плюс два офицера из местного гарнизона. Пожилой человек, Андреев и один из офицеров сами называют условия приема: пять копеек за пуд. Я предлагаю вознаграждение Сахарову. Он отказывается. Сахаров служил земским лекарем, решил пойти в интенданты — бедность, большая семья, его не берут, и вот — он член этой комиссии. Председателю-князю и другому офицеру предлагать вознаграждение в данную минуту у меня не хватает духу, надо приглядеться, посмотреть, что за люди.

Фабрика расположена на окраине города, комиссия должна присутствовать с восьми утра до шести вечера и желает, чтобы их каким- то образом кормили. Князь, как бы между прочим, замечает, что любит хорошую еду. Я договариваюсь с шефом — французом, что каждый день нам будут доставлять завтрак для восьми человек за 100 рублей в день, разумеется, без вина; я заказываю вино отдельно, ящики вина. Я договариваюсь с извозчиками, которые будут доставлять членов комиссии на фабрику. Завтра мы начинаем работать.

В пять часов утра я уезжаю на фабрику. Проезжаю мимо громадных ящиков с хлебом. Как я уже упомянул раньше, нам нужно в день, легко сказать, 18 000 пудов хлеба. Машины готовы к работе. Сотни рабочих на своих местах. Сердце радуется — все идет как по маслу.

Генерал, вероятно, посмеялся надо мной: первая партия, 40 000 пудов, одобрена без всякой проволочки. Члены комиссии выборочно вытряхнули несколько сотен мешков, посмотрели, одобрили. Слава Богу, не так страшен черт, как его малюют.

Вторая партия сухарей, сделанная из той же муки на том же месте тем же способом, под наблюдением той же комиссии, отвергнута. Сухари получились слишком светлые.

Но мне неправдоподобно везет: другой поставщик, Посохов, покупает у меня сухари в тот же день со скидкой в 20 000 и на следующий день жизнерадостно предлагает их для одобрения той же комиссии, но это не все — комиссия демонстрирует мне эти сухари как образец.

Третья партия тоже не принята. Крайне осторожно я намекаю князю, что хотел бы вознаградить его за труды, но князь дает мне понять, что он в этом не заинтересован. Тогда я поднимаю вопрос о том, что принятые у Посохова сухари были теми же самыми, которые днем раньше не были приняты у меня, и угрожаю скандалом. Князь расстраивается, обещает рассмотреть дело и проследить, чтобы это больше не повторилось.

Четвертая партия была принята. В пятой оказалось много сухарей, покрытых плесенью. Случается. Не все сухари покрыты плесенью. Нижние нормальны. Надо лучше отсортировывать. Это будет стоить дополнительных денег. Надо усилить контроль. Я нанимаю для сортировки сухарей двадцать артельщиков из Москвы.

Так как я провожу на фабрике с этой комиссией много, невероятно много времени, я хорошо познакомился с ее членами. Князь, кажется, человек хороший, хотя дьявол его знает, сам непосредственно он, совершенно точно, ничего не берет. Андреев мошенник, пьяница, берет взятки, короче, жулик в полном смысле слова. Пожилой человек — типичный интендант, стар как грех, но в комиссии никакой роли не играет. Я спрашиваю его, почему это так.

— После венгерской кампании в 1848 году меня отдали под суд, который продолжался до 1855 года, когда началась Крымская кампания. Тогда дело закрыли и взяли опять на службу. Были нужны честные и инициативные люди. Но мои враги опять меня оклеветали, и меня опять отдали под суд. Мое дело, не поверите, тянулось до этого года. Началась война. Были нужны понимающие дело люди, я согласился служить родине и опять был призван.