Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

— Сказал.

— Значит, для него самое важное было передать тебе портсигар и пакеты. Это была его воля. Он ведь не говорил об убийцах или полиции. Он говорил о сейфе, правильно?

— Я был как загипнотизированный. Я понимал, что делаю неправильно, но все равно подчинялся ему.

— Тогда иди, — сказала Лидочка, — я своих успокою. Главное, чтобы тот полицейский не пошел проверять, где ты.

— Подожди, — сказал Андрей, — сначала надо прочесть письмо. В нем может быть написано что-то очень важное. Срочное.

— Уже скоро семь.

— И все-таки надо прочесть.

— Тогда читай, а я отвернусь.

— Лидочка, милая моя, — сказал Андрей, ощутив себя вдвое старше невесты. — Это не письмо от подруги. Теперь ты вместе со мной, навсегда как один человек, неужели ты не понимаешь таких простых вещей?

— Читай, — сказала Лидочка.

Но Андрей, как бы оттягивая момент чтения письма, сначала раскрыл другой пакет. В нем лежала толстая пачка банкнот. Ну конечно же, это доллары. Отчим показывал их.

— Это какие деньги? — спросила Лидочка, которая никогда не видела американских денег.

— Доллары. Видишь, написано: сто долларов.

— А в этой пачке их, наверное, несколько тысяч.

— Да, наверное.

Андрей вложил деньги обратно в конверт, раскрыл второй — в нем оказались рукописные листки, большие салфетки акционерных бумаг, несколько пятисотенных купюр и две общие тетради в кожаных обложках.

Оставался лишь узкий серый конверт из плотной бумаги, вдвое превышавший размером почтовый. На нем сильным бегучим почерком отчима было написано:

Андрею Сергеевичу Берестову в собственные руки.

Конверт был заклеен. Лидочка взяла с письменного стола костяной ножик для разрезания бумаг и протянула Андрею.

Андрей вскрыл конверт. В нем лежало несколько листков, написанных тем же почерком. Последний лист, видно, приложенный позже, был напечатан на пишущей машинке.

— «Дорогой Андрюша! — начал читать Андрей. — Не представляю ситуации, в которой ты увидишь эти строки. Но знаю, что ты прочтешь их уже взрослым и, надеюсь, разумным, рассудительным человеком, который может, столкнувшись с невероятным, оценить его трезво, не впадая в панику и не уповая на мистические объяснения, так любимые слабыми духом людьми».

— Погоди, — сказала Лидочка. Она подкралась на цыпочках к двери и резко приоткрыла ее. — Нет, — прошептала она, закрывая дверь. — Они спят. Или делают вид, что спят. Читай дальше, Андрюша.

— «…Несмотря на то что ты и не замечал, а замечая, сердился, я все последние годы старался воспитать в тебе если не ученого, то по крайней мере существо вполне рациональное. Я тебе казался сухарем, педантом. А тебе хотелось от меня ласки и теплоты. Впрочем, теплоту тебе компенсировали те добрые дамы, которые куда более посвятили себя твоему чувственному воспитанию, — я имею в виду замечательную Марию Павловну и Глафиру…»

— Ты чего замолчал?

— Я вспомнил, что Глаша в больнице… у нее лицо повреждено. — Андрей подумал о другом, он понял, что в словах отчима заключен укор. Хотя, впрочем, эти строки могли быть написаны более чем год назад — ведь письмо уже существовало в прошлом году. — «Я втройне обязан заботиться о твоем благополучии. Во-первых, в память о твоем отце, которого я знал и ценил, затем в память о твоей матери, которую я любил, и, наконец, в силу того великого и непонятного тебе сегодня дела, которому я посвятил жизнь».

— А кто был твой отец? — спросила Лидочка.

— Я не знаю. Никто мне не сказал. Может, это будет здесь?

Андрей сообразил, что на улице рассвело настолько, что голубой свет, проникавший через окно, уже притушил ночник, к которому он склоняется, читая. Андрей поднялся и подошел к окну.

— «Я не могу тебе рассказать всего. И не нужно. Излишнее знание взбаламутит твою душу, и я боюсь, что, читая письмо, ты и без того находишься в смятении из-за того, что происходило вокруг тебя за последние дни или часы.

Я допускаю, что в момент, когда ты читаешь эти строки, меня уже нет в живых и ты в этом убежден. В случае же, если я исчез, ты также волен распоряжаться деньгами, оставленными именно тебе, и ценностями, что находятся в шкатулке в известном тебе месте…»

— Это та самая шкатулка, которую украли?

— Да, она. — Андрей продолжил чтение: — «Однако если я не умер — то есть моего трупа (прости за неловкое слово — странно писать о себе: «мой труп») ты не видел, — значит, есть шансы нам увидеться в будущем. Когда — не знаю. Я не всегда волен располагать собой.

Итак, самое главное: если я умру, Глаша передаст тебе портсигар. Если исчезну — отдаст свой. Она окончательно высказала желание более им не пользоваться. Этот портсигар и есть загадка, которую ты должен постараться понять. И не пугаться, как пугаются люди всего, что лежит за пределами их скудного жизненного опыта.

Я перехожу к главному, и мне трудно найти слова, которые бы тебя убедили.

Дорогой Андрюша, время — это несущийся вперед поток, в волнах которого все мы обречены бултыхаться. Но представь себе пловца, который может, презрев опасности, плыть по течению, обгоняя волны. Этот пловец вырвется из движения, к которому прикован любой неподвижный, влекомый потоком предмет.

Существует устройство — называй как хочешь, — которое может превратить тебя — бессильную щепку в потоке — в активного пловца. Я рад бы объяснить тебе, как устроена эта машина, но ее устройство — за пределами моих знаний. Когда-нибудь ты узнаешь больше.

Портсигар, который ты держишь сейчас в руке, и есть эта машина.

Подобная машина времени изображена в романе Герберта Уэллса, который я заставил тебя прочесть несколько лет назад, хоть он тебе и не понравился. Правда, английский писатель, ограниченный лишь пределами собственного воображения, позволил герою двигаться произвольно, как по течению времени, так и против него. Последнее в действительности невозможно: движение времени лишь поступательно. Ты понял?»

Андрей перевел дух.

— А я ничего не поняла, — сказала Лидочка.

— Я думаю, сейчас нам и не надо понимать, — сказал Андрей. — Мы должны прочесть, увидеть… мы потом поймем.

— Читай дальше. Уже восьмой час. Меня больше беспокоит, как ты вернешься домой.

— «Пользоваться портсигаром просто. Он не открывается, да и не может открыться, потому что внутри его находятся микроскопические детали, из которых создана эта машина. Но если ты три раза с интервалом в одну секунду нажмешь на кнопку, которой портсигар якобы открывается, то на противоположном ребре появится длинный выступ, поделенный рисочками».