Перекресток утопий (Судьбы фантастики на фоне судеб страны) - Всеволод Ревич

Наконец, есть у Ефремова существенный, если не центральный момент, который даже не упоминается в статье Уэллса; в свою очередь, в ней есть принципиальное условие, о котором нет ни слова у Ефремова. У первого - это космос, у второго - религия. Соблазнительно дать этому рассогласованию поверхностное объяснение, особенно по поводу вычищенной из жизни религии; непредставимо, чтобы советский писатель сохранил религиозные предрассудки при зрелом коммунизме. Да его растерзали бы, несмотря ни на какие оттепели. И сам автор, скорее всего, был далек от интересов веры. Но на самом-то деле религия в романе Ефремова есть, во всяком случае, то место, которое ей отводил Уэллс, занято. В уэллсовском проекте религия /разумеется, свободно избираемая/ - это высокое озарение, духовное совершенство, которое дает обществу возможность достигать столь высоких результатов, если хотите, цементирует его. Никакой не опиум, а напротив, часть той сознательности, которую безуспешно пытались вколотить в нашу башку на политзанятиях. А может быть, она сама эта сознательность и есть. /Под религией не обязательно понимать соблюдение церковных ритуалов/. Место религии у Ефремова занимает Наука. В его обществе наука - почти божественное предначертание. Не говоря уж о том, что на Земле наукой занимаются чуть ли не все население планеты, перед наукой преклоняются, на нее молятся, на нее смотрят как на всеобъемлющую панацею. Не исключено, что Ефремов не случайно, не ради вдохновенного фантазирования ввел грандиозную идею Великого Кольца, Союза разумных существ всей Галактики. Он как бы чувствовал, что без надчеловеческой силы, без Высшей Морали, которая, если не юридически, то, по крайней мере, силой авторитета способна осуждать неблаговидные действия и рекомендовать уже даже не общечеловеческие, а вселенские нормы поведения, его Земля оказалась бы слишком уж провинциальной, приземленной, еще раз простите за тавтологию, несмотря на все ее научные и хореографические достижения. Но чем тогда, собственно, Великое Кольцо отличается от Сверхразума, исповедуемого другими космистами? В этом плане можно трактовать и Тибетский опыт Мвен Маса, тот самый над которым издевался Рыбаков. На всякий случай напомню, чего хотели добиться Мвен Мас и Рен Боз. На пути общения с галактическими разумами стоит проклятие мировых пространств. Если звездолет терпел аварию и не был в состоянии набрать скорости, это было равносильно гибели, хотя люди могли остаться в живых между кораблем и Землей мгновенно вставали тысячелетия пути. Мвен Мас хочет снять это проклятие, перебороть природу и приблизить отдаленные миры на расстояние вытянутой руки. Цель заманчива и благородна, но не граничит ли она с чудом? Ефремов хочет, чтобы в чудо поверили, и заставляет героев верить в него безоговорочно. Опыт опасен, и Совет Звездоплавания не склонен давать на него скоропалительного разрешения, несмотря на то, что заседают там такие же романтики и фанатики. Но одержимые Мвен Мас и Рен Боз решают его осуществить немедленно. Можно, положим, усомниться в том, что при любой системе управления народным хозяйством один человек способен бесконтрольно собрать в своих руках всю энергетическую мощь Земли так, чтобы никто этого не заметил и не один следящий прибор не поднял тревоги. /Помните, мы говорили про службу психологического наблюдения, вернее, про ее отсутствие в романе?/. Катастрофа, разумеется, произошла, погиб спутник с четырьмя добровольцами, жестоко искалечен Рен Боз. Оправдания Мвен Маса звучат неубедительно, но зато вполне определенно автор охарактеризовал его внутреннее состояние, толкнувшее ученого на этот поступок: "С тревогой Мвен Мас чувствовал, что в нем открылась какая-то бездна, над которой он ходил все годы своей жизни, не подозревая о ее существовании... В душе Мвена Маса выросло нечто живущее теперь само по себе и непокорное контролю воли и спокойного разума". Состояние очень похожее на ощущения провидцев... Что же это за высшая сила, которая выводит героев из-под контроля разума и воли, этих-то спокойных, хладнокровных, предельно рационалистичных людей, позволяющих себе эмоционально возбуждаться лишь в специально отведенные часы, например, на Празднике Пламенных Чаш или на исполнении Симфонии Фа-минор цветовой тональности 4,750 мю? /Эпизод, который Ефремов позаимствовал все у того же кстати и некстати поминаемого Ларри, к сожалению, опять-таки нигде не упомянув о первоисточнике. У Ларри, между прочим, сцена выглядит намного величественнее - там экраном служит небо, переливающееся красками над целым городом/. Если бы Мвен Мас был исключением, тогда ему действительно самое место на острове Забвения, может быть, даже не совсем по доброй воле. Но ни он себя сам, ни подавляющее большинство остальных землян его в общем-то не осуждают. Показателен первый вопрос, который задает Мвен Масу Гром Орм, один из руководителей планеты, после того, как виновник докладывает о случившемся. Отдав необходимые распоряжения о помощи пострадавшим, Гром Орм обращается к Масу: "Теперь о вас - опыт удался?" Вот что главное. Победителей судить не будут. Ведь благодаря таким неугомонным новаторам и совершается прогресс. Случаются, что говорить, досадные срывы, да какая же наука может обойтись без них? И жертвы бывают, но без них тоже не обойдешься. К тому же наблюдатели подставили головы добровольно и охотно. Математик-фанатик Рен Боз подводит философскую базу: "Наука - борьба за счастье человечества - также требует жертв, как и всякая другая борьба. Трусам, очень берегущим себя, не даются полнота и радость жизни..." И погибли-то всего-навсего четверо, стоит ли поднимать по этому поводу шум... Но разве Мвен Мас и Рен Боз могли дать себе и другим гарантию, что не погибнут четыре тысячи или четыре миллиона? Все равно: что стўит человеческая жизнь по сравнению с великим открытием? Может быть, ирония здесь ни к чему, может быть, так и нужно: идти вперед, несмотря ни на что. Трупы? Перешагнем! Ведь если наука Бог, то кто сказал, что этот Бог обязательно должен быть милосерден. Предполагается, что Бог должен быть всесильным. Но наука, увы, не всесильна. "Гордые мечты человечества о безграничном познании природы привели к познанию границ познания, к бессилию науки постигнуть тайну бытия" /Н.А.Бердяев/. Не значит ли это, что следует пересмотреть слишком уж подобострастное отношение к науке, потому что она все-таки не может быть религией. И если уж выбирать неперсонифицированного Бога, то пусть это будет возведенная на пьедестал Нравственность. Я уверен, что многие атеисты согласятся приносить такому богу молитвы, покаяния и даже, если понадобится, жертвы В шуточной по форме, а по существу абсолютно серьезно высказал протест против современного обожествления науки К.Воннегут, обращаясь к выпускникам колледжа: "Мы будем чувствовать себя в несравненно большей безопасности, если наше правительство будет вкладывать деньги не в науку, а в астрологию и хиромантию. Мы привыкли надеяться, что наука спасет человечество от всех бед. И она на самом деле старалась это делать. Но хватит с нас этих чудовищных испытательных взрывов, даже если они производятся во имя защиты демократии, Нам остается надеяться теперь только на суеверия. Если вы любите цивилизацию и хотите ей помочь, то станьте врагом истины и фанатиком невинной и безвредной чепухи. Я призываю вас уверовать в самую смехотворную из всех разновидность суеверия, а именно, будто человек - это пуп Вселенной, с которым связаны самые заветные чаяния и надежды Всемогущего Творца".