Закат и падение Римской Империи. Том 2 - Эдвард Гиббон

непрочного милостивого расположения двора, а за признание справедливых и неотъемлемых прав духовного сословия.

Кафолическая церковь управлялась духовной и легальной юрисдикцией тысячи восьмисот епископов, из числа которых тысяча имели пребывание в греческих провинциях империи, а восемьсот в латинских. Пространство и границы их епархий изменялись сообразно с усердием и успехами первых миссионеров, сообразно с желаниями народа и с распространением Евангелия. Епископские церкви были расположены в близком одна от другой расстоянии вдоль берегов Нила, на африканском побережье, в азиатском проконсульстве и в южных провинциях Италии. Епископы Галлии и Испании, Фракии и Понта заведовали обширными территориями и возлагали на своих сельских викариев исполнение второстепенных обязанностей пастырского звания. Христианская епархия могла обнимать целую провинцию или ограничиваться одной деревушкой, но все епископы пользовались одинаковыми правами, нераздельными с их саном: все они получали одинаковую власть и одинаковые привилегии от апостолов, от народа и от законов. В то время как политика Константина отделяла гражданские профессии от военных, и в церкви и в государстве возникло новое и постоянное сословие церковных должностных лиц, всегда почтенных, а иногда и опасных. Обзор их положения и атрибутов может быть разделен на следующие отделы: I. Народное избрание. II. Посвящение лиц духовного звания. III. Собственность. IV. Гражданская юрисдикция. V. Церковные кары. VI. Публичная проповедь. VII. Привилегия законодательных собраний.

I.Свобода выборов удержалась долго после легального введения христианства, и римские подданные пользовались внутри церкви утраченным ими внутри республики правом избирать должностных лиц, которым они были обязаны повиноваться. Лишь только какой-нибудь епископ кончал жизнь, митрополит поручал одному из своих викариев управлять вакантной должностью и приготовить в определенный срок новые выборы. Право подачи голосов было предоставлено низшему духовенству, более всех способному оценить достоинства кандидатов, сенаторам и знатным городским жителям, всем тем, кто отличался своим общественным положением или богатством, и, наконец, всему народу, который толпами стекался в назначенный день из самых отдаленных частей епархии и нередко заглушал своими

шумными возгласами и голос рассудка, и требования дисциплины. Эти возгласы могли случайным образом остановиться на самом достойном из соискателей, на каком-нибудь старом пресвитере, на каком-нибудь святом отшельнике или даже на каком-нибудь мирянине, отличавшемся своим усердием и благочестием. Но епископского звания искали - в особенности в больших и богатых городах империи - скорее ради его светского, чем ради его духовного значения. Личные интересы, себялюбие и ненависть, коварные проделки и притворство, тайный подкуп, явные и даже кровавые насилия, когда-то искажавшие свободу выборов в республиках греческой и римской, слишком часто влияли и на выбор апостольских преемников.

Иные из кандидатов ставили на вид знатность своего рода, другие старались расположить в свою пользу избирателей роскошным угощением, а третьи, еще более преступные, чем их соперники, обещали разделить церковные сокровища с соучастниками в их святотатственных замыслах. Как гражданские, так и церковные законы старались устранить чернь от участия в этом важном деле. Древние церковные правила, требовавшие от кандидатов на епископское звание известных условий возраста, общественного положения и пр., ограничили до некоторой степени слепую прихотливость избирателей. Авторитет провинциальных епископов, собиравшихся для освящения народного выбора на вакантную должность, сдерживал их страсти и исправлял их ошибки. Епископы могли отказаться от посвящения недостойного кандидата; а ярость борющихся партий иногда прибегала к их беспристрастному посредничеству. Как одобрение, так и неодобрение со стороны духовенства и народа устанавливало для некоторых случаев прецеденты, мало-помалу обратившиеся в положительные законы и провинциальные обычаи, но повсюду было признано за основное правило церковного управления, что нельзя назначить епископа над православною церковью без согласия ее членов. Императоры, в качестве охранителей общественного спокойствия и первых граждан Рима и Константинополя, могли с успехом выражать свои желания при выборе митрополитов, но эти абсолютные монархи уважали свободу церковных выборов, и, в то время как они произвольно раздавали или отнимали гражданские и военные отличия, они дозволяли тысяче восьмистам несменяемым должностным лицам духовного звания получать свое назначение от свободно выраженной народной

воли. По-видимому, справедливость требовала, чтоб эти должностные лица не покидали того почетного поста, с кото- рото никто не имел права их сместить; однако мудрость соборов не совсем успешно старалась удерживать епископов в их епархиях и препятствовать их перемещениям из одной епархии в другую. Правда, церковные правила соблюдались на западе с большей строгостью, нежели на востоке, но и тут и там те же самые страсти, которые делали необходимыми упомянутые постановления, отнимали у них действительную силу. Жестокие упреки, которыми осыпали друг друга раздраженные прелаты, привели лишь к тому, что обнаружили их общую виновность и их взаимную нескромность.

II.Одни епископы обладали способностью духовного деторождения, и эта необыкновенная привилегия могла в некоторой мере вознаграждать их за мучительное безбрачие, которое предписывалось сначала как добродетель, потом как нравственный долг и, наконец, как положительная обязанность. Древние религии, установившие отдельное сословие священнослужителей, посвящали на вечное служение богам какую-нибудь священную расу, племя или семейство. Такие учреждения вводились скорее для того, чтоб упрочить обладание известными правами, чем для того, чтоб поощрять на их приобретение. Дети священнослужителей пользовались своим священным наследством с гордой и беспечной самонадеянностью, а пылкая энергия энтузиазма ослаблялась в них заботами, удовольствиями и привязанностями семейной жизни. Но христианское святилище было открыто для всякого честолюбивого кандидата, стремившегося к его небесным упованиям или к его мирским благам. Обязанности священнослужителей, точно так же, как обязанности солдат или судей, усердно исполнялись теми, кто по своему характеру или по своим дарованиям чувствовал влечение к духовному званию, или теми, кого разборчивый епископ считал более способным поддерживать величие и интересы церкви. Епископы (до тех пор пока законы не положили пределов этому злоупотреблению) могли принуждать упорствующих и защищать угнетенных, а наложение рук навсегда доставляло некоторые из самых ценных привилегий гражданского общества. Кафолическое духовенство, быть может, более многочисленное в своем составе, чем легионы, было освобождено императорами от всякой частной или общественной службы, от всех муниципальных должностей и от всех личных налогов и податей, ложившихся всею своею невыносимою тяжестью на их сограждан: исполнение обязанностей их священной профессии принималось за полное выполнение их обязанностей по отношению к государству. Каждый епископ получал безусловное и неотъемлемое право на всегдашнюю покорность со стороны посвященных им церковнослужителей; духовенство каждой епископской церкви и зависевших от нее приходов составляло правильное и постоянное общество, а соборные церкви константинопольская и карфагенская содержали на свой счет по пятисот священнослужителей. Их разряды и число постоянно умножались благодаря суеверию того времени, вводившему в христианские церкви великолепные церемонии иудейских и языческих храмов, и длинные рады священников, диаконов, поддиаконов, церковных прислужников, заклинателей, чтецов, певчих и привратников содействовали - каждый сообразно со своим назначением - великолепию и гармонии богослужения. Название и привилегии церковнослужителей были распространены на членов многих благочестивых братств, усердно поддерживавших владычество церкви. Шестьсот так называемых parabolani, или авантюристов, посещали больных в Александрии; тысяча сто copiatae, или могильщиков, хоронили мертвых в Константинополе, а тучи монахов, поднявшиеся над Нилом, со всех сторон облегли и омрачили христианский мир.

III.Миланский эдикт обеспечил доходы церкви точно так же, как и ее спокойствие. Христиане не только получили обратно земли и дома, которые были у них отняты притеснительными законами Диоклетиана, но и приобрели законные права на все те имущества, которыми они пользовались до тех пор только благодаря снисходительности светской власти. С той минуты, как христианство сделалось религией императора и империи, национальное духовенство могло требовать средств для приличного и согласного с его достоинством существования, а уплата ежегодного налога могла бы избавить народ от более обременительных расходов, которые суеверие налагает на своих последователей. Но так как нужды и расходы церкви возрастали вместе с ее благосостоянием, то лица духовного звания по-прежнему содержались и обогащались добровольными приношениями верующих. Через восемь лет после издания Миланского эдикта Константин даровал всем своим подданным без исключения право завещать свое состояние в пользу святой кафолической церкви, а их благочестивая щедрость, сдерживавшаяся в течение их жизни требованиями роскоши и корыстолюбием, потекла широкой струей перед их смертью. Богатые христиане находили для себя поощрение в примере своего государя. Абсолютный монарх, будучи богат без всякой наследственной собственности, может быть щедр без всякой со своей стороны заслуги, а Константин слишком легко уверовал в то, что на него снизойдут небесные милости, если он будет содержать празднолюбцев на счет трудящихся и если будет раздавать святым людям достояние государства. Тому же самому посланцу, который отвозил в Африку голову Максенция, было поручено передать епископу карфагенскому Цецилиану письмо, в котором император уведомлял ею, что местному казначею приказано выдать ему три тысячи folles, т. е. 18 ООО фунт, стерл., и удовлетворять его дальнейшие денежные требования на вспомоществование церквам Африки, Нумидии и Мавритании. Щедрость Константина росла в одинаковой пропорции с его верой и его пороками. В каждом городе он приказал регулярно пополнять хлебные запасы духовенства, назначенные для раздачи бедным, а лица обоего пола, посвящавшие себя монашеской жизни, приобретали этим право на особое милостивое внимание своего государя. Христианские храмы Антиохии, Александрии, Иерусалима, Константинополя и др. свидетельствовали о чванном благочестии монарха, который на склоне своих лет старался сравняться с древними в великолепии своих построек. Форма этих религиозных зданий была простая и продолговатая, хотя иногда они разрастались вверх, принимая вид купола, а иногда распространялись в ширину в виде креста. Они строились большею частью из ливанского кедра, крыши покрывались черепицей или иногда золоченой медью, а стены, колонны и полы обкладывались мрамором разных цветов. Самые дорогие украшения из золота и серебра, из шелка и драгоценных каменьев употребляюсь в избытке на убранство алтарей, а это внешнее великолепие имело прочную и неотъемлемую опору в обширной земельной собственности. В течение двух столетий - со времен царствования Константина и до времен царствования Юстиниана - тысяча восемьсот церквей Римской империи обогатились от частых и неотчуждаемых пожертвований монарха и народа. Можно определить в 600 фунт, стерл. ежегодный доход епископов, которые были поставлены на равном расстоянии и от богатства, и от бедности, но размеры их денежных средств мало-помалу увеличивались вместе со значением и богатством городов,