Роза и лев - Элизабет Стюарт

— Ты посмела бить своего супруга? — грозно сдвинул он брови.

— О Боже! Какой грех я совершила!

— Великий грех! И ты за него расплатишься…

— Как страшно…

Джоселин побежала от него к двери, распахнула её, выскочила в холодный коридор. Де Ленгли настиг ее.

— Выбирай одно из двух, дорогая. Или мы явимся в таком виде в главный холл на глаза всей дворне, или ты согласишься вернуться в постель…

— Чтобы продолжить то же самое?

— Что, моя сладость?

— То, что вы вытворяли надо мной?

Он нахмурился.

— Разве это было пыткой?

— Нет, но это действие очень быстро кончилось. Вы слишком много потеряли сил на битвы с мужчинами, а я, милорд, хочу ощутить себя рядом с вами женщиной. Мне все еще кажется, что это сон, и только в ваших силах сделать так, чтобы он продлился.

19

— Милорд! Вы твердо решили не задерживаться на ночь? Ветер усиливается, и скоро совсем стемнеет. И холод уж больно кусает… Роберт поднялся из-за стола.

— Тронут тем, что ты так печешься обо мне, Уолтер, но люди Белавура ждут меня.

Стоящий по правую руку от милорда оправившийся от ран Аймер Брайвел негромко уточнил:

— Милорд подразумевает, что леди Белавур ожидает его светлость. Они женаты уже две недели, но всем нам кажется по поведению милорда, что свадьба состоялась только вчера.

Аймер и Уолтер де Форс, недавно назначенный кастелян Стедфорда, весело перемигнулись.

— Среди моих знакомых не было еще столь ретивого супруга. Пусть Бог меня простит, но, по-моему, милорда околдовали, — продолжал шутить Аймер.

Роберт присоединился к их дружному хохоту. Он не собирался отрицать очевидное. Они были, черт побери, правы, он торопился домой, чтобы оказаться рядом с Джоселин.

Он пробыл в разлуке с ней целую неделю, осматривая свои поместья и назначая повсеместно кастелянов из числа своих рыцарей. С уходом войско Монтегью де Ленгли приобрел множество вассалов, которыми кто-то должен был управлять.

Роберт разделил свою дружину, отправив одну треть под началом Джеффри на юг с такой же миссией и на запад к границе Уэльса, а сам с частью людей проехал по северным землям. Оставшиеся были в резерве, расположившись походным лагерем в центре его владений. Он не мог накрыть защитным крылом замок и каждую свою крепость, хотя Господь знает, как это было нужно в эти суровые времена. Уход Монтегью не только лишил поместья скота и хлебных запасов, но, главное, оставил людей открытыми любому набегу отчаявшихся разбойников и таких же разбойников феодалов-соседей.

Особенно Роберта беспокоило соседство Роджера Честера. Хотя воинственный эрл притворялся, что спит, он украдкой приподнимал веки, как кот, залегший в засаде у мышиной норы, и — в этом Роберт не сомневался — в выгодный для себя момент без колебаний нарушит заключенный лишь недавно мир. Да и сам Роберт не прочь был его нарушить. С приходом весны он постарается отвоевать остаток родовых земель де Ленгли, попавших под власть Честера.

Но сейчас ему не хотелось думать об этом. Он наслаждался предвкушением встречи с Джоселин.

Пусть она колдунья, как назвал ее Аймер, но никакая женщина ранее не доставляла ему столько удовольствия. С ней можно было и поговорить на умные темы, и вдруг, прервав разговор, повалить на постель и получить в ответ такую же плотскую страсть, которую он испытывал к ней сам. А в довершение ко всему, она обучила его необыкновенно увлекательной игре в шахматы.

Ради такой женщины, как Джоселин, де Ленгли был готов проскакать десятки миль в темноте и холоде. Если бы она уже не была его законной супругой, он обязательно взял бы ее в любовницы.

Свита его уже была на конях — негромко чертыхаясь от прохватывающего сквозь доспехи мороза. Роберт вспрыгнул в седло и теперь с сочувствием наблюдал, как Аймер, оберегая еще не зарубцевавшиеся швы, осторожно взбирается на коня. Боль, которую ощущал при этом его боевой друг, была и болью Роберта.

Он окинул взглядом воинов. Им всем предстоял нелегкий марш сквозь пронизанную ледяным холодом ночь — и все из-за того, что он спешит улечься под теплый бочок своей супруги. Может быть, разумнее было все-таки заночевать в Стедфорде, как советовал тамошний комендант сэр Уолтер.

Но Роберт тут же подумал о Джоселин, о ее бархатной коже, то прохладной, то обжигающей, о ее распущенных черных волосах, о ласковом огне в камине, который она разожжет, узнав о его прибытии.

«Не так уж долго мы живем на свете, чтобы пренебрегать радостями, милостиво даруемыми нам Господом! А может быть, и Люцифером… Но как и прекрасно пользоваться благами жизни!»

— Каждому будет выдано по шиллингу, а вдобавок еще по кружке эля к ужину, если мы доберемся в Белавур до того, как поднимут мост! — крикнул Роберт.

Свита откликнулась радостным воплем. Аймер склонился к новому кастеляну Стедфорда и шепнул ему на ухо:

— Что, друг, ты убедился, что я был прав? Наш милорд околдован.

— Миледи, кухарка спрашивает, сколько еще держать тушеное мясо на огне.

— Плесните воды на угли и держите жаркое на малом огне. Милорд обещал быть… — Джоселин взглянула на песочные часы, у которых верхняя чаша уже почти опустела. — … Милорд будет скоро. Ты можешь накрывать на стол, Маргарет.

Озадаченная служанка удалилась. Джоселин прошлась по столовой, еще темной и не натопленной. Ее не покидало предчувствие, что господин вот-вот явится.

— Вы правы, госпожа, милорд уже близко…

Джоселин вздрогнула.

В столовую незаметно и неслышно прокрался Адам.

— Мы с вами чувствуем одинаково, миледи. Я всегда ощущаю его приближение.

Джоселин побледнела. Сколько бы ни ходило слухов о ее колдовских чарах, она сама пугалась примет и суеверий.

— Могу ли я налить вам вина, миледи?

Мальчик был так услужлив, так мил. Где-то он раздобыл полный кувшин и два кубка.

— Да, пожалуйста.

Вино, выпитое ею, ослабило в ней натянутую до предела струну, и она была благодарна этому юному пажу, обслуживающему ее, словно королевскую особу. Как быстро он усвоил благородные манеры. Его происхождение сказалось и преодолело ту грязь и грубость, в которую его ввергли в детстве.

Заметив однажды, что Роберт дает на досуге Адаму уроки владения оружием, она сама, не без чувства ревности, принялась учить его, но не искусству смертоубийства, а чтению и письму. Адам охотно воспринимал любую науку.

Азбуку он освоил так же быстро, как и отражающие удары и выпады при фехтовании. Однако на уроках, даваемых милордом, он старался больше и работал в поте лица, потому что боготворил своего учителя.

«В этом я ничем не отличаюсь от мальчишки Адама, — подумала Джоселин. — Я тоже его боготворю». И ей была приятна эта мысль.