Рискни ради любви - Кара Эллиот

Листая бумаги, Алессандра вдруг увидела одно имя и удивленно замерла.

Стефано.

Разрываясь между чувством вины и любопытством, она помедлила, а потом, не сдержавшись, стала читать то, что было написано о ее покойном муже. Орричетти был его ближайшим другом и доверенным лицом. И любые воспоминания, которыми он был готов поделиться с другими своими друзьями, она сочтет приятным дополнением к ее собственным воспоминаниям о муже.

Разгладив измятые уголки листка, Алессандра принялась читать.

— Святая Мадонна! — прошептала она, прежде чем перейти к следующему листку.

Вдруг папка упала у нее с колен, и бумаги разлетелись по ковру. Алессандра не слышала ничего, кроме шелеста бумаг. Голова у нее пошла кругом, а строчки перед глазами превратились в одну сплошную извивающуюся змею. Она зажмурилась, чтобы не упасть в обморок.

Должно быть, она ошиблась или неправильно истолковала слова.

Одно безумное мгновение Алессандра спрашивала себя, не повредили ли события последних недель ее рассудку. Но, заставив себя проглотить поднявшуюся к горлу горечь, перечитала письма и поняла, что глаза ее не обманули. Правда перед ней, облеченная в черное и белое правда.

Орричетти — человек педантичный. Он сохранял копии собственных писем, которые лежали между посланиями от человека по имени Луиджи Виньелли. Алессандра о нем слышала — это был богатый, ведущий затворнический образ жизни вельможа, который мечтал восстановить славу Древнего Рима под властью современного Цезаря.

Мечтатель… Правда, опасный мечтатель, судя по тем записям, которые он сделал на бумаге.

Эти мужчины, как пауки, сплели зловещую паутину из интриг и инсинуаций. Взятки, клевета и — да! — даже убийство. Судя по этим бумагам, Виньелли материально помогал Фредерико в его борьбе с австрийцами. В ответ Беллазони пообещал тому политическое влияние в той интриге, которую они планировали с Орричетти.

Алессандра заставила себя внимательно прочесть все эти отвратительные бумаги и поняла, что их заговор существует уже несколько лет. А это означало, что, пользуясь гостеприимством Стефано, Фредерико и Орричетти в то же время предавали его принципы. И дружбу.

Ложь, сплошная ложь. Откинувшись на подоконник, Алессандра прижала ладонь к пылающему лбу. Порыв ветра ворошил бумаги.

Правда оказалась чудовищной не только сама по себе: она вызывала сомнения в ее способности оценивать людей. Алессандра доверяла этим мужчинам, считала, что они утешат и поддержат ее в трудную минуту. Но она позволила им манипулировать собой, превратить ее в глупую овечку, которую ведут на бойню.

Причем вероломство Пьетро поразило ее больше всего. Он много лет был дружен с ее покойным мужем. Они вместе курили, вместе выпивали, беседовали о философии долгими вечерами. Он всегда восхищенно отзывался о политических очерках Стефано. Как же ему удавалось так долго скрывать свою сущность?

Впрочем, Алессандра хорошо знала, как человек может скрывать дьявольские тайны, если он дисциплинирован и решителен.

Каким-то образом ей хватило духа вытащить из папки наиболее зловещие документы и, сложив, засунуть их себе в рукав.

— Алесса! — Орричетти представлял собой лишь темный силуэт, подсвечиваемый сзади огнем. — Что-то случилось, дорогая?

Алессандра подняла голову, ее глаза были полны слез.

— Как ты мог?!

Орричетти обвел глазам и разбросанные по полу бумаги.

— Закрой дверь, Фредерико, — сказал он.

Из-под полуоткрытой двери тянулся дым, к которому примешивались острые запахи пролитого эля, сырой земли и немытых тел местных фермеров. Надвинув шляпу на лоб, Джек пробирался в пивную, расталкивая посетителей плечом. По пути в Лондон эта гостиница была самой отвратительной — именно по этой причине он ее и выбрал. Здесь у него не было шанса встретить кого-нибудь из знакомых. Чем меньше людей знает о том, что он уехал из Бата, тем лучше.

Стянув кучерские перчатки, Джек заказал кружку портера и занял место у окна. Монетка, вложенная в руку конюха, служила гарантией того, что свежие лошади будут запряжены в его экипаж буквально через пять минут. И все же, нетерпеливо ерзая на грубой лавке, Джек наблюдал за двигающимися на постоялом дворе тенями с растущим чувством тревоги.

Джек поднес кружку к губам, мысленно перечисляя все причины, заставившие его оставить Алессандру в одиночестве и уехать в Лондон. Но если он получит то, за чем поехал, то любой риск будет оправдан. Возможно, этот чертов Марко еще не появился, но с помощью брата он добьется встречи с лордом Линсли. Ау маркиза есть ресурсы и власть для того, чтобы справиться с опасной ситуацией. К тому же он в должниках перед «Кружком ученых сивилл» за давние услуги.

Quid pro quo[18].

Этот довод должен был бы успокоить его. И все же Джек, откинувшись на скамье, чувствовал, как по его спине бегут мурашки.

Сжав зубы, он закинул ногу на ногу и принялся барабанить пальцами по столу. Прошла минута.

Потом другая.

Черт! Чувствуя, что в его груди рождается злобный рык, Джек вскочил с места и поспешил к двери, задевая полами своего плаща рассыпанные по полу опилки. Он сегодня жив лишь потому, что прислушивался к голосу интуиции, даже когда тот противоречил здравому смыслу.

— Я сейчас, сэр, — проговорил конюх, выглядывая из-за лошадей. — Мне осталось застегнуть всего одну пряжку и…

Джек оттолкнул конюха от лошади и сам быстро вдел жесткий кожаный ремень в медную застежку. Заставив конюха замолчать с помощью пригоршни серебра, он забрался на кучерское место и схватил кнут.

Алессандра услышала тихий стук дубовой двери и клацанье ключей.

— Вы убили Стефано, — прошептала она.

— Тише-тише, дорогая. Убийство — такое уродливое слово, как тебе известно, — промолвил Орричетта. — У Стефано было слабое сердце, и я лишь приблизил неизбежное.

— Но почему? — спросила она.

— Его влияние распространялось с огромной скоростью, что угрожало порушить наши планы, — с готовностью объяснил Орричетти.

— Стефано ошибался, — добавил Фредерико. — А еще он был слишком упрям, чтобы видеть правду. Италии нужен сильный правитель, а не ропот толпы.

— А ты, насколько я понимаю, выступишь в роли нового Цезаря?

Фредерико ухмыльнулся.

— У меня дар к ораторскому искусству, — заявил он.

— Ты проклят Богом за излишне самонадеянную оценку собственных слов, — парировала она. — Но помни: излишняя самонадеянность ведет к падению.

— И кто же подтолкнет меня? Ты? — Он рассмеялся. — Думаю, нам с тобой обоим известно, что ты недооцениваешь мои способности.