Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец - Джон Мильтон

СТИХОТВОРЕНИЯ[509]

Перевод с английского Ю. Корнеева.

К Шекспиру[510]

К чему тебе, Шекспир наш бесподобный,Величественный памятник надгробный?Над местом, где твой прах святой зарыт,Не надо строить вечных пирамид —Заслуживаешь большего по правуТы, первенец молвы, наперсник славы.В сердцах у нас себе воздвиг ты самНетленный и слепящий взоры храм.Тебя не обессмертило ваянье,Но множатся твоих трудов изданья,И глубиной дельфийских строк твоих[511]Ты так дивишь всех, кто читает их,Что каменеем мы от восхищенья,И мрамор нашего воображеньяИдет тебе на монумент такой,Под коим рад бы спать монарх любой.

Эпитафия университетскому вознице[512]

Здесь Хобсона почтенного могила.Смерть в грязь его на отдых уложила,Не то б старик в ней все равно увяз —Дороги развезло теперь у нас.Ловчее мир не видел человека,И ведай смерть, что чуть ли не полвекаМеж Кембриджем и «Буллом»[513] он сновал,Однако шею так и не сломал,Возница наш досель бы жил на свете.Но прервала чума поездки эти,И, мня, что прикатил наш вояжерНа свой последний постоялый двор,Коль не спешит в дорогу, как бывало,Смерть роль служанки для него сыграла,Свела его туда, где ждал ночлег,Раздела — и задула свет навек.Так пусть ответят всем, кому он нужен!«Наш Хобсон опочил, доев свой ужин».

Вторая эпитафия ему же

Лежит здесь тот, кто жить и ныне б мог,Когда бы не покинул облучок:Он человек был крепкого закала,Которому судьба предначерталаВ пути быть постоянно для того,Чтоб не сумела смерть настичь его.Хоть время служит мерою движенья,Движеньем время мерил он с рожденьяИ, как часы, чей прекратился бег,Остановясь на миг, умолк навек.Хоть в парадоксы здесь не след пускаться,Замечу, что от длительных вакацийОн не набрался, а лишился силИ дух не перевел, а испустил,Свое здоровье подорвав бездельем,От коего лечился добрым элем.Он рек пред смертью: «Будет хлопотня!Раз я не еду, пусть несут меня.Хоть клясться — грех, клянусь: один возницаНе даст шести носильщикам лениться».От легкой жизни сгрыз его недуг —Настолько в тягость был ему досуг,И счел он праздность за такое бремя,Что понял: умирать настало время,Но и в последний миг твердил одно:«Грузи смелей — доедем все равно!»Ах, если б он свое не бросил дело,Ему б вовек кончина не приспела,И регулярней, чем отлив идетПриливу вслед, возил бы взад-впередОн пассажиров, письма и пакеты.А вот теперь его меж нами нету —В земле почиет он спокойным сном.Лишь эта надпись говорит о нем.

Эпитафия маркизе Уинчестер[514]

Под мрамором, что здесь стоит,Маркиза Уинчестер спит,Чей дед был граф, виконт — родитель.В свою подземную обительОна с собою унеслаУм и таланты без числаВ придачу к красоте и сану.Увы, пришлось ей слишком рано,Всего лишь двадцати трех лет,Навек покинуть этот свет!Судьба отмерила ей годыСкупей, чем милости природа,Не то б досель была онаВезде хвалой окружена.У той, чей лик пленял все взоры,Сердечный друг нашелся скоро,И, вняв желаньям девы, к нейБог брака светлый ГименейС гирляндой свежих роз явился,Но кипарис меж ними вился,И факел, что пришлец держал,Не пламенел, а лишь мерцал.Едва матроны молодыеЕе поздравили впервыеС наследником, как ей опятьПришлось Люцину[515] призывать,Но А́тропа,[516] а не ЛюцинаС небес приспела на родины,И погубил ее приходКак древо, так и юный плод:Был, не родившись, похороненМладенец в материнском лоне,А вслед затем обрел покойВ земле и склеп его живой.Так иногда побег зеленый,Морозом зимним пощаженный,Теряет жизнь лишь оттого,Что невзначай пастух с негоСорвет бутон полураскрытый,Дождями первыми омытый.Как будто насмерть поражен,Бессильно поникает он,И кажется роса, что утромНа нем сверкала перламутром,Следами горьких слез, о немПролитых помрачневшим днем.Пусть, леди милая, в гробницеТвоим останкам мирно спится!Твой труд безмерно был тяжел:Чтобы другой в сей мир пришел,До срока ты сошла в могилу,Где сладость отдыха вкусила.Горюет о тебе, стеня,Не только знатная родня —Весь Геликон рыдает ныне,Услышав о твоей кончине,И к месту, где почила ты,Приносим вешние цветыМы с берегов родного Кема,[517]От безысходной скорби немы.А ты теперь в раю живешьС той, чей удел на твой похож;[518]С той, что страдала от бесплодья,Пока не дал на свет господь ейИосифа произвестиИ вновь от мужа понести;С той, чьи вторые роды былиТак трудны, что ее убили,И вознеслась она туда,Где мир и свет царят всегда,Где ты, маркиза, вместе с нею,Подругой новою своею,В лучах немеркнущей зариПребудешь выше, чем цари.

По случаю своего двадцатитрехлетия[519]

Мне двадцать три, и Время, этот вор,Неуловимый, дерзкий, быстрокрылый,Уносит дни моей весны унылой,Так и не давшей всходов до сих пор.

Но лишь в обман ввожу, быть может, взорЯ внешностью ребячливой и хилой,Превосходя в душе сокрытой силойИного, кто на мысль и дело скор.

И все ж — спешить иль медлить я обязан,Иду к высокой цели иль ничтожнойИ близок от нее или далек

По воле провиденья непреложной —Благословен мой путь: он предуказанТем, кем мне задан мой земной урок.

ЛАТИНСКИЕ СТИХИ

Перевод с латинского.

ЭЛЕГИИ

Элегия I[520]

К Карло Диодати

Вот и утешен я, друг, твоим долгожданным посланьем!Весть о тебе наконец строки его принеслиИз достославного Честера, гордо вознесшего стеныТам, где, на запад катясь, в море вливается Ди.[521]Рад я, что жив и здоров в краю, столь далеком отсюда,Юноша, чья голова мне, как своя, дорога,Тот, чье сердце меня и в разлуке по-прежнему любит,Тот, с кем свидание мне вскоре пошлют небеса.Крепко прикованный к городу над многоводною Темзой,Не стосковался ничуть я по родной стороне,Не тороплюсь возвратиться на Кем, тростниками поросший,В келью мою не прошу доступ мне вновь разрешить.Скудны там тенью поля, и видеть их нету желанья:Фебовым худо сынам в этих унылых местах!Мне постоянным брюзжаньем угрюмый наставник наскучил,Больше придирки его я не намерен терпеть.Если зовется изгнанием жизнь под отеческим кровом,Где удовольствиям я волен досуг посвящать, —Доля изгнанника мне завидною кажется долей,Имя его предпочту я всем другим именам.О, если б древле Овидию в ссылке томийской суровой[522]Был ниспослан судьбой столь же счастливый удел,Он бы в искусстве своем затмил ионийца Гомера,Большую славу стяжал, чем мантуанец Марон![523]Снова теперь я время нашел для служения музамИ целиком поглощен книгами, жизнью моей.Если ж устану, меня привлекают шумливая сценаИ рукоплещущий зал в пышно убранный театр,Где предстают нам с подмостков скупец или алчный наследник,Воин в мирные дни или влюбленный юнец.Там крючкотвор, раздобревший от тяжбы, ведомой лет десять,Варварской речью своей с толку сбивает невежд;Там в увлеченьях любовных хозяйскому сыну потатчик,Водит слуга продувной за нос тирана-отца;Там, вся горя, но понять не в силах, что это за пламя,Дева уже влюблена, хоть и не знает любви;Там потрясает Трагедия яростно скиптром кровавым,Дико глазами водя и волоса разметав.Стражду я, но смотрю, и смотреть мне отрадно, страдая.Сладкой печали своей выход в слезах я даю,Видя, как мальчик несчастный, чья страсть не встречает ответа,Гибнет, еще не успев в жизни утехи познать;Как из-за Стикса к живым является мститель жестокий,И леденит их сердца факел зловещий его;Как воздается Креонту за кровосмешение предков;Как карает детей Ила с Пелопом судьба.[524]Только сидеть взаперти мне и дома и в городе скучно.Быстротекущей весной я насладиться спешу,Целыми днями гуляя под вязами в парке соседнемИль в благородной тени рощ подгородных бродя.Часто мне там на пути встречаются девушки, звезды,Чье дыханье и взор пламенем полнят мне грудь.Ах, сколько раз я, как чуду, дивился их формам прелестным,Мо́гущим юность опять старцу Крониду[525] вернуть;Блеску очей-самоцветов; румяным ланитам, чьи краскиЯрче светил, что вокруг полюсов мира бегут;Шеям, своей белизной плечо превзошедших Пелопа[526]Или нектар, что разлит в небе на Млечном Пути;Линиям чистым чела; волною струящимся кудрям,Этим сетям золотым, что расставляет Амур,И пурпурным устам, по сравненью с которыми бледнымМы, без сомненья, сочли б твой гиацинт, Адонис![527]Так уступите же первенство им, Героини былые,Вы, кто Юпитером был тайно склонен ко греху,Дочери Суз,[528] и персидские пышноволосые девы,И ниневиянки, цвет царства, где правил Мемнон,[529]И Данаиды,[530] и в плен попавшие к грекам троянки,И многославный в веках правнучек Ромула[531] сонм!Женам, чьи сто́лы[532] белели в театрах Авзонии древней,[533]Пел тарпейский певец[534] не по заслугам хвалу;Меж чужестранками нет соперниц у девы британской;Пусть же местом вторым будут довольны они!Счастлив ты, людный Лондиниум, город в короне из башен,Что дарданцами[535] был в давние дни заложён:[536]Все, что прекрасного есть в подлунном изменчивом мире,Кров себе и приют в стенах находит твоих.Звезд, этих верных служанок возлюбленной Эндимиона,[537]Меньше в небе ночном, чем на твоих площадяхДев златокудрых, к себе влекущих и взоры и мыслиСвежестью и красотой черт и движений своих.Мнится, сюда в колеснице, что стаей голубок влекома,Ныне Венера сама с сыном-стрелком прибыла,Эту страну предпочтя берегам Симоэнта[538] и Книду,Ради нее позабыв Пафос и розовый Кипр.[539]Вот почему и покину я эти счастливые стены,Прежде чем мальчик-слепец ранить успеет меня.С помощью Моли[540] божественной цепи соблазнов ЦирцеиЯ отряхну, убежав тайно из царства ее.Все решено: к берегам камышом окаймленного КемаВ шумную школу свою я возвращаюсь опять,И в ожидании встречи нехитрые дистихи эти,Друг мой, тебе от души в дар поднести разреши.

Элегия IV[541]