Принцип домино. Покой - Leo Vollmond

Стоять самостоятельно Эванс уже не могла. Ларссон держал ее, прижав к себе, и включил теплую воду, смывавшую с них грязь и копоть. Невнятно что-то простонав, Эванс обняла в ответ, опираясь и крепче вставая на ноги. От ее голоса у Адама по телу пробежала дрожь, которую он предпочел списать реакцию от колючих струй.

– Давай так больше не будем, – шепнула Эванс ему в плечо и потерлась об него щекой. Ее голос едва различался на фоне льющейся воды.

– Избавляться от улик? – уточнил Ларссон, осторожно прикоснувшись губами к ее лбу, и помогал Эванс устоять на ногах, прижимая к себе.

– Убивать людей и прятать их в труднодоступных местах, – бормотала она Адаму в грудь, не открывая глаз и размеренно дыша.

– Тогда нам нужен холодильник побольше, – он обнял ее крепче, согревая своим телом.

– Я так больше не могу, – Эванс шмыгнула носом, упираясь лбом ему в грудь и касаясь голой кожи губами, постепенно терявшими синюшный оттенок.

– Шшш, осталось совсем чуть-чуть, – он погладил ее по волосам и положил подбородок на макушку. – Совсем немного, – скоро ее всхлипы затихли, дыхание опять стало ровным. – Совсем немного, – Адам устало закрыл глаза, запуская пальцы в намокшие спутанные пряди, – и тогда я тебя отпущу.

– Обещаешь?

Потеряв уверенность, что держит в руках спящее тело, он посмотрел вниз и столкнулся с распахнутыми серыми глазами, видевшими его насквозь даже сейчас – затуманенным алкоголем и усталостью взглядом.

– Обещаю, – Адам выдохнул ей в губы, склонившись к лицу, когда ее глаза снова закрылись. – Обещаю, – он снова солгал ей – уже спящей и наплевал, что так жестоко обманывать слишком, даже для такой циничной скотины, как он. – Обещаю, – Адам прижался лбом к ее, но Эванс его не слышала. Она мирно спала у него в объятьях, упокоив голову на груди и обдавая кожу размеренным дыханием. – Обещаю, – он крепко сжал ее в кольце своих рук.

Подставил лицо под струи воды, Адам впервые за долгое время ощущал покой и прижимал к себе ту, что одним взглядом могла успокоить поток тревожных мыслей и дать передышку от переживаний мятежной душе. Решала его проблемы и не просила ничего взамен. Всегда. Никогда и ничего, кроме как сдержать обещание отпустить. Отсрочив грядущее, он знал – не получится, и боялся, что когда-нибудь день расплаты настанет. Она видела и слышала слишком много и всегда методично исправляла ошибки. Его ошибки.

И без гениальности несложно догадаться о причине готовности Эванс прыгать через горящий обруч, стоило Адаму щелкнуть хлыстом. По той же причине она разменивала жизнь, заботясь о благе его семьи, согласившись стать адской фурией и по щелчку пальцев приносить голову недоброжелателя в мешке. У этой причины было имя. Самое родное для Адама, из всех остальных. Никки. Для Эванс в этом имени – все, и даже больше. Стоило ли спрашивать, на что она готова ради него, зная ответ наперед – на многое: исчезнуть из жизни сына и не портить родословную семьи; оставаться серой тенью все прошедшие и последующие годы; ставить собственную жизнь под удар вместо жизней отца и дяди, при виде которых мальчик оказывался на седьмом небе от счастья. Она готова на все, и даже больше, только бы с лица Никки не сходила улыбка.

– Обещаю, – в последний раз соврал Адам, чувствуя навалившуюся усталость, и закрыл глаза, подняв лицо под струи воды и держа невесомое тело в руках.

Опять он лжет ей. Снова. От Ларссонов никто не уходит просто так. Еще ни одному человеку не удавалось выбраться живым из их цепких лап: ни Мак-Кинли, ни Томпсону, ни Шарлотте. Их продолжительность жизни сокращалась в геометрической прогрессии, стоило вступить с Ларссонами во взаимоотношения. Независимо от чьего-либо желания или злого умысла мясорубка из жизненных перипетий перемалывала всех и каждого, кто приближался к носителям громкого имени. Оставалось гадать, кто окажется следующим: Эванс, Оулли, Либерсон, коп, который пару раз уже чуть не умер. Ларссоны подобны огням, на свет которых летели мотыльки, не боясь спалить крылья, но в итоге…

Обернув Эванс полотенцем, Адам вынес ее из душа и положил на кровать. За секунду она завернулась в одеяло и засопела. Ларссон принес из кладовки коробку с начерченной маркером на крышке буквой «А». Внутри лежали чистые вещи его размера. Переодевшись, он натянул на Эванс одну из футболок, казавшуюся на ней безразмерной, и лег рядом, проваливаясь в сон. «Эванс права. Нужен рефрижератор», – здравая мысль, с которой Адам обнял спавшую рядом.

Несмотря на снова царивший в душе покой, сон никак не приходил. Вместо него нагрянули воспоминания о давней встрече и малоприятном разговоре, состоявшемся шесть лет назад. Отправленный отцом в Принстон разрешить мелкие семейные проблемы, Адам никак не думал, что наживет себе бед, мирно сопевших теперь под боком. Досконально рассчитав время, он постучал в дверь без приглашения: свободная от занятий суббота, посвященная домашним делам в спешке до выхода на работу в ночную. Сосед по квартире на тренировке по баскетболу, а к самой Эванс никто и никогда не приходил. Это Адам выяснил заранее. Ему не открыли. Пришлось постучать настойчивее и громче. При росте в шесть с половиной футов в дверном глазке виднелось разве что край угольно-черного пальто. Дверь приоткрыта с осторожностью и скрипом. Сквозь небольшую щель в квартиру моментально проник ледяной февральский воздух, прошедшийся холодом по ногам.

Адам вежливо поздоровался, но по поднятым к лицу глазам понял, что его здесь не ждали вообще и никогда. Она моргала, будто прогоняла галлюцинацию, пойманную в легком приходе надышавшись на работе в лаборатории химикатов. Сморгнула несколько раз и убедилась, что галлюцинация не рассеялась. Усилившийся сквозняк отрезвлял холодом, касаясь кожи. Взгляд яснел. Каким бы сомнительным не казалось присутствие Адама, оно было реальным – не плодом подстегнутого препаратами воображения. Она не верила: ей все еще мерещилось воплощение скандинавского бога на пороге, слегка настораживая присутствием, нежели фактом существования, что невольно наводило на мысли о трезвости сознания.

– Прощу прощения, что нагрянул к вам без предупреждения, – Адам одарил ее одной из самых потрясающих улыбок в его арсенале.

До глаз улыбка не дошла. Он всего лишь выторговывал расположение и не особо прикладывал усилий в умелой игре – рассчитывал исключительно на обаяние и ограниченность мышления объекта воздействия. Чести, должно быть, ему это не добавляло, да и расположения, по всей видимости, тоже:

– Ну что вы, мистер Ларссон, вам здесь всегда рады, – она вернула ему столь же милую и столь же фальшивую улыбку, распахивая дверь и пропуская в квартиру. – Мне